— Это так важно? Встретила несколько лет назад твою мать, она и дала.
Мира вспомнила, что-то такое мама говорила.

— Ты в городе? – Она и сама понимала, что задала глупый вопрос. Зачем звонить, если не из желания встретиться? — Ходили слухи, что ты в Америку уехала, — добавила она.

В трубке раздался смех, который тут же перешёл в стон.

— Что с тобой? Ты где? – встревожилась Мира.

— Я в больнице. Собственно, по этому поводу и звоню тебе. Ты можешь прийти ко мне? Хочу кое-что тебе сказать. Да, ничего не приноси, не нужно.

— В больнице? Ты заболела? – спросила Мира, окончательно проснувшись.

— Мне трудно говорить. Адрес пришлю эсэмэской.

— А в … — начала Мира, но в телефоне раздались короткие гудки.

Следом пришло сообщение с названием больницы. «Боже мой, у Аллы онкология!» – Мира растерянно перечитала сообщение.

Она посмотрела на часы — половина шестого. Пока доберётся до больницы, прием посетителей уже закончится. Она пошла на кухню и достала из морозилки курицу для бульона. Алла сказала, что ничего не приносить, но как идти в больницу с пустыми руками? Домашний бульон – это не еда, а лекарство. Мира положила курицу размораживаться в раковину, а сама села за стол. Дочери двадцать восемь, значит, столько же лет они не виделись с Аллой.

С возрастом все новости, даже хорошие, Мира привыкла встречать с осторожностью. После звонка Аллы она никак не могла избавиться от чувства тревоги. И Павла, как назло, нет дома. Может, это и к лучшему. Завтра с утра она сварит бульон, навестит Аллу и всё узнает. Вот только успокоиться никак не получалось.

Алку с десятилет воспитывала бабушка по отцовой линии. Ласки она не знала и часто допоздна сидела у Миры, вместе делали уроки. Бабка гнала самогон и снабжала им всех местных алкашей. Родители, естественно, тоже пили. Жёны алкашей грозились спалить бабкин подпольный завод. Может, и правда, кто-то приложили руку к пожару, а может, как считала милиция, отец уснул с зажжённой папиросой, но Алкины родители не смогли выбраться из горящего дома. Бабка куда-то ушла, а Алка, как всегда, была у Миры. Они остались живы.

После пожара бабку с Алкой поселили в общежитие. На общей кухне самогон варить запретили. Бабка сразу погрустнела, стала считать копейки и оговаривать внучку за каждый съеденный кусок. Питалась Алка у Миры.

Бабка Алкину мать не любила, звала ведьмой, считала, что околдовала её сына, пропал он из-за неё, проклятой, запил. Что дома стоял дармовой самогон, бабка умалчивала. Мать Алки была красавицей. Редкий мужчина, независимо от возраста, проходил мимо, не обратив на неё внимания. Отец ревновал её страшно, даже бил.

Алка выросла и внешне стала очень похожа на мать. Такая же высокая, стройная, с копной кудрявых рыжих волос, с чёрными глазами и пухлыми губами. Веснушки по всему лицу совсем не портили её, наоборот, придавали золотистый оттенок.

Сразу после окончания школы Алка сбежала из дома с каким-то приезжим парнем. «Непутёвая, вся в мать», — говорила бабка, вздыхая.

Маме Миры дружба дочери с Алкой не нравилась, хотя жалела бедную девочку. Когда она сбежал из города, даже облегчённо вздохнула. Всегда боялась, что та собьёт Миру с правильного пути. Что их связывало? Сама Мира тоже не знала, хотя с Алкой было весело.

Мира окончила техникум, стала работать, познакомилась с Павлом и вышла за него замуж. Через год у них родилась дочка. Об Алке слышала только сплетни.

Мама Миры работала, не могла помочь, а вечерами, когда Павел был дома, приходить стеснялась. Так и крутилась Мира сама, от усталости в прямом смысле валилась с ног.

Единственное, о чём она мечтала в то время, выспаться. Стоило во время кормления дочери прикрыть глаза, Мира проваливалась в сон. Встряхивалась, пугаясь, что выронила дочь или та задохнулась под тяжестью большой груди. Дочка, наевшись, мирно спала на руках. Мира перекладывала её в кроватку и шла сцеживать молоко, готовить обед, стирать замоченные пелёнки, заставляя себя не закрывать глаза.

В это сложное для Миры время и объявилась Алка. Она стала ещё больше похожа на свою мать, ещё красивее, хотя куда уж больше.

— Ну и видок у тебя, подруга. Всегда знала, что замужество и материнство женщину не красят. Никогда у меня не будет детей, — как всегда, без привествия и вступления, сказала Алка, увидев Миру.

— Не зарекайся, — усмехнулась подруга.

Потом Алка рассказала, что сделала много абортов и родить уже никогда не сможет. Но материнские чувства в женщине заложены генетически. Алка с удовольствием помогала сидеть с ребёнком, гуляла с ним, пока уставшая Мира готовила обед или тупо спала.

Вскоре Алка бросила парня, с которым сбежала, сделав от него первый аборт. Следующий её мужчина был намного старше. Он снял Алке квартиру в центре Москве, приходил к ней дважды в неделю.

— Жила почти в шоколаде, — вздыхала, вспоминая те дни, Алка.

— Почему почти? – спросила Мира. Слушать про мужиков подруги было скучно и неинтересно, но ради приличия она разговор поддерживала.

— Старый, противный, — скривилась Алка. – Хотя не был жадным, денег давал много, золото дарил, шубы.

— А как же жена, дети?

— Причём здесь они? – отмахнулаась Алка.

Мужчина узнал, что в остальное время Алка встречается с другими, выгнал её из квартиры. Потом были другие, даже иностранец. Вот откуда пошли слухи, что она уехала в Америку. Хотя иностранец был из Норвегии.

— Что я всё о себе? Тебя-то как угораздило так вляпаться, превратиться в молочную фабрику? И это ты называешь счастьем? Не надо мне такого.

Павел отнёсся к Алке настороженно.

— Не знал, что у тебя такая подруга, – сказал он, увидев её впервые.

— Тише ты, услышит, — оборвала его Мира. – Она поживёт несколько дней у нас. Ей некуда идти, у неё никого нет, бабка и та умерла. Она добрая, только выглядит такой. Знаешь, как она мне помогает с Настей?

А потом у Насти поднялась температура, которую ничем не могли сбить. На третий день вызвали «скорую». Насте сделали укол и забрали в больницу. Мира выскочила из квартиры следом в чём была — в халате и тапочках.

Павел растерялся, а Алка принесла в больницу сменную одежду, шампунь, зубную пасту со щёткой… Через неделю их выписали. Мира оглядела чистую квартиру, в холодильнике стояла кастрюля с супом, котлеты в контейнере.

— Нежели ты сам приготовил? И полы помыл, – удивилась Мира.

— Алка это, — сказал Павел, отведя глаза в сторону.

— А ты говорил, шалава, – укорила мужа Мира. – А где она?

— Не знаю, уехала. Да что ты все о ней? Как дочка, расскажи.

Ночью Мира прижалась к мужу, соскучившись. Молоко от переживаний за дочку пропало. Теперь грудь не болела, а то она всегда вскрикивал от боли, когда Павел сильно обнимал её по ночам.

Но Павел пробубнил что-то бессвязное и отвернулся от неё. Так повторилось и на следующую ночь…

— Павел, что случилось? Ты разлюбил меня? Я уставала, спать хотела смертельно, но никогда не отказывала тебе в близости, — обиженно сказала Мира.

Он что-то говорил, оправдывался. Но со временем у них всё наладилось. Мира похудела, теперь не надо было много есть, чтобы прибывало молоко.

Выросла дочь и вышла замуж. Они с Павлом живут вдвоём, спокойно и дружно, как не жили в молодости.

И вот теперь этот звонок…

Мира не могла представить Алку смертельно больной. Ошибка какая-то. Ночью заснуть не могла, всё думала и вспоминала. Устав ворочаться, она встала и начала варить бульон.

Не стала ждать часов приёма, налила бульон в термос и поехала в больницу. Надеялась уговорить охранника, чтобы пропустил. В крайнем случае, предложит денег.

В узкой палате вдоль стен стояли две койки. На одной лежала худенькая женщина в платке. Из-за него она показалась Мире старушкой.

Она хотела спросить, не перепутала ли палату, как женщина открыла глаза, и… Мира узнала Аллу. Как же она изменилась! Личико маленькое, бледное, обтянутое кожей. Даже веснушки исчезли. Поверх одеяла лежали худые, как ветки, руки. Куда делась яркая цветущая Алка? Чёрные глаза потухли.

Видимо на лице Миры отразилась вся буря чувств.

— Не узнала, – сказала Алла.

Мира постаралась взять себя в руки, улыбнулась и подошла к постели.

— Что с тобой?

— Что заслужила. Присядь, — Алла скосила глаза на край кровати.

Мира присела. Вспомнила про бульон, начала торопливо доставать термос.

— Убери, не буду, – сказала Алла, не спуская с Миры тревожного взгляда.

— Я поставлю на тумбочку. Свежий, только что сварила. Может, потом поешь.

Алла не ответила.

— Как ты себя чувствуешь? – спросила Мира, не зная, о чём можно спрашивать, чтобы не обидеть.

— Для последней стадии вполне.

— А операцию делали?

— Поздно. Не будем тратить время. Моих сил надолго не хватит. Я хотела сказать тебе…

— Что?

— Не перебивай, — оборвала её Алла и закашлялась.

— Всегда тебе завидовала,- сказала она, отдышавшись после натужного кашля. – Квартира, муж хороший, дочка, родители живы. Даже когда ты от усталости сидя засыпала, завидовала тебе, — Алла замолчала.

— Столько мужиков было, денег, а счастлива не была ни минуты. Хотя нет, была. Помнишь, ты с дочкой в больницу попала?

— Конечно. Ты мне тогда одежду принесла, — Мира улыбнулась.

— Думала, унесу свой секрет в могилу… А сейчас так страшно стало… Ты в больнице лежала, а я с Павлом… осталась. – Голос Аллы становился всё тише, она часто прерывалась, борясь с одышкой, выглядела еле живой.

Мира и тогда всё поняла, только не хотела сама себе признаваться. Кому от этого было бы лучше? Да и наладилось у них с Павлом тогда быстро.

— Я ведь так завидовала тебе, что решила… прикоснуться к твоему счастью… хоть чуточку… Соблазнила Павла… Стоило мне только захотеть, бросил бы он тебя… Уверена. – Алла прикрыла глаза.

— Всегда помнила те наши с ним несколько дней, — заговорила она через несколько минут. — Мне их надолго хватило…

— Почему сейчас сказала? — Мира смотрела в окно, не могла видеть тревожные, жаждущие прощения глаза.

— Я умираю. — Алла легонько дотронулась до руки Миры, словно бабочка села.
Мира отдёрнула руку, вскочила с кровати так резко, что легкое тело Аллы подпрыгнуло на распрямившихся пружинах.

— Прости, — прохрипела Алла.

Мира, не оглядываясь, выбежала из палаты.

— Напоследок решила отравить мне жизнь. Прощения она хочет. Даже сейчас завидует, умирает и завидует. Я буду жить, у меня есть муж, скоро будут внуки, а к ней и прийти некому. Скольким женщинам она испортила жизнь, путаясь с их мужьями, отбирая у семьи и детей деньги?

Раньше бы простила, а сейчас не могу. Не для своего спасения она рассказала, а чтобы мою жизнь разрушить напоследок… – Мира, задыхаясь, бежала по улице, не замечая слёз и того, что говорит вслух.

— Надеется, что устрою Павлу скандал. Поссорить нас решила. Всё рассчитала… – Мира остановилась, осмотрелась по сторонам и побрела дальше уже медленно, словно к ногам привязали гири.
Она увидела скамейку и опустилась на неё.

— Да что я, в самом деле? Она же умирает. Я ещё тогда догадалась обо всём, почувствовала. Молчала, потому что боялась одной остаться с дочкой на руках. Ты уехала, а я осталась. Прощу или нет, ты уже наказана. Умирать в таком возрасте страшно. Господи, что же я… — Мира вскочила со скамейки, снова села.
Потом решительно встала и пошла прочь. У ворот больницы стояла часовенка. Мира зашла, купила свечки, написала записочку о здравии тяжелоболящей Аллы.

— Как раз восьмого апреля будет день памяти святой мученицы Аллы Готфской, — улыбнулась ей женщина за свечным ящиком. – Родственница ваша? Сорокоуст закажите. Господь милостив, все наши грехи прощает… Домой Мира шла медленно, буря внутри улеглась.

Когда вернулся Павел, она накормила его и сказала, что была у Аллы в больнице.

— У какой? – спросил муж.

— Помнишь, приезжала к нам, когда я в больницу с Настей попала? Она умирает. Позвонила, просила прийти, я ей бульон отнесла.

Ей показалось или Павел действительно напрягся? Смотрел на неё внимательно, ожидая продолжения, вопросов.

— Ну, а ты как? Забор поставили? – перевела разговор Мира, убирая со стола посуду.

Павел шумно выдохнул и стал рассказывать.

— Слушай, а может, купим небольшой домик за городом? Посадишь цветы перед окнами, клубнику будем выращивать, по ночам соловьёв слушать… Внуков брать на лето будем. Собаку заведём. Грибы будем собирать в лесу, на рыбалку ходить… – мечтательно говорил Павел, лежа ночью рядом с Мирой.

— А что? Прекрасная идея, — сказала Мира, улыбнувшись
Она чувствовала себя легко и спокойно.

«Зачем ворошить прошлое? Столько лет прошло. Мы с мужем одно целое. А у кого не было ошибок? Не ушёл же, не бросил меня с ребёнком. А мог бы. Мог бы? Наверное. Что ж, не увела мужа, и на том спасибо…» — думала, засыпая Мира, прижавшись к тёплому боку Павла.

Через два дня ей позвонили из больницы и сообщили, что Алла умерла.

— Вы родственница? Хоронить вы будете? – спросили в трубке.

«Нет!» — хотела крикнуть Мира, но промолчала.

Она поехала в больницу, заказала всё, что нужно для похорон. Одна стояла у могилы. Потом, должен же кто-то проводить Аллу в последний путь по-человечески.

«Бог велит прощать, — вспомнила она слова женщины из часовни при больнице. — Не простишь – себе навредишь…»

«Алка завидовала мне, может, не мне одной. И что с ней стало? Я, может, в сто раз хуже была бы, если бы без родителей росла, с бабкой-самогонщицей…» — думала над могилой Мира.

«…Обида тоже душу выжигает, тоску и болезни притягивает…»

— Вот и всё. Я простила, а с Богом сама разбирайся, — сказала Мира, бросая в могилу горсть земли.

Она шла с кладбища, вдыхая весенний апрельский воздух. На деревьях набухли почки, вдоль дорожек пробивалась молодая трава. «Скоро придёт с работы Павел, нужно успеть приготовить ужин…» Мира увидела подъехавшее к воротам кладбища такси и поспешила к нему…

Дядя Паша, или Жизнь продолжается…

Борис сидел за кухонным столом, тупо уставившись в стену перед собой. Ничего там интересного не было, как и ответов на его вопросы. Он вздохнул и брезгливо посмотрел на недопитый чай в стакане, разбавленный до последней возможности. Больше заварки не было, как и денег, чтобы купить её. Борис встал и выплеснул чай в раковину, сполоснул стакан, налил из чайника остывающий кипяток, выпил.

Как он оказался здесь? Ведь было всё: работа, квартира, жена, дочка… И ничего не осталось.

***

Борису было пятнадцать, когда мать привела в дом мужчину. Она тесно прижималась к нему, держа его под руку.

— Это дядя Паша. Он будет жить с нами. Мы расписались, — смущённо сказала она, теребя другой рукой ворот шёлкового цветастого платья.

Дядя Паша выглядел намного старше матери, был ниже её ростоми и очень тощим. Он невозмутимо разглядывал насупившегося подростка.

Борис не ребёнок, догадывался, что у матери кто-то есть. Она часто по вечерам уходила куда-то, врала, что к подруге. Возвращалась с блуждающим счастливым взглядом, легкой виноватой полуулыбкой на губах и со стёртой помадой на губах. Борису даже нравилось быть предоставленным самому себе.

Все говорили, что мать у него красивая и молодая. Было приятно это слышать, хотя сам Борис так не считал. Мать есть мать, не хуже, чем у других. Но разве молодая? Все люди старше тридцати Борису казались старыми.

Отца он не знал. Мать не любила о нём говорить. И вот теперь она привела в дом дядю Пашу. Разве им вдвоём было плохо? Борис развернулся и пошёл в свою комнату.

— Борис! – окликнула его срывающимся голосом мать.
Он хлопнул дверью.

— Сынок, он хороший, надёжный, с ним нам будет легче жить. Ты не ревнуй, для меня ты останешься самым важным в жизни, — говорила мать, зайдя позднее в его комнату. – Я сейчас пожарю картошку и будем ужинать. И постарайся вести себя прилично с ним.

Мать порхала вокруг дяди Паши, щёки её горели, взгляд туманился. Борис отчаянно ревновал. Чувствуя свою вину, мать давала больше денег на карманные расходы. Откупалась.

— Ты на мать не злись. Она у тебя хорошая. Ты уже большой. Пройдёт несколько лет, у тебя будет своя семья, думаешь, легко ей будет одной? То-то же. Я не обижу её, — пытался поговорить с Борисом дядя Паша.

Борис насуплено молчал, хотя понимал, что он прав. Надо отдать дяде Паше должное, он никогда не спрашивал про дела в школе, кем Борис мечтает стать.

Окончив школу, Борис объявил матери, что поступать никуда не будет, пойдёт в армию, чувствуя себя лишним теперь.

— И правильно. Армия — хорошая школа жизни. Уважаю. А учиться сможешь потом, на заочном. Образование нужно. Послужишь, там и определишься с профессией, – веско сказал дядя Паша, прервав заголосившую было мать.

Через год возмужавший Борис вернулся домой. Мать без конца обнимала его, накрыла праздничный стол, как положено. Борис впервые позволил и дяде Паше обнять себя. Он выпил с ним на равных, с непривычки быстро захмелел.

— Что делать думаешь? – спросил дядя Паша. — В институт поздно, занятия уже начались. Что умеешь?

— Дай ему отдохнуть, — вступилась мать, погладив сына по плечу.

Борис рассказал, что права в армии получил, может водить почти любой транспорт, ремонтировать тоже умеет.

— Вот и хорошо. У моего друга автомастерская, поговорю с ним, чтобы взял тебя. Зарплата приличная, но вкалывать придётся, — сказал дядя Паша.

— Пойду, — сказал Борис.

Через месяц он получил первую зарплату и объявил, что хочет снять квартиру и жить отдельно.

— Не пущу! – вскинулась мать. — А кто тебе готовить будет? Компании будешь водить, женщин….

— Не кричи, Люда. Сама молодой не была? – осадил её дядя Паша. — Он прав. Не к нам же девушек приводить. Только снимать не надо. – Он вышел в прихожую. Когда вернулся, подал Борису ключи. — Живи в моей квартире. Маленькая, правда, и на окраине города. Тебе одному хватит. После развода с женой и размена квартиры досталась. Там, правда, жильцы живут, но я позвоню, съедут.

— С женщинами будь поосторожнее, не спеши, выбирай с умом. Квартиру, если что, не разменять будет при разводе. И на бутылку не налегай, — наставлял дядя Паша.

Выслушав напутствия, Борис начал самостоятельную жизнь. Мать первое время приезжала, привозила суп и котлеты, пока Борис был на работе. Как же мальчик без горячего? А потом у Бориса появилась девушка, и мать ездить перестала. Со Светой они прожили вместе почти два года. Борис уже учился в политехе на заочном отделении машиностроительного факультета.

Он не помнил, почему они поругались. Но расстались легко. Ему даже показалось, что Света специально затеяла ссору, чтобы уйти. Потом были другие девушки, пока не встретил рыжеволосую красавицу Катю. Парни шеи сворачивали, когда они с ней шли по улице. Борис ревновал, а Катя посмеивалась и подначивала его.

Учиться оставалось один год. Боясь, что уведут у него Катю, Борис сделал ей предложение. К его радости она согласилась. Сразу после свадьбы Катя объявила, что беременная. Света предохранялась, Борис рассчитывал, что и Катя тоже, поэтому не заморачивался и искренне удивился новости.

Мать засомневалась, что это ребёнок Бориса, о чём намекнула сыну. Борис отмахнулся. Его волновало другое. Для двоих однушки достаточно, но с ребёнком будет тесно. Малышу нужно ползать, бегать… Борис поговорил с дядей Пашей, и тот согласился продать квартиру. Добавил денег, и Борис купил двухкомнатную квартиру.

Когда родилась Иришка, мать осторожно намекнула, что дочка на Бориса совсем не похожа. Откуда чёрные волосы? У Бориса русые, а у Кати рыжеватые. Родилась раньше срока, а выглядит вполне доношенным и крепким ребёнком. Посоветовала сделать тест на отцовство.

Борис не разделял её сомнения, тест делать не стал. Все младенцы казались ему на одно лицо. Подумаешь, у дочки тёмные волосы, ещё сто раз поменяются.

Но через год, возвращаясь с работы, Борис во дворе увидел Катю с каким-то черноволосым мужчиной. Они разговаривали, словно давно знакомы. Увидев мужа, Катя смутилась и стала путано объяснять, что мужчина ищет какой-то дом… Борис вспомнил о сомнениях матери, но ничего не сказал. А потом снова столкнулся у дома с кавказцем.

— Эй, — окликнул его Борис.

— Что тебе? – спросил мужчина с чуть заметным акцентом.

— К Кате с дочкой близко не подходи, понял? Ещё раз увижу тебя поблизости, ноги повыдёргиваю. – Борис возмужал, выглядел куда крупнее и грознее мужчины.

Кавказец поспешил скрыться.

Катя на кухне жарила котлеты, дочка играла на полу. Всё как всегда. Может, показалось? Борис на время успокоился. Но через какое-то время Катя сама призналась, что не может забыть отца Иришки. Что он внезапно уехал, а она не успела ему сказать о беременности. А тут Борис подвернулся со своим предложением.
Теперь он вернулся, нашёл её, узнал о ребёнке и уговаривает развестись с мужем, жить сним.

— Уходи, — сказал Борис.

Он смотрел в окно, как Катя с дочкой и с вещами садилась в иномарку кавказца, и не верил, что это правда. Надеялся, что вернётся, ждал. А потом запил. С работы уволили.

Однажды на собеседовании встретился с бывшим одноклассником. У него магазин автозапчастей, предложил работу. Борис согласился. Через несколько месяцев из сейфа пропала крупная сумма денег. Одноклассник сказал полиции, что накануне он при Борисе клал их в сейф.

У Бориса денег не нашли, но всё было против него. Бывший одноклассник предложил забрать заявление в обмен на деньги. Борис продал квартиру. Расстались друзья плохо.

Борис снял на окраине маленькую запущенную однушку. Жена ушла, квартиры нет, работы и денег тоже. Вся его жизнь летела в тартарары. Да ещё хозяйка халупы грозилась выселить его с полицией, если в ближайшее время Борис не заплатит за последний месяц. А где взять денег? Мать к тому времени умерла от рака. А про дядю Пашу просто забыл.

***

На карниз сел голубь, глядя на него через стекло то одной, то другой бусинами глаз.

— Извини, друг, у меня даже крошки нет, — сказал Борис, подойдя к окну.

Двор заливало солнце, зеленела молодая трава, на деревьях показались мелкие листочки. Два малыша катались с пластиковой горки на детской площадке. Их мамы болтали рядом. Подросток болтался на турнике вниз головой. Борис изумлённо смотрел на жизнь за окном. Сколько же он не выходил из дома?

Ему захотелось последний раз вдохнуть свежего весеннего воздуха. Он рванул на себя створку. Испуганный голубь вспорхнул, царапнув коготками по металлическому карнизу. Борис лёг грудью на подоконник и высунулся в окно. Внизу зеленел газон с кустами сирени. Подумал вдруг, что вряд ли разобьётся, спрыгнув с четвёртого этажа. Переломается, но будет жить инвалидом.

Мозг подсказал другой вариант. Борис пошёл в комнату, достал из шкафа коробку из-под обуви с лекарствами, оставленную то ли хозяйкой, то ли прежними жильцами. Цитрамон, анальгин, аспирин, таблетки от кашля, капли в нос… Не густо. Если всё выпить разом, почки могут отказать, но сразу он не умрёт, будет мучиться. Тоже не выход. Посмотрел на люстру и представил, как будет болтаться на крюке с высунутым языком…

Борис пошёл в ванную и пустил воду из крана. Он увидел себя в зеркале над раковиной и ужаснулся. На него смотрел обросший и худой мужик неопределённого возраста, с запавшими глазами. Краше в гроб кладут.

На полке лежала безопасная бритва. Борис пошёл на кухню за ножом. Хотел уже вернуться в ванную, как зазвонил телефон. От неожиданности Борис вздрогнул. Ему давно никто не звонил, думал, что телефон разрядился. Бодрая мелодия била по барабанным перепонкам, больной голове. Борис взял мобильник и ответил.

— Боря? – услышал он слабый стариковский голос.

— Да.

— Дядя Паша это. Помнишь меня?

— Да, — как автомат, ответил Борис.

— Приболел я малость. В больнице лежу. Навести старика. Разговор у меня есть к тебе.

— Куда? – спросил Борис, разглядывая лезвие ножа и думая, что надо бы его поточить.

Дядя Паша назвал больницу.

— Хорошо, — сказал Борис.
Только когда экран телефона погас, он вспомнил, что не спросил, чем болеет дядя Паша.

Вода как раз набралась. Борис разделся и залез в ванную. Погрузившись в воду, он вспомнил, что оставил нож на столе рядом с телефоном, но вылезать было лень. Потом с трудом побрился, руки тряслись. Надел более-менее приличную одежду. В кармане брюк нашёл смятые пятьдесят рублей. До больницы доедет на автобусе, а возвращаться придётся пешком. Да ладно.

В палате он растерялся, блуждая взглядом от кровати к кровати, пока дядя Паша не окликнул его. Не узнал. Дядя Паша похудел ещё больше, морщинистое лицо походило на сушёный урюк.

— Что, не узнал? Ты выглядишь не лучше. Сядь-ка поближе, мне говорить трудно. – Дядя Паша показал глазами на край кровати.
Борис сел.

— Как вы? Что с-свами? – спросил, запнувшись, Борис.

— Старость. Второй инфаркт. Из реанимации в палату перевели, и сразу тебе позвонил. – Говорил он таким слабым голосом, словно ветер шелестел листвой. — Первый после смерти Людочки случился. А этот… — Дядя Паша хотел махнуть рукой, но она бессильно упала поверх одеяла. Дядя Паша поморщился.

— Возьми в ящике тумбочки ключи от квартиры. Я вряд ли вернусь туда. Бери – бери, — заметив сомнение в глазах Бориса, повторил старик. — Я всё оформил на тебя. Документы в квартире найдёшь. Там и сберкнижка лежит с доверенностью. Денег не очень много, но всё же деньги. У меня кроме тебя никого нет. – Дядя Паша помолчал. Борис ждал.

— Чуть не забыл. Машина в гараже у соседа. «Москвич» старый, но на ходу. Сосед покажет гараж.

— Дядя Паша, я…

— Брось. Я не в обиде. Молодой, не до меня тебе было. Вижу, у тебя тоже не лучший период жизни. Похорони меня рядом с Людочкой, памятник поставь. Мне хватит. – Дядя Паша прикрыл глаза. — Иди, устал я.

— Спасибо. Я завтра приду. — Борис пожал его сухую руку.

Он сразу поехал на квартиру, где прошло его детство. В съёмную халупу возвращаться не хотелось. Здесь почти ничего не изменилось. На стене мамин портрет. Молодая и красивая, она глядела на Бориса и улыбалась.

В холодильнике нашёл недопитую бутылку водки, заветренный сыр, пачку масла, полбанки маринованных огурцов. Остальные продукты испортились, завтра выбросит. Борис налил в стакан водки, выпил залпом, закусил огурцом. За окном располагалась точно такая же детская горка и турник. Разноцветные машины притулились к ограждению детской площадки.

Борис пожалел, что выпил. Сейчас бы с удовольствие сел за руль, соскучился. Он допил водку, пошёл в комнату, лег ничком на диван и уснул.

Из сна его выдернул звонок в дверь. Борис открыл и увидел на пороге молодую девушку.

— Вы Борис? А я иду, вижу свет в окнах квартиры. Дядя Паша предупреждал, что вы придёте. – Она говорила и улыбалась, и на круглых щеках возникали милые ямочки. — Я Надя, соседка, живу этажом ниже. Я помогала дяде Паше, в магазин ходила, убирала квартиру. После смерти вашей мамы он сильно сдал.

Борис спохватился, стал приглашать девушку зайти.

— Нет, поздно уже. Я этажом ниже живу, квартира справа от лестницы. Если что, не стесняйтесь, заходите, — повторила Надя. — А как дядя Паша?

— Держится.

Борис закрыл за ней дверь и прошёл на кухню. На столе, закапанном рассолом, стояла пустая бутылка, банка с огурцами. Хорошо, что Надя не видела. Он убрал со стола, вернулся в комнату, накрылся пледом и уснул.

На следующий день спросил у соседа про гараж, взял машину и поехал в больницу. В палате дяди Паши не оказалось, на кровати лежал голый матрас.

— Утром проснулись, а он… — сказал мужчина за спиной. – Хороший у вас отец был, правильный. Вы к врачу подойдите, всё вам скажет.

Борис на негнущихся ногах вышел из палаты. Перед глазами всё расплывалось.

— Таких, как ваш отец, жалко. Хороший был человек, не скандальный, уважительный.

— Он мне не отец. Отчим, – выдавил из себя Борис.

— Тем более…

На улице бушевала весна, светило солнце, со смертью это как-то не вязалось. Борис сел в машину и поехал на съёмную квартиру. Собрал свои вещи, позвонил хозяйке. Она пришла быстро, цепким взглядом всё осмотрела.

— Не бойтесь, деньги за последний месяц принесу, — пообещал Борис, отдавая ей ключи.

— Принесёт он, — проворчала хозяйка, но отпустила.

Вечером к нему заглянула Надя. Узнала о смерти дяди Паши и расплакалась. Они вместе занялись похоронами и поминками. У дяди Паши оказалось много друзей, попрощаться с ним пришли почти все соседи. Его любили и уважали, говорили много хороших слов. Борис молчал, сгорая от стыда. Он не навещал его, забыл.

Когда все ушли, Надя мыла посуду, а Борис собирал столы, стулья, относил к соседям. Потом подошёл к Наде и обнял сзади. Она не отстранилась…

Утром он долго смотрел на спящую Надю, боясь пошевелиться, чтобы не разбудить. Подумал, что не заслужил такую девушку. Жизнь неожиданным образом налаживалась. И всё благодаря дяде Паше. Борис вляпался по самое не балуй, разрушил свою жизнь. Если бы не дядя Паша, неизвестно, что сейчас было бы с ним. Он так живо представил себя в красной от крови воде ванны, что его передёрнуло.

Взгляд упал на мамин портрет на стене. Именно она привела дядю Пашу в дом. Что она тогда сказала? Что с ним им будет хорошо? А он ревновал…

Надя открыла глаза и улыбнулась.

— О чём думаешь?

— О тебе, и ещё о том, как хорошо жить…

На следующий день он занялся поисками работы. Остальное потом. В ближайшей автомастерской к нему отнеслись недоверчиво.

— Пьёшь?

— Нет, болел, — ответил Борис.

— Образование какое?

— Высшее.

— Так чего молчишь? Дуй на второй этаж к начальнику мастерской.

— Слушай, у меня некому документами заниматься, заказами запчастей… С документами работал? – спросил Бориса полный лысый начальник мастерской.

— Да, но я лучше механиком. — Борис не стал рассказывать про печальный опыт с деньгами.

— Как знаешь. Но ты подумай. Завтра выходи на работу.

Надя заходила почти каждый день. Однажды пришла грустная, отстранилась, когда Борис попытался её приобнять.

— Что случилось?

— У нас будет ребёнок, — сказала Надя. Заметила, как Борис напрягся. — Извини, я не вовремя… Ты не бойся, мне от тебя ничего не надо…

— Что значит, ничего? Ребёнок что, без отца расти будет? Глупая ты, — и Борис рассказал про жену.
На следующий день они подали документы в ЗАГС.

Как-то позвонила Катя, осторожно стала расспрашивать, как Борис живёт. Он ответил, что у него всё отлично, женится, скоро станет отцом. Катя протянула грустное «А-а-а…» и отключилась.

Жизнь Бориса сделала кувырок на триста шестьдесят градусов, и всё встало на свои места. Правильно говорят, что упав на самое дно, нужно от него оттолкнуться, чтобы начать подниматься наверх.

Жизнь продолжается…