Завтрашний день

Таня прожила с Игорем пять лет, но так и не дождалась приглашения в ЗАГС. Девушка была отменной хозяйкой, чистюлей. А ещё ласковой и нежной. Но последнее время почувствовала охлаждение отношений. Точнее, холоднее становился Игорь, часто бывал не в настроении и не желал общаться. Как только поужинает, так уходит к телевизору смотреть очередной фильм.

На нежность Тани отмахивался и говорил, что устал и хочет побыть один.

— Послушай, Ира, — советовалась Таня с сестрой, — что это может быть? И тянется такое ко мне отношение вот уже почти два месяца.

— Вы что, и не спите вместе? – спросила сестра.

— Изредка, но отношения от этого почти не улучшаются, — сокрушённо ответила Таня, — чего уж я только ни пробовала: и пироги, и ужин при свечах, а у него всё физиономия кислая. Разлюбил? Как ты думаешь?

— А ты как чувствуешь: есть у него другая? – спросила Ира.

— А откуда мне знать? Нет, вроде. После работы домой приходит. Но мне от этого не легче.

— Встречаться он может и днём с кем-то. Например, в обеденный перерыв или крутить шашни на работе, чужая душа – потёмки, — задумчиво сказала Ира, — а почему бы тебе не поговорить с ним начистоту? В конце концов, вы не муж и жена. Возможно, он считает, что имеет право гулять, искать себе другую.

— Ты думаешь? – глаза Тани наполнились слезами, — Как так можно? Ведь я ему ничего плохого не сделала, лишнего слова не сказала…

— Ну-ну, перестань плакать. Ты у нас девушка красивая, хозяйственная, в случае чего себе мужа найдёшь, пока молодая. Я бы на твоём месте не стала терпеть, а выяснила всё откровенно. По мне уж лучше горькая правда, чем неизвестность.

Вечером того же дня Таня после ужина сказала Игорю:

— Если я тебе надоела, то уходи. Я тебя держать не стану, хоть и люблю по-прежнему…

— С чего это ты взяла? – начал Игорь, но тут же осёкся, увидев слёзы, хлынувшие по щекам Тани.

— Ну, вот ещё, сцен мне тут не хватало… — Игорь занервничал и начал собирать сумку. Таня стояла как поражённая громом. Она и подумать не могла, что её парень, её муж, хоть и неофициальный, так сразу сорвётся бежать от неё.

А он собирал одежду, небрежно бросая отглаженные рубашки и футболки с спортивную сумку. Затем оделся и не обернувшись, стал отпирать дверь.

— Игорь! – не выдержала Таня, — И это всё? И ты ничего мне не скажешь? Пять лет нашей жизни…

— А что говорить, ты же сказала уже всё. Ты всё поняла. Да, мы больше не любим…

— Ты больше не любишь… — поправила его Таня. Но Игорь выходил в коридор. Таня выбежала за ним:

— У тебя другая? Да? Почему ты мне не сказал? – крикнула она ему, сбегающему вниз по лестнице.

— Нет, никого нет. Просто… ты – мой вчерашний день. Понимаешь? Тупик. Нет любви. Вот и всё. Понимаешь? – хладнокровно отпарировал Игорь.

— Вчерашний день? – Таню захлестнули настолько обидные слова. Она задохнулась, как от пощёчины и убежала в квартиру.

— Вчерашний день… как поношенное платье скинул и ноги вытер. Пять лет молодости… — девушка не могла прийти в себя. Она, начиная разговор с Игорем надеялась, что всё-таки ошибается, что, возможно, у парня что-то не в порядке на работе, в душе, а она поможет ему справиться. А тут – она – вчерашний день…

Таня сникла и заболела. На больничном она лежала с температурой и еле могла ходить. Стресс ей не давал даже мыслить чётко и ясно. Перед глазами стоял Игорь, складывающий вещи в сумку, его равнодушное лицо, будто она перед ним в чём-то провинилась.

— Ну, знаешь, Танька, ты давай не пугай родителей и меня, хватит хандрить. Не клином на нём белый свет сошёлся. Да, и такое бывает. Кругом и всюду. Не ты первая, не ты последняя, — твердила ей каждый телефонный разговор Ира, — я вот к тебе приду, и мы генеральную затеем. Нет, лучше ремонт. Это самое лучшее средство от хандры.

— Ирочка, спасибо… — слабо улыбалась Таня, — ты самая лучшая моя сестра и подруга.

Время шло к весне, сёстры переклеивали обои в комнатах, сменили шторы, а на кухне появилась новая посуда.

— Ну, как? Красота же! – смеялась Ира, — С новым ремонтом – в новую жизнь. И не думай киснуть. Уныние – самый тяжёлый грех. Надо радоваться, что все живы и здоровы. А остальное – мелочи жизни.

Таня кивала, соглашаясь и ставила перед сестрой очередной шедевр – пирог с капустой.

— Теперь ты меня откармливать будешь своими пирогами? – смеялась Ира, уплетая второй кусок, — а я согласна. Диета подождёт. Ты умница и труженица, дорогая моя. Не грусти.

Таня не сразу привыкла к новому порядку в своей жизни. Чтобы заполнить пустоту, она стала ходить в спортзал и бассейн, а сестра приглашала её на спектакли их драмтеатра.

Два года пролетели в заботах и на работе. Таню повысили в должности, и она старалась не ударить в грязь лицом. В их редакторском отделе появились новые люди, а она побывала на семинарах в областном центре и вдохновилась работой ещё больше.

В её жизни появился Сергей, скромный местный поэт, иногда печатавший свои стихи в их газете. Худощавый, в очках, в поношенном старомодном костюме, он стал приходить в редакцию чаще, и всегда старался поговорить с Таней. Наконец, он решился пригласить её в кафе якобы послушать его новые стихотворения.

— Понимаете, Танечка, ваше мнение мне особо важно, — смущаясь говорил он, — вы отличный специалист и просто хороший человек.

— Откуда вы знаете? – засмеялась Таня.

— Я по глазам вижу… — улыбался Сергей, — Так вы согласны меня послушать?

В кафе они сидели вечером почти два часа. Время пролетело незаметно. Таня открыла для себя вдумчивого поэта, с потрясающими лирическими стихами.

— Но как вы умудряетесь в такие тонкие стихи ещё вплетать и юмор? – удивлялась Таня, — Теперь я ваша поклонница. Приносите стихи. Будем печатать. Надо бы и о книге подумать.

— Спасибо вам большое, Танечка. Только я ведь не из-за книги и публикаций в газете к вам хожу. Понимаете? – он смутился, но продолжил, глядя в свою потрёпанную тетрадь со стихами, — вы не просто для меня товарищ, вы очаровательная женщина… И, если можно… я бы мог надеяться на встречи? Если, конечно, не противен вам…

Таня молчала. Она чувствовала отношение Сергея давно. С первых встреч с ним в редакции. Да это было заметно и всем присутствующим. Сергей делался похожим на большого неуклюжего ребёнка, когда видел Таню и шёл ей навстречу, не замечая других.

Ей сначала было забавно видеть это, она улыбалась, отчего её голубые глаза светились тёплыми искрами. Когда Сергея не было несколько дней, Таня вспоминала о нём и думала, куда же пропал этот смешной и добрый талантище.

А сейчас в этом кафе, после его слов, ей так захотелось прижаться к нему, чтобы утонуть в его уютных объятиях, чтобы сделать его и себя счастливой. Она подняла на него глаза и он, видимо, прочитал её мысли, потому что взял её руку и стал целовать ладонь.

— Сергей… Мы не должны торопиться. Надо проверить… — мысли Тани стали путаться от обжигающей нежности Сергея.

— Всё как ты скажешь, Танечка. Можно на «ты»? – Сергей казался абсолютно счастливым.

— Можно… Серёжа.

Через месяц гуляний и встреч, Таня пригласила Сергея к себе домой. Был праздник Восьмое марта. Она с настроением сервировала стол, порхая в белом передничке под любимую музыку «АББА».

В дверь позвонили. «Немного раньше» — подумала Таня, взглянув на часы. Но поторопилась открыть дверь. На пороге стоял Игорь с букетом цветов.

— Ты? – поразилась Таня, — Не ожидала.

— Может пригласишь зайти? – улыбаясь спросил Игорь, вручив Тане букет, — похорошела… не узнать.

— Ты зачем пришёл? – занервничала Таня. К своему удивлению, она нисколько не почувствовала в себе «эхо» прошлой любви. Только недоумение.

— Поздравить. Мы же не совсем с тобой чужие люди, — ответил Игорь, через плечо Тани заглядывая в комнату, — у тебя гости? Пирогом твоим капустным как пахнет, Танюха…

— Поздравил – уходи. Какая я тебе Танюха…Мне некогда. Я жду гостей. Да ты пьян…

— Ах вот как, значит, я не ко двору. Может, гостя ждёшь? И кто он? – язвительно спросил Игорь.

— Да, гостя. Он хороший человек и любит меня, — отпарировала Таня. – А кто он? Мой завтрашний день…

— Злопамятная ты. Даже не спросила, как я и что. Где был эти годы.

— А мне теперь это не интересно. Ты ведь мне тогда тоже ничего объяснять не стал. Просто испарился. Вот и прощай.

Таня вытолкала Игоря в коридор и захлопнула дверь. Она стояла в прихожей, унимая колотившееся сердце.

— Вот нелёгкая принесла. Мог бы всё испортить. Третий год пошёл как не виделись, и не слышала о нём ничего. А тут… явился, – прошептала Таня.

Игорь спускался по лестнице, а навстречу ему поднимался худощавый мужчина в очках с букетом мимоз. Он был счастливым и улыбался. Игорь проводил его взглядом, остановившись на лестнице. Сергей позвонил к Тане. И был встречен радостным возгласом.

«Так вот он какой, твой завтрашний день… Ничего особенного. Хмырь хмырём. Поделом тебе, клуша в переднике», — подумал Игорь и вышел из подъезда. За эти два года он поменял трех любовниц, но ни одна из них не стала ему по-настоящему близкой и любимой. Всё было не то. Игорь начал выпивать и решил никогда не жениться, чтобы оставаться свободным. Но счастья ему это не прибавляло. «Ничего, — думал он, — всё ещё впереди. Мне только тридцать лет, а баб кругом пруд пруди…»

А Таня и Сергей сыграли свадьбу, гуляли всем отделом редакции.

— Не было счастья, да несчастье помогло, — шепнула на ухо невесте сестра Ира, — если бы не ушёл тогда Игорь, ты бы не встретила Сергея. А он так тебя любит! Глаз не сводит. Цени это, Танюша.

Через год Таня родила сына. Сергей был на седьмом небе от счастья. Теперь его стихи стали ещё более проникновенными, полными радостных солнечных нот и любви…

Чужой родной сын

Макар рос без мамы. Сколько себя помнил, они жили с папой вдвоём. Иногда приезжала бабушка, мама отца. Она натянуто улыбалась Макару, дарила ему одни и те же шоколадки, ругала папу. Говорила, что он взвалил на себя непосильную ношу, она предупреждала, не послушался, и теперь никому не нужен с ребёнком…

Папа обрывал её, говорил, чтобы не вмешивалась, и недвусмысленно указывал на дверь. И бабушка уезжала, поджав губы.

— Она не любит меня? – спрашивал Макар, чутко улавливая своим детским сердечком бабушкино отношение к себе.

— Не выдумывай, бабушка хорошая, просто переживает за нас. Она до садика сидела с тобой, между прочим.

 

Но Макар этого не помнил. Что он помнил, так это то, как отец водил его в сад. Макар приходил самым первым и маялся от скуки до прихода остальных детей. Наблюдал, как мамы целовали их и напоследок махали ручкой. Папа так никогда не делал. А Макару хотелось, чтобы он хоть раз обнял его и тоже помахал ему.

Папа у Макара был строгим, не позволял по утрам валяться в постели. Макар поднимался и с закрытыми глазами одевался. А если начинал хныкать, смотрел так, что желание ныть сразу пропадало. Папа шёл, широко шагая, крепко держа ручку Макара в своей крупной шершавой руке. Макар бежал, еле успевая переставлять короткие ножки.

Когда Макар спрашивал о маме, папа менялся в лице. Он сам решил или кто-то сказал ему, что мама уехала далеко. Папа смотрел мимо Макара и молчал. Когда расспросы становились настойчивыми, грубо обрывал сына. Тогда настроение Макара надолго портилось, он замыкался в себе или ревел, отчего папа злился ещё сильнее.

— Ты мужик или сопливая девчонка? Тогда не реви.

Макар предпочитал не испытывать судьбу, и перестал спрашивать о маме. Папа его никогда не бил, но ему иногда казалось, что мог бы и ударить, и отлупить, когда злился на него. Видел решимость в его глазах.

Став постарше, Макар видел, с каким интересом мамы детей поглядывали на его папу. Улыбались, говорили что-то типа: «А нашего папу, Леночка, не заставишь забрать тебя из садика».

Они шли домой. Макар снова бежал рядом, рассказывая папе о самом важном, что случилось в саду, заглядывая в его хмурое лицо. Но тот не слушал, не реагировал на слова. И Макар замолкал обиженно.

У кого-то не было отца, была только мама, и дети, в общем-то, не страдали от их отсутствия. А у Макара не было мамы, но он почему-то страдал. Все, что он понял тогда о жизни.

В первый класс его тоже отвёл папа. Вот только встречать не пришёл. Макар оделся, как всегда по-солдатски быстро, долго стоял на крыльце школы, высматривая его. Он мог и сам дойти до дома, но учительница сказала ждать своих родителей. И он ждал. Бабушка одного одноклассника проводила его до подъезда. Так и ходил с ней первые два года.

Макару иногда нравилось, что у него нет мамы. Мамы многое запрещали его одноклассникам, не пускали одних на улицу. Макар был предоставлен сам себе, мог делать, что хочет, к зависти других мальчишек. И все-таки ему до слёз хотелось, чтобы приехала мама, обняла его, сказала что-то нежное, чмокнула в щёку…

— А меня сегодня классная наказала, — сказал как-то Макар.

— За что?

— Я подрался с Сашкой, ну… ударил его книгой разок. Но он первым начал, — горячась, оправдывался Макар.

— Нужно учиться договариваться. Ты же не маленький. Бить надо за дело, — веско поучал тец.

— За какое дело можно бить?

— Ну, если кто серьёзно обидит или первым ударит, нападёт. Тогда нужно давать сдачу и не бояться, даже если силы неравные. Уступишь раз, будут бить всегда, посчитают слабаком. Понял?

Макар слушал уроки отца и наматывал на ус. С третьего класса он звал его отцом, по-взрослому. Однажды Макар упал на катке и сильно расшиб колено, порезался коньком. Кровь проступила через штанину, капала на лёд. Отец до самого дома нёс его на руках. Макар крепко обнимал его за шею, вдыхал его запах, самый лучший на свете, как ему казалось. И любил в эту минуту бесконечно. Потом отец прижёг зелёнкой ссадину и дул на коленку. Макар вспоминал этот момент, как едва ли не единственное проявление нежности отца к нему. Тогда он простил ему все обиды.

Отец не занимался с Макаром, но многому его научил. Можно сказать, всему. Макару он казался огромным, красивым и сильным, и он старался во всём подражать ему.

— Мама не любит меня, если не приезжает? — спросил как-то за ужином, ковыряя вилкой макароны по-флотски.

— Забудь. Нет у тебя матери.

Как забыть то, чего никогда не видел?

— Но не ты же меня родил? – с детской непосредственностью резонно заметил Макар.

— Вырастешь, поймёшь. Ешь, пока не остыло. — И поморщился, как от боли.

В седьмом классе Макар облазил всю квартиру в поисках снимков, вещей мамы. Ничего. На редких фотографиях, в основном из садика, он был один. Нашёл несколько не очень качественных снимков с отцом. И никаких женских штучек, кроме фартука. Он затолкал вопросы подальше в голову, до поры до времени.

Отец учил, что проблемы с ребятами нужно решать самому. И очень удивлялся, когда учительница вызывала его в школу, писала послания: «Подрался на уроке с Жуковым, сорвал урок…» «Сбежал с математики…» «Отказался писать сочинения на тему «Образ матери в русской литературе…»

Отца заинтересовал только сорванный урок.

— Почему подрался? До перемены не мог подождать?

— За дело. Жуков обзывался, спрашивал, куда Макар телят гонял, — пробубнил Макар.

— Почему на уроке? Разборки нужно устраивать на перемене, один на один. Или у тебя проблемы с одноклассниками?

— Не у меня, а у них проблемы, — с вызовом отвечал Макар.

— Хорошо. Махать кулаками напрасно не надо. Язык тебе на что? Учись договариваться. Некогда мне заниматься ерундой, в школу не пойду. Сам натворил, сам и разбирайся.

— Как? Если он урод…

— А если он применит тяжёлую артиллерию в лице родителей, тебе, да и мне не поздоровится. Тебе оно надо?

— Да как договариваться, если он обзывается и гадости говорит? Про маму, что она нас бросила, – добавил он тихо, опустив голову.

— Про маму? Из-за неё вообще не стоит драться. Она всё равно не узнает и не оценит. С такими нужно действовать их же методами. У каждого человека есть слабости, которые трогают, как тебя слова о маме. Наблюдай, слушай, ищи. Понял?

Макар ничего не понял, но стал присматриваться к одноклассникам. И если его задирали, он тут же грозился всем рассказать сокровенную тайну противника. И тот ретировался.

Постепенно от Макара отстали. Он перерос многих одноклассников. Такой сдачи отвесит, мало не покажется. Дрался Макар отчаянно.

Учительнице надоело ждать отца в школе, и она сама пришла к ним домой.

В начальной школе классная у Макара была молодая и симпатичная. Он часто представлял её своей мамой. Она бы отцу тоже понравился, но в школу его заманить не получалось.

А в девятом классе у них классной стала учительница математики. Они звали её единицей. Тощая, она всегда носила одинаковые тесные костюмы с прямыми юбками ниже колен. Лишь на Новый год и 8 Марта она снимала чёрный костюм и надевала бледно-голубой. Кофточки носила под самое горло, а волосы гладко зачёсывала и закалывала на затылке в маленькую кичку. Когда она снимала с длинного носа очки, то они болтались на шнурке на тощей груди. Такую маму Макар не хотел.

Они с отцом разговаривали на кухне за закрытой дверью. Макар слышал не всё. Учительница волновалась, говорила на повышенных тонах, что он не занимается сыном, что тот растёт хулиганом, а мог бы хорошо учиться…

— Я неоднократно приглашала вас в школу, но у вас, видимо, есть дела поважнее сына, — визгливо отчеканила она.

— Я деньги зарабатываю, а учить его должны вы, для этого он ходит в школу. Разве нет? – спокойно ответил отец.

Учительница в ответ горячилась, говорила быстро и неразборчиво. Отец что-то тихо ей объяснял, после чего она с криком: «Ну, знаете ли!» выскочила из кухни, чуть не ударив дверью не успевшего отскочить Макара. Отец проводил её и вернулся к сыну.

— Всё слышал?

— Почти, — пролепетал тот.

— Очень хорошо. Значит, повторять не буду. Не хочешь учиться, твое дело. Метла в руки, мешок на плечи и вперёд. Своим детям сам объяснять будешь, почему их отец пьяница и лодырь. Или возьмёшься за ум и будешь учиться, чтобы детям не было стыдно за отца. Понял?

Чего ж не понять. Стало стыдно. Лучше бы ругал и угрожал, чем так спокойно нарисовал его будущее. Макар сделал выводы и стал учиться. Больше учительница не приходила, хотя замечания в дневник по-прежнему писала. Макару её было жалко, когда она после уроков пыталась сама с ним поговорить.

К старшим классам он стал похож на отца – немногословным и угрюмым. К нему не приставали одноклассники, побаивались. Учёбу он подтянул, и ЕГЭ сдал вполне прилично. Думал, отец спросит его про баллы. Он нехотя ответил бы, что по баллам он третий в классе, вместе с зубрилой Катей Скворцовой. Но отец не спросил, а Макар гордо промолчал.

— У нас через два дня выпускной, пап.

— И что?

— Мне в школьной форме идти или в костюме? Я вырос из него сильно.

— Новый костюм нужен?

— Да.

— Хорошо, завтра купим. – Вот и весь разговор.

В магазине взгляды их снова не сошлись. Макар хотел белый костюм, как у Ваньки. Да ещё черную рубашку в придачу.

— Куда ты потом его наденешь? Как невеста на свадьбе будешь. Лучше такой. – И отец снял вешалку с тёмно-синим костюмом.

— Он взрослый слишком.

— А ты ещё маленький? Тогда что мы тут делаем?

Костюм они купили. Отец после вручения аттестатов сразу ушёл, бросив Макару, чтобы не пил много и не слишком поздно возвращался домой.

У Макара прямо руки зачесались сделать всё наоборот. Но ничего не вышло. Пузыри от шампанского упорно лезли из ушей и носа, от вина ему вообще стало плохо. Никакого удовольствия.

Макар сам отнёс документы в университет на факультет информационных технологий. И поступил. Впервые услышал от отца: «Молодец». Вот бы раньше сказал, когда Макар так нуждался в его поддержке и одобрении. Вообще Макару часто казалось, что отцу он безразличен. Думал, лучше бы в детдом сдал, чем так относиться к нему.

Потом Макар влюбился, и весь мир преобразился, даже отец.

— Пап, а почему ты не женился? Мама тебя обидела сильно? — Он знал, что заходит на опасную зону, но всё же спросил.

— Она предала меня, обманула. Не доверяй женщинам. Все они…

Однажды приехала бабушка в гости.

— Ну что, так и живёшь бирюком? Послушался бы меня, не женился бы на этой… Сейчас семья была бы… Скоро один останешься. Макару сказал? Нет? Я так и знала. Прямо мать Тереза.

— Мам, не лезь, – отмахнулся отец.

— Я и не лезу. Сиди тут один… — И она уехала.

А Макар мучился вопросом, что отец должен ему сказать? Про маму? Почему матерью Терезой обозвала отца? Любопытство распирало, но Макар вопросов не задавал.

После третьего курса он сказал, что женится.

— Не рано?

— Она ждёт ребёнка. Я переведусь на заочное, буду работать.

Отец криво усмехнулся. И Макару захотелось его ударить, размазать ухмылку по лицу. Но он, конечно, этого не сделал. Свадьбу сыграли скромную. Отец передал денег, сколько сказали родители невесты, и пришёл на свадьбу гостем. Когда ему предложили сказать тост, он встал с фужером и сказал:

— Будь мужиком.
И всё.

— Я с пелёнок мужик, — пробурчал под нос Макар.
Лена накрыла его руку своей тоненькой нежной ладошкой, встала и сказала, что благодарна отцу мужа, что он так хорошо воспитал его. И отец улыбнулся ей. Впервые в жизни!

Приехав через две недели после свадьбы к отцу, Макар заметил, как тот сдал, постарел. Заметил на рубашке пятно, мятые брюки, отросшую щетину. Ничего подобного Макар не замечал раньше. Отец всегда выглядел аккуратным и подтянутым.

— Пап, ты хоть к нам приезжай. Что ты тут один?

— Всё в порядке у меня, — отмахнулся он.

Макар часто задавался вопросом, любил ли он отца? А отец его? Слов таких отец не говорил, но заботился о нём, как мог. Разве это не любовь? И не находил ответа.

Однажды, когда Лена родила дочку, Макар приехал к отцу с бутылкой коньяка. Выпили.

— Я сам отец теперь. Расскажи про маму, ты обещал, – пристал он к отцу.

Тот в упор посмотрел на Макара, налил ещё коньяку, выпил, крякнул и сказал:

— Я её сильно любил. На руках носил. А она… Она мне изменила с моим другом. Шашни с ним крутила за моей спиной. Я узнал, когда встретились с ним у роддома. Он назвал меня рогоносцем и сказал, что ты не мой сын. Я врезал ему, сломал нос.

Потом, когда твою маму с тобой выписали из роддома, прямо спросил её об этом. Она начал юлить. Я всё понял, выгнал её. Да. Не смотри на меня так. Не смог простить.

Она ушла, а через два месяца привезла тебя и твои вещи. Сказала, что ты ей не нужен. Я хотел сдать тебя в детский дом. Прости. Какая из меня нянька? Приехала мать, посоветовала сделать тест на отцовство. Я не сделал, не знаю, почему. Боялся, что ты, и правда, окажешься чужим. Матери сказал, что сделал, что ты мой сын. Она согласилась сидеть с тобой.

Тебе кажется, что я недостаточно любил тебя? Я и сам не знаю. Всю душу она сожгла мне. Ни разу не написала, не приехала. Стерва. – Отец снова выпил, потом сжал рюмку в руке, и она треснула.
Макар перевязал ему руку, как когда-то он ему коленку.

Ехал домой и думал, кто он ему, отец или чужой дядя, пожалевший чужого ребёнка? Вырастил, и неплохим, надо сказать, человеком он стал. Макар пытался поставить себя не место отца. Сделал бы он тест? Смог бы сдать дочку в детский дом, если бы не был уверен, что она его? Ответа на эти вопросы Макар не находил.

Да, отец не был ласковым, не говорил слов любви. Но любовь — это не только слова, но и дела. Отец не женился больше, может, боялся, что другая женщина не полюбит Макара? Или ждал запутавшуюся жену?

После того разговора между отцом и сыном треснула плотина. Они больше не выясняли отношений. Зачем? Но отец, приехав к ним один раз, стал приезжать часто, гордо гулял по парку с коляской.

— Он мой отец и точка. Я точно знаю. Мы ведь похожи, правда? – спрашивал у жены.

— А маму ты не хочешь найти?

— Нет. Она меня не искала, и я не буду. Пусть живёт, как хочет, надеюсь, что счастлива. Ни разу не приехала, не посмотрела на меня, не приласкала. Выбросила из жизни, как котёнка. Бог ей судья. У меня есть отец. Он вырастил меня. Сам, представляешь? Не уверен, смог бы я так. И воспитал меня не хуже мамы. Теперь моя очередь заботиться о нём, — волнуясь, сказал Макар.

— В моём классе у многих парней не было отцов. Один спился, другой сидит… Мне повезло, можно сказать. Да что там, повезло!

И Макар больше не задавался вопросом, родной отец у него или нет. Решил, что роднее не бывает.