Вы кто? Что вы делаете в моей квартире?!

Даша шла вечером домой, прячась под капюшоном от летящего в лицо мокрого снега, уставшая, злая на весь белый свет, еле волоча ноги и мечтая лишь о том, чтобы скорее добраться до постели. Даже ужинать не хотелось.

Работа в детском саду, вообще-то, ей нравилась. Но когда напарница и нянечка дружно ушли на больничный, и Даше пришлось работать за троих с семи утра до семи вечера, она засомневалась, что останется здесь надолго.

Тем более, что и зарплата смешная, и коллектив абсолютно женский.

А ей уже тридцать семь. Давно пора бы создать семью. Но как, если вокруг нет ни одного мужчины? Ведь папы воспитанников не в счёт.

Несмотря на усталость, Даша решила сделать небольшой крюк и пройти мимо дома, в котором сдавала одинокому мужчине квартиру, оставшуюся после бабушки. Хотела взглянуть на окна, всё ли в порядке.

Евгений сообщил, что на три месяца уезжает на вахту, заплатил заранее, чтобы не волновалась. Но тревожно, когда квартира стоит пустая. Мало ли что…

Она уже подошла поближе и остановилась, недоуменно задрав голову – в окнах квартиры горел яркий свет.

Что это значит? Он не уехал? Зачем обманул?

Даша бегом взлетела на третий этаж и постучала. За дверью было тихо. Но не могла же она ошибиться.

Она достала ключи, открыла дверь, вошла и остолбенела.

– Вы кто? Что вы делаете в моей квартире?! – воскликнула Даша с изумлением глядя на лохматого хмурого незнакомца, который стоял перед ней в одних трусах и носках.

– Я квартирант… – Он был испуган и удивлён не меньше, чем она.

– Какой квартирант? Я своего квартиранта знаю. Вы не Евгений. Как вы сюда проникли?

– Так он мне и дал ключи, – недовольно проворчал мужчина, доставая связку из кармана своих штанов, висевших на спинке стула. – Вот, я не вламывался, он сам мне пожить разрешил.

– Он разрешил? Ха-ха-ха! А моего разрешения уже не требуется?

– Давайте ему позвоним, – мужчина взял телефон.

Но абонент был недоступен.

– Евгений предупредил меня, что уедет, и со связью там проблемы, можно не дозвонится.

Даше был очень неприятен и подозрителен этот самозванец, вторгшийся в квартиру без разрешения.

– Ну, он же на вахте три месяца будет. А чего зря жилью пустовать? Тем более, оплачено. Можно я пока поживу? Он сказал, хозяйка – старушка добрая.

– Ах, ещё и старушка?! А ну-ка, дайте сюда ключи, и через пять минут чтоб вас тут не было.

– Куда я пойду? На улице темно уже, снег вон валит. За квартиру ведь заплатил он вам, а не живёт. Вот мы с ним договорились, я ему заплатил за проживание, чтобы он не в убытке был.

– Мошенники, надо же! За моей спиной какие-то манипуляции… Меня всё это не интересует. Освободите помещение.

– Никуда не уйду, – он демонстративно разлёгся на диване и включил телевизор. – Я заплатил, имею право здесь жить.

– Мне вы не платили. Я хозяйка. Разбирайтесь с Евгением. И кстати, его я тоже больше терпеть не намерена. Ещё не хватало! Если срочно не уберётесь отсюда, я полицию вызову. Ходят тут всякие, проходной двор, что ли? Ещё обворуют…

Он посмотрел злобно и стал натягивать брюки, ворча ругательства себе под нос.

Она ждала, нетерпеливо позвякивая ключами.

Он побросал в сумку свои вещи и ушёл, не прощаясь, хлопнув сердито дверью.

Даша ещё раз осмотрелась, закрыла плотнее окно, сфотографировала счётчики, перекрыла воду, выключила свет, заперла квартиру на оба замка и, вздохнув с облегчением, пошла, наконец, домой.

– И что вы сидите тут? – остановилась она у лавочки возле подъезда. – Идите в гостиницу. Или… Не знаю, куда хотите. Нечего тут караулить.

Мужчина поёжился и не ответил.

– Не поняла, вы не думаете ли вернуться? А? Взломать замки?

– Дамочка, вы вообще ку-ку?

– Что?!

– Мне идти некуда. Вот сижу, думаю. А вы мне мешаете. Чего привязались? Сейчас полицию вызову.

– Нахал какой, посмотрите пожалуйста!

Она повернулась, чтобы уйти, но у него вдруг зазвонил телефон.

– Да, проблемка нарисовалась. Жека, поговори с хозяйкой, – попросил он, сердито сверля её взглядом. – Она меня выгнала. Полицией угрожает.

Он передал трубку Даше.

– Хозяюшка, войди в положение, пусть поживет. Плату накинем немного. Понимаешь, ему идти некуда, жена выгнала. Временно это, потом пристроится. Не паникуй, Стёпка – мужик надёжный, как себе доверяю.

– А я не доверяю. Мне его бандитская физиономия очень подозрительной кажется. И у нас с вами в договоре четко прописано…

– Ну верни тогда ему деньги, которые я заплатил за три месяца вперёд. Пусть снимет себе жильё в другом месте, – вздохнул Евгений. – Может и вещи мои забрать, освободить квартиру.

– Ну конечно, а потом вы заявитесь и начнёте с меня требовать опять свои деньги. Вернётесь, будем тогда разбираться. Как вы мне надоели! – Даша достала из кармана ключи, сунула Степану, – после работы еле ноги передвигаю, с вами ещё столько времени потеряла. Почему не предупредили? Разве так делается?

– Прости, торопился, не подумал. С меня причитается.

Евгений арендовал квартиру почти пять лет, всегда исправно платил первого числа каждого месяца и не доставлял никаких хлопот. Жаль было терять такого удобного квартиранта.

– Всегда ведь можно договориться. Неужели нельзя было предупредить.

Даша вернула телефон Степану и зашагала домой.

– Завтра приду, проверю, – обернулась она сердито.

И в ту же секунду вдруг поскользнулась, упала так неожиданно, что сумка вылетела из рук, рассыпав по земле карточки, помаду и разную мелочь.

– Помочь? – спросил Степан издали, всё ещё держа телефон в руках и наблюдая за её барахтаньем в мокрой снежной каше.

Даша застонала, почувствовав резкую боль в ноге. Он подошёл поближе.

– Скорую вызвать?

– Не знаю…

Она попыталась встать, но вскрикнула и заплакала от бессилия, распластавшись беспомощно у его ног.

Он сгрёб её своими огромными ручищами, донес до лавочки, опустил осторожно.

– Сумка там, вещи выпали, – указала она, вытирая слёзы.

Он подобрал с земли всё, протянул ей.

– Так что? В скорую звоню?

– Да, придется, наверное. Как меня угораздило! Темно, не видно ничего, скользко. Из-за вас всё. Давно бы дома была.

Степан уже звонил в скорую.

– Ждать сказали, – он присел рядом. – Чего дрожишь? Больно?

– Замёрзла.

Они посидели ещё немного. Даша начала стучать зубами от холода.

– Я в-вся м-мокрая, в лужу п-прямо уп-пала, – проговорила она заикаясь.

– Пойдем в квартиру, позвонят, как приедут. Чего мёрзнуть?

Степан поднял её, занёс на третий этаж, кое-как открыл дверь и усадил на банкетку в прихожей.

– Сколько ты весишь? – спросил он, шумно дыша, – тяжёлая.

Она хотела обидеться и возмутиться, но махнула рукой, продолжая дрожать.

Он разделся, включил чайник, достал две чашки.

– Простудишься так, – посмотрел он на неё недовольно, – снимай сырое. Я дам свои треники.

Даша раскрыла рот, но лишь щёлкнула зубами и молча начала раздеваться.

Степан повытаскивал одежду из сумки.

– Вот эти надень, – протянул ей штаны. – Носки надо? Теплые. Свитер? Я отвернусь.

Она с трудом стянула с себя мокрую одежду, переоделась в сухое.

Он перенес её к столу, налил чай.

– Грейся.

Медики приехавшей скорой помощи посоветовали ехать в травматологию.

– Похоже, перелома нет, связки повреждены. Но снимок не помешает. Едете?

– Конечно, – Даша потянулась к своему пальто. – Мне больничный нужен, работать ведь не смогу.

Ей помогли одеться. Она запрыгала на одной ноге к выходу.

– Сопровождающий не поедет? – спросил врач, оглядываясь на Степана.

– Ну… Да я… Могу, если надо.

Он опять взял ее на руки и понес в машину.

– Кажется, это не мы вам, а вы нам должны доплачивать, – проворчал он ей в ухо.

Она в ответ только чихнула.

В травматологии пришлось провести почти всю ночь. Народу там было столько, что еле нашли место, где можно присесть. Гололёд ноябрьский прибавил работы медикам.

После того, как Даше сделали рентген и наложили тугую повязку в области голеностопа, Степан, зевая, вызвал такси.

– По какому адресу едем? – сонно посмотрел он на неё и усмехнулся, – опять ко мне?

– У меня своя квартира есть, – она назвала адрес.

Такси пришлось ждать долго. Но, наконец, они добрались до её дома. Она начала прыгать к подъезду, Степан не выдержал, опять подхватил её на руки.

– Что-то мне этот фитнес поднадоел, – пыхтел он, заходя в лифт, – какой этаж?

– Одиннадцатый.

– Если лифт встанет, я больше не потащу. Всю ночь, как болван таскаю…

– Здесь ещё грузовой есть, – успокоила Даша.

– Надо было на грузовом.

– Вы на что намекаете? – она покраснела так, словно он обозвал её толстой.

Степан покосился на неё насмешливо.

В квартире он помог ей снять пальто и сапог. Хотел было уже уйти, но замешкался.

– А поесть ничего нету? Жрать хочу, как крокодил. Блин, утро уже, светает.

– В холодильнике что найдете, всё ваше. И дайте мне табурет.

Она поскакала в комнату, подставляя табурет под согнутую в колене больную ногу.

Ей не хотелось ни есть, ни пить. Было только одно желание – лечь и укутаться в одеяло.

Ближе к обеду она проснулась от богатырского храпа. Долго прислушивалась, не понимая, что за звук и откуда. Проскакала на табурете в кухню.

Степан храпел на узком коротком диванчике, скрючившись, как креветка.

– Доброе утро! – приветствовала его Даша. – На работу не опоздали?

Храп прекратился, Степан открыл один глаз, посмотрел и закрыл снова.

– Какая работа? Позвонил, отгул взял, – проворчал он хрипловато.

– Подвиньтесь, дайте пройти, – она попыталась убрать его ноги из прохода, – пить хочу. И есть тоже.

– И на меня сообрази что-нибудь, – он протёр глаза, сел. – Сколько времени?

– Полдень почти, – она неловко двигалась, переставляя табурет.

– Сядь уж, – он встал, осторожно усадил её на своё место, – сам сделаю. А то ещё вторую ногу сломаешь, таскай тебя опять.

Она подчинилась без возражений, с удивлением наблюдая, как посторонний мужчина хозяйничает на её кухне.

Он накромсал на сковороду колбасу большими кусками, расколотил туда полдюжины яиц и щедро посыпал всеми приправами, которые ему подвернулись под руку.

– Кушать подано, – поставил на стол перед Дашей шкворчащую сковороду, – хлеб, масло надо?

– Мне бы тарелку с вилкой, – попросила она, с опаской глядя на этот шедевр кулинарного искусства.

Даша дегустировала маленькими кусочками, осторожно и неспеша. Степан ел жадно и с таким аппетитом, что казалось, вот-вот заурчит от удовольствия, как сытый кот.

– На работу схожу, – сказал он, прожевав и откинувшись на спинку стула, – ждут. Потом забегу, продуктов принесу. А то подъел тут твои припасы. Что-нибудь ещё купить надо? Лекарства может?

– Нет, только продукты, пожалуйста. Долго выйти не смогу в магазин, наверное. Если деньги нужны, я дам.

– Не, пока есть, – он встал, побросал в раковину посуду, – приду, помою. Сейчас некогда.

Оделся и убежал.

Даше вдруг стало тревожно. Что, если он не вернётся? Она, как никогда, ощутила своё одиночество и беспомощность. Рано ушли в мир иной и мама, и бабушка. Вот она, ситуация, когда стакан воды подать некому. Кроме чужого лохматого грубияна.

Нет, конечно, у неё есть подруги, по телефону они постоянно болтают. И в кафе вместе ходят.

Но кто из них согласится за ней ухаживать? У всех семьи, работа, свои проблемы. Неудобно даже просить.

Вернулся он поздно вечером, громко шурша двумя большими пакетами.

Сразу в квартире стало шумно и тесновато. Он умудрился заполнить собой прихожую и кухню одновременно.

– Как ты тут? Не скучала? – он выкладывал в холодильник продукты, – набрал, что увидел, не пропадет, думаю. Я ведь прожорливый.

– А что, вы у меня здесь жить собираетесь?

– Ну так, а куда ты без меня теперь? С табуреткой-то? Ладно уж, поухаживаю за раненой, куда деваться. Вижу ведь, одинокая.

– Нисколько не одинокая. И друзья есть, и родственники.

– Это не считается. Такие у меня тоже есть. Толку-то. Когда помощь нужна, никого нет. Знаю.

Через несколько дней Степан хозяйничал у Даши, как у себя дома. А она и не возражала.

У этого, мрачноватого снаружи мужлана, сверкали в глазах такие веселые тёплые искорки когда она ловила на себе его взгляд, что сердце её сладко замирало, и ей хотелось петь и плясать от счастья.

Но нога заживала медленно. При каждом неосторожном движении Даша морщилась от боли, с трудом передвигаясь по комнате.

И когда Евгений вернулся с вахты, она ещё прихрамывала, а Степан продолжал жить в её квартире.

– Алё, ты где? – позвонил Евгений, – Смотрю, давно не был у меня. Сыр засох в холодильнике, колбаса зелёная. Другое жильё нашёл?

– Можно и так сказать, – Степан посмотрел хитро на Дашу.

– С женой помирился, что ли?

– Вроде того.

– Обратно не прибежишь?

– Думаю, на этот раз нет.

Степан положил трубку, посмотрел серьезно на Дашу.

– Ну что, ситуация безвыходная, придется нам пожениться.

– Придётся? Как это? – распахнула она глаза удивлённо.

– Жеке сказал уже, что с женой живу. А врать ведь не хорошо. Да и вообще, зря что ли, таскал тебя на руках столько времени? А? Что скажешь?

Она рассмеялась, не скрывая радости.

– Думаю, ты прав, не зря. Придется нам пожениться!

Тайна матери

– Костя, когда домой придешь, поднимись на второй этаж. Там за портретом бабушки твоей есть небольшой тайник… Ты его открой и достань оттуда ларь… Только сам сундучок не открывай. Вот когда меня не станет, тогда и посмотришь…

Женщина тяжело вздохнула. Она попыталась повернуться на бок, но сил не было. В больничной палате стоял запах медикаментов.

– Костя, ты на меня только не обижайся, когда все прочитаешь. Может быть, ты меня поймешь, не знаю. Просто прости меня, пока я жива еще…

Не успела Ирина Павловна закончить предложение, как глаза ее стали слипаться. Лекарство подействовало, и она снова проваливалась в сон. Костя подошел к матери, с заботой погладил ее по ладони, а затем ушел.

В коридоре царила суматоха. Какая-то молодая медсестра, активно жестикулируя, что-то объясняла врачу. Рядом стоял пациент, исподлобья наблюдая всю эту ситуацию. У всех жизнь шла дальше. И только у Кости она как будто бы остановилась.

– О, Тарасов, как раз шел к вам! — раздался голос врача.

Он поманил Константина за собой. Молодой мужчина постоял несколько минут, как будто старался задержаться у палаты матери. А потом все-таки последовал за ее лечащим врачом. У него не было иллюзий насчет происходящего. Он понимал, что матери уже ничего не поможет.

Врач предложил ему присесть, сам рухнул в высокое, видавшее виды компьютерное кресло. Кожа на нем потрескалась, обои вокруг потемнели… Вся эта больница словно была из прошлого.

Мужчина в белом халате очень долго и много рассуждал. Говорил о скоротечности жизни, о том, как хорошо, что рядом с мамой он может провести последние дни. Все эти слова были будто брошены в пустоту.

– Вы держитесь, Костя. Ей буквально считанные дни остались. Вы извините, что мы не смогли помочь, но и нас поймите. Иногда жизнь вносит свои коррективы. Даже когда речь заходит о лечении пациентов.

Костя кивнул, но отвечать на это ничего не стал. Он вышел на улицу, осторожно ступая по щербатым ступеням больницы. Сев в машину, просто смотрел в пустоту на обшарпанное здание, на людей, которые переговаривались о чем-то.

Как он будет дальше без мамы? И что там с этой коробкой?

Болезнь матери нагрянула внезапно. Сначала они о ней даже не говорили, а потом недуг, поселившийся внутри нее, стал разрастаться, словно дикий зверь, желающий добиться своего.

…Через два дня после этого разговора мамы не стало. Она не проснулась утром, и, может быть, с учетом ее диагноза, это был легкий исход. Когда все почести были отданы, Костя наконец вспомнил про то, что рассказывала ему мать про коробку в доме.

В выходной день мужчина приехал в пустующий дом матери. Все эти стены без нее казались чужими, блеклыми. Дом пустыми черными глазницами смотрел на пришельца.

– Костя, я уж думала, не приедешь! – с осуждением в голосе произнесла соседка.

Тут же, едва не сбивая ее с ног, на улицу вырвался Адонис.

Мать когда-то давно подобрала щенка на дороге, куда его выбросили прежние хозяева в черном завязанном пакете. И теперь этот черный, как сажа, пес с неестественно худыми и длинными ногами, вытянутым носом на манер русской псовой борзой, потеряв хозяйку, поселился у соседки.

– Много от него проблем?

Женщина пожала плечами. Она посмотрела на пса, который будто понял, что речь идет о нем. Он поджал хвост, прижал уши, и посмотрел с жалостью на новую хозяйку.

– Только в память о твоей матери забрала. Ну вот правда, если решишь забрать его, буду счастлива. Возраст у меня уже не тот, чтобы щенка воспитывать. А если щенок еще и весит, как полноценная здоровая собака, тут уж сам понимаешь…

Костя только кивнул. Он про собаку и не подумал, да и мать не просила. Мужчина вошел внутрь, поднялся по ступеням на второй этаж, подошел к портрету бабушки, а затем нащупал маленький рычажок за холстом.

Мужчина провернул рычажок, а потом услышал скрипучий щелчок. За нишей оказался красивый, расписанный вручную деревянный ларь с камнями. Костя завернул его в полотенце, чтобы не будоражить умы любопытных соседей, затем вышел к машине.

– Костя, ты подумай, может все-таки заберешь его? Память о твоей матери как-никак. Она его любила сильно.

Мужчина снова посмотрел на соседку, неопределенно кивнул и сел в автомобиль. Оказавшись дома, сделав себе привычную кружку с кофе, Костя открыл небольшой сундучок. Там оказались пожелтевшие бумаги, старые письма. А потом вдруг увидел бумагу, запечатанную в конверт.

Но когда Константин распечатал конверт, то просто открыл рот от увиденного. Там было свидетельство об усыновлении. За всю свою жизнь у него ни разу ни единого сомнения не возникло по поводу того, родной он ребенок или нет.

Всю жизнь мать скрывала это от него?

И какая она теперь ему мать?!

Костя вдруг почувствовал такую злобу, что едва дышать мог. Словно меха в цеху, что-то внутри него раздувалось, лишая воздуха.

Да как она посмела от него скрывать?! Да как она могла ничего ему не сказать про то, что он на самом деле не родной?!

Скоро злоба сменилась ступором. А на следующий день, оказавшись на работе, Костя поделился случившимся со своим коллегой. Но если сам Константин разозлился до скрежета зубов, коллега только плечами пожал.

– Ну усыновили и усыновили, какая разница? Ты вырос в семье, в любви. Какая разница, сказали они тебе об этом или нет?
– Ты не понимаешь! — буркнул под нос Костя.

– Да все я понимаю, Костя. Ты злишься, что мамы не стало. Злишься, что жизнь так несправедлива. Поэтому и злобу свою на эту ситуацию переносишь.

Костя отмахнулся. Он же знал, что злится именно на мать, ведь она ему ничего не сказала. Столько лет он в неведении пробыл…

Несколько дней мужчина ходил, прокручивал эти мысли в голове. А потом вдруг решил вернуться в деревню. У них с его детства все переменилось. А из стариков один дед Иван остался. Может, он что вспомнит?

Заехал Костя в магазин, набрал полный пакет продуктов, закуски какой. И приехал со всеми этими дарами к деду Ивану. Тот застеснялся, брать не хотел, да все одно согласился. Старик только головой качал, мол, нечего прошлое ворошить. Но, пригубив одну за другой, мужчина все-таки разоткровенничался.

– Мать тебя среди ночи привезла. Незадолго до Нового года. Я запомнил, потому что потом такая пурга мела, мама не горюй. Я еще шутил, что Ирка пургу привезла.
– А с кем она приехала? Мама машину никогда не водила.
– Председатель привез. Алексей Павлович. Я подробностей не знаю, нос в чужие дела совать не привык. Ты сам к нему сходи, он человек добрый, поделится с тобой. А если не скажет, ты ему про меня замолви словечко, мол, я все равно тебе уже все разболтал, — с усмешкой произнес старик.

Поблагодарил его Костя и, несмотря на сгущающиеся сумерки, сразу отправился к председателю. Алексей Павлович, услышав, о чем речь пойдет, пустил парня в дом. Но дальше порога не пригласил.

Слышно было, как внуки кричат, и как какая-то женщина, смеясь, рассказывает историю. У Алексея Павловича была семья, не хотелось прошлое ворошить. А у Кости теперь никакой семьи не было…

– Ты меня не осуждай, Костя. Ты вспомни, я ведь с тобой в детстве сколько возился, никогда зла тебе или матери твоей не делал. Да только пообещал матери твоей, что ничего не расскажу, вот и не болтал лишнего. Не знаю я, откуда ты взялся. Мать твоя мне позвонила и сказала, что нужно срочно забрать ее. Я тогда виды на нее имел, понесся перед пургой. Забрали мы тебя из детского дома «Лучик». Я тебе сейчас адрес скажу, ориентировочно.

Алексей Павлович объяснил, где находился детский дом, а потом, нахмурившись, вдруг собрался с мыслями и произнес:

– Ты, видимо, только сейчас узнал, да? Ты на маму свою не обижайся, она тебя своим взяла и любила как своего. Оставь ты эту беду о своем прошлом. Кто бы тебя не бросил в детском доме, они не стоят того, чтобы о них вспоминать.

Алексей Павлович похлопал Константина по плечу. Молодой мужчина вышел снова к своей машине. Он переночевал в доме матери, а на следующее утро, соврав по телефону начальнику, что сильно заболел, поехал в город, откуда его мать привезла.

Блуждая по переулкам, нашел Костя тот самый детский дом. И первым делом, завидев воспитателя, прямо сказал, зачем явился.

Константина проводили в кабинет к директрисе. Пожилая женщина с морщинистым лицом разглядывала его, будто помнила.

– Редко к нам приходят, да и вроде как разглашать нельзя, не знаю… Но поскольку это твоя история, грех тебе не рассказать. Тебя когда мама новая забрала, мы все рады были. Ты толком и пары дней у нас не провел, – с улыбкой произнесла пожилая женщина.
– Как же вы меня запомнили? Сколько прошло, лет двадцать?
– А у нас малышей редко забирают, никому они, кроме нас, не нужны, выходит. А когда забирают, для нас целый праздник, вот и запоминается…

Пожилая женщина, опираясь на край стола, медленно приподнялась, дотянулась до полки, взяла какие-то бумаги и принялась их перебирать. А потом, достав оттуда несколько листов, протянула молодому человеку.

– Тебя привезла твоя приемная мама. Вот деревня, откуда она тебя взяла. Прямиком к нам привезла, все спрашивала, можно ли сразу тебя забрать. Насколько я знаю, потом грудью выбила разрешение, чтобы тебя сразу забрать, пока документы делаются.
– Откуда она меня взяла? Ну не выкрала же она меня из этой деревни? – еще больше запутавшись, спросил Костя.
– Говорят, пожар был. Здесь вон кем-то из полицейских даже адрес приписан. А большего я не знаю, ты уж извини. Рада видеть, что ты вырос, сразу видно, человек хороший.

Они проговорили еще около четверти часа. И, оказавшись снова на улице, получив еще одну зацепку, Костя поехал теперь в деревню. Он хотел знать, откуда же он тут взялся.

Что случилось с его настоящей семьей?

Но чем больше Константин узнавал о своей истории жизни, тем меньше злился на мать. Вон как она за него билась, и не просто привезла, а себе забрать хотела.

Деревня оказалась довольно далеко. Только через четыре часа езды по бездорожью Костя оказался в почти заброшенном, забытом Богом месте. Костя стал расспрашивать всех, кто попадался ему по пути, пока не нарвался на старика.

– Так ты, оказывается, Миронова сын?! Ох ты ж! Сколько лет прошло, что ты родичей своих вспомнил?! Таких родителей и вспоминать грех!

Старик сплюнул прямо на землю, покачал головой.

– Мать твоя счастье видела только на дне бутылки. И отец был такой же. Что-то у них там случилось, то ли драка в компании, то ли еще что, да только мамаши твоей не стало. Остался ты на попечении батьки. А они там устроили не пойми что! В общем, пожар начался. А у нас, видал, расстояние какое до города? Пока пожарных дождешься…

Старик снова покачал головой. Он хмурил брови, словно прилагал усилия, чтобы выудить воспоминания.

– У нас здесь Ирина Павловна когда-то работала фельдшером. Прекрасная была женщина, добрый человек, всегда поможет, хоть днем, хоть ночью! Она в дом рванула и тебя из огня вытащила. Прямо на руках, сама обгорела, все руки покрылись корочкой. Если б не она, не успели бы пожарные приехать. Не знаю, что уж с ней потом было…
– Она меня усыновила, – тихо сказал Костя, с ужасом осознавая, как злился на свою приемную маму, а ведь она ему жизнь спасла.
– Это хорошо, это она молодец. Хорошая была женщина, хорошая…

Старик за информацию попросил награду. Костя сунул ему купюру, вернулся к машине и через несколько минут ожидания отправился домой.

Оказавшись за столом, Костя вспомнил, как впервые на этом самом месте узнал, что мать его усыновила. Как злился на нее, как желал узнать, где настоящие его родители. И как хотелось ему узнать все из первых уст.

От злости на самого себя Костя стукнул по коробочке, и там что-то щелкнуло. Взяв ее в руки, молодой мужчина потряс ее и понял, что достал не все. Под маленькой деревянной плашкой лежало еще одно письмо. И когда Костя стал читать его, на глаза навернулись слезы:

“Мне очень жаль, что я не смогла сказать тебе это, когда еще была жива. Прости, Костя, что не раскрыла правду твоего появления.

Я просто хотела, чтобы у тебя было счастливое детство, настоящая семья. С того самого дня, как я вынесла тебя из огня, не могла забыть твоего перепуганного личика, темных бровок, пушистых ресничек.

Я до последнего билась за тебя и постаралась дать тебе все, что могла. Костя, сыночек…

Ты всегда для меня будешь моим родным сыном. Я всю свою жизнь, от момента встречи с тобой, любила тебя и буду любить и оберегать и дальше. Прости меня, Костя, за молчание, за трусость. Я просто хотела, чтобы ты был счастлив. С любовью, твоя мама.”

Костя положил голову на стол и зарыдал. Он плакал о маме, о своей злости и о том, как несправедливо думал о ней все это время.

На следующий день Константин вернулся в деревню. Он принял решение не продавать дом, перешел на удаленный формат работы и стал обустраиваться. Адониса забрал к себе, чему соседка очень обрадовалась.

Уже и год минул того дня, как Константин узнал правду о своем появлении. Он жил с девушкой, собирался жениться. Все еще трепал Адониса за ухом по утрам. Обзавелся хозяйством. Жизнь его шла своим чередом.

Но он по-прежнему помнил слова матери, дрожащей рукой написанные в том самом письме.

Может, она и правда любит, оберегает его по-прежнему. Словно услышав его мысли, на маленькую ветку присела яркая синичка. Она посмотрела на Костю, легонько склонила голову, а затем вспорхнула ввысь.

Молодой мужчина посмотрел на красивый оранжевый закат, а затем ушел в дом, поманив за собой пса. Жизнь, она продолжается, не смотря ни на что.