Встретил свою бывшую жену и чуть не позеленел от дикой зависти

Олег захлопнул дверцу холодильника с такой силой, что содержимое полок внутри задрожали. Один из магнитов, украшавших его поверхность, с глухим стуком упал на пол.

Лена стояла напротив, бледная, с крепко сжатыми кулаками.

— Ну что, полегчало? — выдохнула она, резко вскинув подбородок.

— Ты меня просто достала, — голос Олега сорвался, хотя он изо всех сил старался говорить тише. — Какая это жизнь? Ни радости, ни перспектив.

— То есть опять я виновата? — Лена рассмеялась, но её смех звучал горько. — Конечно, у нас всё не так, как в твоих мечтах.

Олег хотел что-то ответить, но лишь махнул рукой. Открыл бутылку минералки, сделал глоток прямо из горлышка и поставил её на стол.

— Олег, не молчи, — голос Лены дрожал. — Скажи хоть раз прямо, в чём дело?

— Что тут говорить? — он оскалился. — Если бы… да разве ты поймёшь? Мне всё это надоело. До чёртиков!

Они несколько секунд молча смотрели друг на друга. Наконец Лена глубоко вдохнула и ушла в ванную. Олег опустился на диван. Из-за двери доносился шум воды: Лена, наверное, включила кран, чтобы заглушить слёзы. Но Олег поймал себя на мысли, что ему уже всё равно.

Олег и Лена поженились три года назад. Жили они в квартире Лены, которую та получила от родителей. Те, выйдя на пенсию, перебрались в загородный дом, а городское жильё оформили на дочь. Квартира была просторной, но с простеньким ремонтом, а мебель — чуть ли не с советских времён.

Сначала Олег был доволен: всё-таки квартира почти в центре города, недалеко от работы, район приличный. Но через полгода быт начал его раздражать. Лене было уютно в её семейной крепости с привычными коричневыми обоями и бабушкиным буфетом. Олегу же всё казалось слишком обыденным.

— Лен, ну объясни, — он снова и снова заводил один и тот же разговор. — Тебе не хочется поменять этот жуткий жёлтый линолеум? Или обои переклеить? Сделать всё современно, стильно?

— Олег, у нас сейчас нет лишних денег на капитальный ремонт, — отвечала она, стараясь говорить мягко. — Конечно, я бы хотела всё изменить, но давай пока подождём премии или накопим.

— Ждать?! Вот и вся твоя жизнь — ждать, терпеть.

Олег часто вспоминал, как познакомился с Леной. Она была скромной студенткой, но её голубые глаза и добрая улыбка покорили его. Он говорил друзьям: «Вижу в ней бутон цветка — вот раскроется, и все ахнут». А теперь он будто разочаровался: «Не раскрылась она, а засохла на корню», — думал он, глядя, как Лена протирает пыль с хрупких маминых ваз, кормит сметаной подобранного с улицы котёнка или поправляет рамки с детскими фото на стенах.

Но Лена не чувствовала себя «серой мышью»: она просто жила так, как считала правильным. Её радовали мелочи — новая салфетка, тихий вечер с книгой, чашка чая с мятой, тёплый свет настольной лампы. Олег же видел в этом застой.

Однако разводиться, несмотря на постоянные претензии, он не хотел — в глубине души его держала мысль, что иначе придётся съезжать из удобной квартиры к своим родителям, а с ними он вечно не ладил. Тем более что мать, Тамара Ильинична, в любой ссоре склонна была принимать сторону невестки.

— Сыночек, ты не прав, — частенько повторяла она. — Лена у тебя замечательная девушка, умница. Живёте в её квартире… вот и радуйся.

— Мам, откуда тебе знать? — бурчал Олег. — Что ты вообще в этой жизни понимаешь? Застряла, как и Ленка, в своём каменном веке.

Тамара Ильинична вздыхала: сын давно отдалился. Отец, Игорь Сергеевич, зная характер Олега, говорил лишь:

— Да пусть сам разбирается, Тамар, не лезь ты к нему.

А в то же время Олег приходил домой и всё больше злился: «Лена как тень, как серая мышь, да ещё и привязала меня этой квартирой», — твердил он себе. В очередной скандал он крикнул:

— Я же видел когда-то в тебе красивый цветок! А что теперь? Живу с замёрзшим бутоном…

Лена тогда заплакала впервые за много месяцев.

И вот в тот жаркий день — тот самый, с которого всё началось, — они впервые всерьёз заговорили о разводе. Олег стоял у окна и смотрел, как соседи в доме напротив раскладывают вещи на балконе.

— Лена, я устал, — тихо произнёс он, продолжая смотреть в стекло.

— Ты устал… от чего? — она старалась говорить ровно.

— От этой жизни, от наших бесконечных склок. Ты замкнулась в своих кастрюлях и салфетках. Думаешь, я хочу вот так бесцельно коротать годы?

Лена с минуту молчала, потом взяла пакет с мусором и вышла в коридор. Олег услышал, как хлопнула дверь. Он надеялся, что она вернётся через пару минут, возможно, объяснится. Но Лена пропала на полчаса, вернулась уже более спокойная.

— Знаешь, — произнесла она, опираясь на стену, — наверное, тебе действительно лучше побыть одному. Переезжай.

— Нет уж, — резко ответил Олег, будто его задели за живое. — Я не собираюсь уходить из своего дома.

— Олег, это не твой дом. Это квартира моих родителей, — Лена горько усмехнулась. — Давай будем честны: у нас ничего не получается. Пора это признать.

Он не нашёл, что ответить, поэтому ретировался в комнату и сел за ноутбук. Но мысль не давала ему покоя: «А куда я пойду? К родителям… с ними и так отношения натянуты». Ссора повисла в воздухе, и в последующие дни всё повторялось: они спорили из-за мелочей, а в основе каждого конфликта лежало одно и то же — безразличие к жене, которую он считал «серой мышью», смешанное со страхом остаться без крыши над головой.

Всё дошло до предела: Олег окончательно разозлился и сам подал на развод. «Это я решаю, а не она, — упрямо бормотал он. — В конце концов, у меня есть родители, есть куда пойти». Он собрал вещи и уехал к Тамаре Ильиничне и Игорю Сергеевичу, хотя и без особого энтузиазма. Лена на развод согласилась спокойно.

Заявления в ЗАГС — и вскоре они официально перестали быть мужем и женой.

Прошло три года. Олег всё это время жил у родителей. Поначалу он думал, что «вот отдохну пару месяцев и вернусь к нормальной жизни: сниму квартиру, найду новую девушку, которая будет разделять мои идеалы». Но увяз, как в болоте. С работой всё было безрадостно: денег хватало только на скромные удовольствия. Да и перспективы как-то не вырисовывались. Родители ворчали, что сыну уже за тридцать, а он всё ещё сидит на их шее.

И вот однажды, в холодный весенний вечер, Олег возвращался после встречи с другом. Шёл он мимо маленького уютного кафе, где в витрине ярко горели светильники. Олег решил заглянуть погреться. Но, подойдя ближе, вдруг замер: у входа стояла Лена. Та самая Лена, которую он оставил три года назад в её квартире. Но это уже была другая женщина: уверенная осанка, аккуратная причёска, строгая, но элегантная одежда и спокойный взгляд. В руках — ключи от машины. Судя по марке, недешёвой.

«Вот это да…» — подумал Олег и сам не заметил, как подошёл к ней.

— Лена? — окликнул он.

Она обернулась, узнала его не сразу, но тут же улыбнулась. Олег заметил, что улыбка не та, что прежде — робкая и смущённая, а по-настоящему спокойная и уверенная в себе.

— Привет, Олег, — произнесла она. — Рада тебя видеть! Как ты?

— Да нормально… — он поправил шарф, ощущая какую-то растерянность. — Вижу, у тебя всё хорошо.

— Скажем так, я теперь живу так, как всегда мечтала, — Лена ответила без тени пафоса.

— Вот как… — Олег сглотнул, стараясь проглотить вместе с комом в горле и растущую зависть. — А… ну ты молодец. Работаешь там же?

— Нет, я сменила сферу. Открыла свою студию флористики. Сначала боялась, но… — тут она улыбнулась. — Нашёлся человек, который меня поддержал.

— Кто это? — слова сами сорвались у него с губ.

Прежде чем Лена успела ответить, из дверей кафе появился высокий мужчина в пальто. Он подошёл к Лене и обнял её за плечи:

— Любимая, там столик освободился, пойдём?

Лена обернулась к Олегу, представила мужчину:

— Это Вадим, знакомься. Вадим, это Олег, — она улыбнулась мужчине, тронутая его заботой. — В общем, Олег, я была рада тебя увидеть. Я… надеюсь, у тебя тоже всё будет хорошо.

Олег кивнул, чувствуя, как внутри закипает буря. Глядя на Вадима, он вдруг ясно осознал: Лена — совсем другая, не та «серая мышь», которой он её считал. Она раскрылась, как тот цветок, что он сам же описывал, но только не с ним, а с кем-то другим.

— Лена… — он хотел сказать что-то вроде «прости меня», но все слова застряли в горле. — Рад за тебя, правда.

— Спасибо, Олег, — ответила она тихо, но уверенно. — Береги себя.

Вадим улыбнулся Олегу, слегка кивнул, и они скрылись за стеклянной дверью кафе. Олег почувствовал, как холодный ветер буквально пронизывает его насквозь. Он на миг закрыл глаза и вспомнил: «Живу с замёрзшим бутоном…» — это он в своё время грубо бросил Лене. А теперь вот бутон расцвёл, а он сам остался за дверью, в прямом и переносном смысле.

Через большие окна кафе было видно, как Лена и Вадим общаются о чём-то, смеются. Он смотрел на их жестикуляцию, искренние улыбки и ловил себя на мысли, что весь вечер у него уже испорчен. И не только вечер — ощущение пустоты в душе нарастало. Когда-то и он мог стать для Лены источником уверенности, поощрить её к переменам, поддержать в стремлениях. Но сам выбрал совсем другое.

Олег, опустив голову, отошёл от кафе. Наверное, если бы он сейчас увидел сам себя, то понял бы, что позеленел — от зависти, от досады и, возможно, от мучительного чувства упущенной возможности.

Муж был уверен, что раздел бюджета поставит жену в тупик, но всё оказалось иначе

Тарелка разбилась о стену, осыпав кухонный пол россыпью белых осколков. Анна замерла, прижав ладонь к губам – не от испуга, от удивления. За двадцать пять лет брака Виктор никогда не повышал голос, не говоря уже о том, чтобы швырять посуду.

– Всё! – его голос дрожал от ярости. – С меня хватит! Думаешь, я не вижу, как ты транжиришь деньги? Три тысячи на косметику! Две – на эту твою бесполезную йогу!

Анна медленно опустила руку. В горле стоял ком, но она заставила себя заговорить: – Витя, но мы же договаривались… Ты сам сказал, что после того, как дети разъехались…

– Забудь, что я говорил! – он резко развернулся, и его отражение в кухонном окне исказилось, словно в кривом зеркале. – С этого момента у нас раздельный бюджет. Хочешь транжирить – пожалуйста, только свои деньги.

Анна почувствовала, как земля уходит из-под ног. Двадцать пять лет она была хранительницей домашнего очага. Готовила, стирала, воспитывала детей, поддерживала уют – всё как договаривались, как было принято. Виктор зарабатывал, она вела хозяйство. А теперь…

– И как ты это себе представляешь? – её голос звучал тихо, но твёрдо.

Виктор усмехнулся, и от этой усмешки у Анны похолодело внутри.

– Очень просто. Я буду давать тебе деньги только на продукты и коммунальные платежи. Всё остальное – зарабатывай сама, – он поправил галстук привычным жестом, который теперь показался Анне почти чужим. – Думаю, месяца хватит, чтобы ты осознала свою… несостоятельность.

Он вышел, аккуратно прикрыв за собой дверь – как всегда, как будто ничего не случилось. Анна медленно опустилась на стул, глядя на осколки тарелки. Они поблескивали в утреннем свете, словно осколки её прежней жизни.

Сорок семь лет. Никакого опыта работы, кроме трёх лет в ателье перед замужеством. Что она умеет? Готовить? Убирать? За это теперь платят?

Но где-то в глубине души, за пеленой растерянности и обиды, шевельнулось что-то ещё. Что-то похожее на злость. Или на решимость.

«Несостоятельность,» – эхом отозвалось в голове слово, брошенное мужем.

Анна встала и направилась к кладовке. Где-то там, за старыми коробками, пылился её старый «Зингер» – швейная машинка, подаренная мамой на свадьбу. Когда-то она неплохо шила. Очень неплохо, если честно…

Руки дрожали, но губы сами собой сложились в упрямую линию. Что ж, Витя, ты сам этого захотел. Посмотрим, кто через месяц будет говорить о несостоятельности.

Первую неделю Анна почти не спала. Старая швейная машинка, почищенная и смазанная, теперь стояла на кухонном столе – там, где свет лучше. Руки помнили. Помнили, как заправлять нитку, как регулировать натяжение, как направлять ткань. Но этого было мало.

Ночами она сидела за компьютером, вглядываясь в экран сквозь новые очки для чтения. Сайты с объявлениями, социальные сети, форумы рукодельниц… Ох, как же всё изменилось за эти годы! Теперь были какие-то «директы», «таргеты», «воронки продаж» – голова шла кругом.

– Мам, ты в своём уме? – в голосе дочери звучало искреннее беспокойство. – Какое ателье? Какие заказы? У тебя же всё есть!

– Было, – Анна впервые произнесла это вслух, и от этого простого слова защипало в глазах. – Теперь будет моё. Лучше скажи, как фотографии красиво делать для рекламы?

Дочь вздохнула, но объяснила. А потом ещё раз объяснила. И даже установила какие-то приложения для обработки фото.

Первый заказ пришёл неожиданно. Анна как раз выложила фотографии своих старых работ – несколько платьев, что когда-то шила для дочери.

«Здравствуйте! А вы можете подшить брюки и немного ушить в талии?»

Простой заказ. Элементарный. Анна помнила, как выполняла такие ещё в ателье, даже не задумываясь. Но сейчас руки дрожали, когда она отвечала: «Да, конечно. Когда вам удобно принести?»

Женщина пришла вечером. Молодая, деловая, в дорогом костюме. Посмотрела на Анну с лёгким сомнением, но брюки оставила.

– Только мне срочно, к послезавтра…

– Конечно, – Анна улыбнулась своей прежней, «домашней» улыбкой. – Всё будет готово.

Она провозилась до двух ночи, перепоров один шов трижды. Всё должно было быть идеально. Должно.

А через день, получив свои брюки и расплатившись, женщина вдруг замерла в дверях: – А вы… платья правда сами шьёте? Которые на фотографиях? У меня юбилей через месяц, и я всё никак не могу найти то, что хочу…

Вечером, пересчитывая первые заработанные деньги, Анна вдруг поймала своё отражение в окне. Она улыбалась – впервые за эти дни по-настоящему.

Виктор делал вид, что ничего не замечает. Проходил мимо швейной машинки, словно её не существовало. Не спрашивал, откуда взялись новые нитки и ткани. Только один раз, встретив в дверях очередную клиентку, процедил сквозь зубы: – Ты что, в общежитие нашу квартиру превращаешь?

Анна промолчала. Она как раз решала, какие пуговицы лучше подойдут к тому платью для юбилея – перламутровые или хрустальные.

Через месяц у неё уже была постоянная клиентура. Через два – она сняла небольшое помещение в соседнем доме, превратив его в уютную мастерскую. Старый «Зингер» уступил место современной швейной машине и оверлоку – первой серьёзной покупке на собственные деньги.

– Анна Сергеевна, а можно мне такое же платье, как у Марины Викторовны? – спрашивали клиентки. – А можно что-нибудь придумать для корпоратива? – А для свадьбы дочери сможете что-нибудь особенное?..

Она могла. Теперь она точно знала, что может многое.

Деньги появились не сразу. Сначала были бесконечные расходы – на технику, материалы, рекламу. Но постепенно стало получаться откладывать. Сначала немного, потом больше.

А однажды утром, стоя перед зеркалом, Анна вдруг поняла, что плечи у неё расправились, а в глазах появился какой-то новый блеск. Она больше не суетилась с завтраком для мужа – он вполне справлялся сам. Не спрашивала разрешения на покупки. Не отчитывалась за каждую копейку.

И, что удивительно, ей это нравилось.

– Что значит – в Италию? – Виктор застыл с поднятой чашкой кофе. – Какая ещё Италия?

Анна спокойно намазала маслом тост, не поднимая глаз. Спокойствие давалось непросто – сердце колотилось как сумасшедшее, но внешне она оставалась невозмутимой.

– Обычная Италия, Витя. Милан. Неделя моды и несколько мастер-классов от известных модельеров. Я уже купила билеты.

Чашка с грохотом опустилась на стол, расплескав кофе.

– Ты… что? – его голос зазвенел от едва сдерживаемой ярости. – Купила билеты? На какие деньги?

Теперь Анна подняла глаза. Посмотрела прямо на мужа – и он вдруг с удивлением заметил, что её взгляд изменился. Куда делась прежняя мягкость? Когда появилась эта спокойная уверенность?

– На свои, Витя. На заработанные. Или ты думал, я всё это время просто так с утра до ночи работаю?

Он нервно рассмеялся: – Работаешь? Ты называешь это работой? Подшивать юбки соседкам?

– И юбки тоже, – она отложила тост и достала телефон. – Хочешь, покажу свой последний заказ? Вечернее платье для жены нашего мэра. Или лучше показать выписку со счёта? Знаешь, сколько я за него получила?

Она назвала сумму. У Виктора дрогнула рука, и кофе снова пролился на скатерть.

– Не может быть, – прошептал он. – Ты врёшь.

– Зайди на мою страницу в Инстаграме. Тридцать тысяч подписчиков, Витя. Или загляни в мою мастерскую – там очередь на два месяца вперёд. А ещё можешь спросить свою секретаршу Ларису – помнишь, в чём она была на корпоративе? Да, это моя работа.

Она говорила спокойно, но внутри всё дрожало от странной смеси торжества и горечи. Столько лет она ждала этого момента – момента, когда сможет доказать… Что? Кому?

Виктор молчал, глядя в одну точку. Желваки на его скулах ходили ходуном.

– И что теперь? – наконец процедил он сквозь зубы. – Решила показать, какая ты… самостоятельная?

– Нет, – Анна покачала головой. – Просто решила жить. Знаешь, я ведь даже благодарна тебе. Если бы не тот разговор про раздельный бюджет…

– Прекрати! – он грохнул кулаком по столу. – Ты… ты не имеешь права!

– Чего не имею права, Витя? – она почувствовала, как предательски задрожал голос. – Зарабатывать? Развиваться? Гордиться собой?

– Ты была домохозяйкой! Моей женой! А теперь…

– А теперь я всё ещё твоя жена. Только не домохозяйка, а владелица собственного ателье. И знаешь что? – она встала из-за стола. – Я еду в Италию. А ты можешь взять это время подумать.

– О чём?

– О том, сможешь ли ты жить с женщиной, которая не просит у тебя денег на колготки. С женщиной, которая сама выбирает, куда поехать и что купить. С женщиной, которая… может без тебя обойтись.

Он побелел. А потом как-то разом обмяк, ссутулился.

– Ты… уходишь?

– Не знаю, – честно ответила Анна. – Всё зависит от тебя. Точнее, от нас обоих. Но прежней меня больше не будет – это точно.

Она вышла из кухни, чувствуя, как предательски дрожат колени. Сумка для поездки была уже собрана. Билеты забронированы. Осталось главное – решить, что делать с этой новой, неожиданной свободой. И с этим новым, незнакомым человеком, в которого превратился её муж. Или… с которым наконец-то пришлось увидеть его настоящего?

Миланский аэропорт встретил Анну прохладой и гулом чужой речи. Она стояла у багажной ленты, рассеянно глядя на проплывающие чемоданы, когда телефон звякнул сообщением.

«Как долетела?»

Два простых слова от Виктора. Первые за неделю молчания. Она помедлила, прежде чем ответить.

«Нормально. Получаю багаж.»

Он не ответил – и правильно. Им обоим нужно было это время. Время подумать, время понять.

Неделя пролетела как один день. Анна впитывала новые знания, знакомилась с удивительными людьми, делала бесконечные заметки и зарисовки. По вечерам, падая без сил в постель в маленьком уютном отеле, она ловила себя на мысли: раньше она бы обязательно позвонила Виктору, спросила, как он там, поужинал ли. А сейчас…

В последний вечер, сидя в крошечной траттории и потягивая красное вино, она листала фотографии в телефоне. Вот её первое самостоятельно сшитое платье – кривоватое, но такое важное. Вот новая мастерская. Вот она с клиентками, с дочерью, одна… Когда она начала улыбаться по-другому? Когда появился этот блеск в глазах?

Самолёт приземлился в промозглых зимних сумерках. Анна медленно шла по терминалу, катя за собой чемодан с образцами тканей и новыми выкройками. Она почти не удивилась, увидев в зале ожидания Виктора.

Он шагнул навстречу – и замер, не зная, то ли обнять, то ли просто забрать чемодан. Анна смотрела на него: постаревший, осунувшийся, с незнакомой сединой на висках… Когда она успела не заметить, как он поседел?

– Я заказал столик, – хрипло сказал он. – В том ресторане, где ты любишь пасту. Если ты… если ты не против.

Она кивнула. Они молчали всю дорогу до ресторана. Молчали, пока официант принимал заказ. И только когда перед ними появились дымящиеся тарелки, Виктор наконец заговорил:

– Я много думал, Аня. Обо всём. О нас. О том, как всё изменилось.

Она ждала, мягко помешивая пасту.

– Знаешь, что я понял? – он невесело усмехнулся. – Я ведь всегда гордился тем, что обеспечиваю семью. Что могу дать тебе всё необходимое. А теперь…

– Теперь ты можешь гордиться тем, что твоя жена чего-то добилась, – тихо сказала она. – Если, конечно, захочешь.

Он поднял глаза: – А ты… ты ещё хочешь быть моей женой?

Анна глубоко вздохнула. Вот он, момент истины.

– Я хочу быть собой, Витя. Женщиной, которая может шить прекрасные платья. Которая может поехать в Италию учиться. Которая может сама решать, как жить. И… я хочу, чтобы рядом был мужчина, который будет этому рад. Который увидит во мне не только жену и домохозяйку, а партнёра. Равного.

Он долго молчал, глядя в свою тарелку. Потом тихо спросил: – А если… если я попробую стать таким мужчиной?

Она протянула руку через стол и легко коснулась его пальцев: – Тогда у нас есть шанс начать всё заново. Только теперь – по-другому.

За окном падал снег – мягкий, пушистый, укрывающий город белым покрывалом. Словно чистый лист, на котором можно написать новую историю.

Историю о том, как одна несправедливость привела к неожиданной свободе. Как обида превратилась в силу. Как женщина, загнанная в угол, нашла в себе смелость расправить крылья.

И, возможно, историю о том, как любовь, пройдя через испытания, становится крепче. Или… не становится. Но это уже будет другая история. История, которую они напишут вместе. Или каждый свою.