Ты обязана нас содержать — брякнул брат, развалившись с женой на её диване. Сестра поняла: семейный цирк пора закрывать

Всю ночь мать стонала. Дарья меняла ей компрессы, поила с ложечки отваром шиповника с малиной. Бесполезно. Когда настроение, мать все выпивала. Когда плохое — выплевывала на простыню.

— Мамуль, ну потерпи немножко. Завтра будет лучше.

Лучше не становилось. Уже год — как не стало отца. И весь этот год мать таяла прямо на глазах. А еще перед уходом отца были ещё два года его болезни. Как вспомнишь — тоска берёт.

Звонок.

— Игорь, привет.
— Привет, Дашка. Как у нас там?
— Мама плохо спит… Кричит по ночам. Одна я с ней не справляюсь.
— Дашка, я бы приехал, но сама понимаешь, работа. Командировка. Не могу. Пусть бы ты к маме сиделку наняла что ли.

Дарья устало вздохнула. Что толку объяснять брату, что на её зарплату в отделе кадров много не навертишь? Игорь привык — у него крутая работа. Он главный. Он ездит в командировки. Он приезжает с подарками два раза в год.

Советов от него хоть отбавляй — «найми сиделку», «купи эти таблетки, говорят, помогают», «закажи специальный матрас для лежачих» — а вот денег на всё это великолепие почему-то не предлагал. Звонил редко, спрашивал: «Как там мама?» — и ни разу не поинтересовался, как там сестра, не надорвалась ли, хватает ли сил.

— Да нечего нанимать-то. Я справлюсь.

Она положила трубку и посмотрела на свои руки. Припухшие, в пятнах от зелёнки. Маме надо было перекладывать простыни каждый день. Или два раза в день. Лежачим так положено. И дело не в деньгах — дело в том, что Дарья привыкла всё брать на себя.

Так то младший брат Игорь всегда был избалованным. Ему прощали его эгоизм, мол, последний ребенок, любимчик, да ещё и мальчик. А Дарья понимала: она — старшая, значит, она и отвечает за всё.

Мать таяла стремительно. Последние дни почти не выходила из полусонного состояния, бредила, не узнавала Дарью.

— Танюшечка… Танюшенька, девочка моя… — шептала сухими губами.

Танюшей звали её школьную подругу, с которой они не виделись лет тридцать. Дарья выхаживала мать как могла. В шесть утра вставала, наскоро пила кофе, наливала маме воды, сок, кормила жиденькой кашей. Бежала на работу на пол ставки. После работы — аптека, молочка, овощи. Занималась с мамой, пыталась читать вслух воспоминания Нагибина. Ночами сжималась на диване, прислушиваясь к маминым стонам. Повторяла про себя, как мантру: я выдержу, я смогу.

Игорь звонил редко. Когда звонил — Дарья оживала. Ждала братскую поддержку. Но вместо этого слышала:

— Ну, как дела? Всё по-прежнему? А я вот в Казань на неделю, потом сразу в Новосибирск. Открываем новый филиал. Зарплату прибавили!

Конечно, Игорь был молодцом. Выбился в начальство, первая жена его, Вера, — тоже не промах, редактор глянцевого журнала.

А я завела кошку. К сорока буду классической старой девой с пятью кошками, — думала Дарья.

Но сорока еще не было, но Дарья чувствовала себя много старше своих лет.

Через год после отца ушла и мать. Незаметно, среди ночи. Дарья проснулась в шесть, как обычно. Подошла к матери, присела на кровать. Поняла сразу — по выражению лица. Будто восковая маска.

Через двадцать минут — звонок.

— Игорь, мама…
— Как?! Когда?!
— Ночью. Я сейчас скорую вызову, чтобы зафиксировали. Подъедешь?
— Дашка, ты что? Я в Актобе сейчас. Пятичасовая зона! Ну никак не получится. Давай всё сама организуй… Я как только смогу, прилечу. Деньги тебе переведу. Всё сделай как положено.

Дарья не удивилась. Она даже не разозлилась. Только ощутила огромную, почти невесомую пустоту. Будто вышел весь воздух — из комнаты, из груди, из всей квартиры.

Потом были хлопоты. Документы. Похороны. Поминки. Завещание. Отец всё завещал Дарье — ты, мол, с нами была всю жизнь. Тебе и жить в этой квартире. Игорь позвонил по видео с похорон — включил на пять минут, пару слов сказал.

Потом прошёл год. Тихий, пустой, ничем не примечательный. Дарья вздыхала свободно, стала ходить в бассейн. Купила себе крем от морщин. Попробовала записаться на свидание вслепую — не получилось, постеснялась. Игорь звонил раз в месяц, спрашивал: «Ну как ты там?». Дарья исправно отвечала: «Нормально». На том и заканчивался разговор.

Звонок в дверь.

— Кто?
— Это я, Игорь!

Игорь? Так внезапно?

Дарья открыла дверь и охнула. Перед ней стоял Игорь — худой, с небритой щетиной и встрёпанными волосами. За его плечом — крашеная блондинка с ярко-алыми губами. Возле ног — четыре огромных чемодана и две сумки.

— Дашка, мы к тебе! Вот, пришли пожить немножко.
— Что-то случилось?
— А, так всё и сразу! — Игорь неловко переминался в дверях, теребил молнию на куртке. — Дашка, я с Верой развёлся. Познакомься, это Алёна — моя новая жена. Мы теперь вместе.

Дарья растерянно пожала руку Алёне. Кожа у девушки была холодной и чуть влажной.

— Дашка, мы к тебе на пару месяцев. Пока жильё ищем. Пока не определимся где жить хотим — сейчас можно онлайн работать и жить где хочешь хоть в Занзибаре.

Дарья колебалась недолго. Как-никак, родной брат, который оставил её один на один с болезнью мамы и папы. Но ведь — родной.

— Проходите.

Шесть месяцев пронеслись как один день. Но не как счастливый, а как день, проведённый на таблетках от головной боли.

Игорь с Алёной оккупировали большую комнату. Алёна сразу же объявила, что не будет спать на старой кровати («У меня аллергия!») и потребовала новую. Дарья купила. Потом выяснилось, что у Алёны аллергия на бытовую химию — и Дарья стала закупать органические средства для стирки. Потом — что Алёна «не выносит вида кухонной плиты».

— Я веду здоровый образ жизни, — говорила она Дарье подчёркнуто пренебрежительно. — Мы с Игорем едим только полезную пищу, все эти салатики, смузи…

Игорь в это время постоянно ел колбасу и запивал газировкой, но помалкивал.

Деньги от них Дарья не видела. Ни копейки. Пару раз Игорь обещал: «Давай я заплачу за коммуналку». Но каждый раз выяснялось, что деньги ушли на «важную покупку», «новый бизнес-проект» или «медицинское обследование» Алёны.

Дарья выкручивалась сама. Терпела. Закрывала глаза на то, что её продукты постоянно исчезают из холодильника, как по волшебству.

В один из вечеров Дарья спросила у брата:

— Как там твоя работа?
— Да работа эта… Не получается ничего.

— И что теперь?
— Я тут с Алёнкой посоветовался. Мы думаем открыть свой бизнес. Онлайн-магазин биодобавок. Алёна говорит, это сейчас очень модно.

Дарья кивнула. Верилось с трудом. Особенно когда брат с женой целыми днями валялись на диване и смотрели сериалы.

Но что Дарья могла поделать? Это её брат. Это её семья.

День начинался обычно. Дарья заварила себе зелёный чай, поджарила тосты. На кухню вплыла Алёна — в растянутой футболке, сонная, но при макияже.

Вы правы, в этом диалоге есть нелогичность. Давайте переработаем этот эпизод, чтобы он лучше соответствовал ситуации:

— Опять дома сегодня сидишь? — спросила Дарья, намазывая масло на тост.
— А что мне делать-то? — лениво протянула Алёна. — Я ведь творческая личность. Я талант. А таланты не работают, их ищут.

Дарья подавила вздох. Алёна называла себя то блогером, то йога-инструктором, то мастером по маникюру. На деле — не делала ничего. Пару раз в месяц проводила какие-то онлайн-консультации по нумерологии, брала за это несколько тысяч, и всё. Игорь перебивался случайными подработками — то картинки какие-то рисует в ноутбукет, то текст переведёт.

Жили на сбережения, которые таяли с каждым днём. В первый месяц Игорь ещё хвастался: «У меня заначка есть, не переживай». К шестому месяцу от заначки, видимо, остались одни воспоминания. А платить за что-то в доме Дарьи они так и не начали.

— А ты, Дашенька, всё работаешь и работаешь… — протянула Алёна с деланным состраданием. — Не надоело в отделе кадров сидеть? Тебе уже почти под сорок, а личной жизнью так и не обзавелась. Я тебе вот тут статью нашла — как найти мужчину после тридцати восьми лет.

Дарья отвернулась. Проглотила колючий комок в горле. А могла бы ответить. Могла бы сказать — а ты, Алёна, сколько замужем-то? Полгода? Такой срок и медовым месяцем не назовёшь. А Игорь до тебя десять лет прожил с другой. Что-то не особо ты его гнездо семейное сберегла.

Но Дарья промолчала. Не хотелось тратить нервы.

— В общем, знаешь что, Дашка, — продолжала Алёна, бесцеремонно схватив последний тост Дарьи и макая его в джем, — тебе просто повезло, что мы с Игорем у тебя живём. А то вообще бы тут закисла до плесени. Одинокая женщина в тридцать восемь — это ж кошмар какой-то!

А мы как глоток жизни в твоё болото. Глядишь, и от нас научишься чему-нибудь — как выглядеть, как говорить, чтобы мужикам нравиться. А то сидишь в своих серых кофтах, с этой… — она брезгливо кивнула на чашку, — травой вместо нормального кофе. Так и помрёшь, никому не нужная.

Разнообразие. Да уж. Было тихо и спокойно, а стало… как на вокзале.

— Ладно, мне пора, — сказала Дарья и вышла из кухни. Алёна даже не заметила, что съела чужой завтрак.

По дороге с работы Дарья зашла в аптеку. Хотела купить что-нибудь от головной боли — очередь была длинная, а единственный фармацевт копошился с какими-то документами, не обращая внимания на посетителей. Дарья нетерпеливо переминалась с ноги на ногу, массируя виски.

— Ужасная очередь, правда? — раздалось сбоку.

Дарья обернулась. Высокий мужчина в очках сочувственно смотрел на неё. У него были добрые глаза. Тёплого орехового цвета.

— Да, не повезло, — выдохнула она. — А мне всего лишь нужно от головы что-то.

— Могу поделиться, — он достал из кармана куртки блистер. — У меня всегда с собой. Мигрени замучили.

— Спасибо, — Дарья смутилась.
— Не за что. Я, кстати, кажется, видел вас в нашем подъезде. Вы из шестнадцатой квартиры?
— Да. А вы?
— Я из двадцать первой. Артём. Работаю в ветклинике за углом.

Дарья робко улыбнулась:

— А я Дарья… В отделе кадров на заводе.

Артём кивнул. Они расплатились и вместе вышли из аптеки.

— Может, кофе? — неожиданно предложил Артём. — Тут недалеко хорошая кофейня, если у вас есть время.

Дарья посмотрела на часы. Домой не хотелось. Ну, что я там не видела? Брата с Алёной на диване? Или скандал по поводу мытья посуды?

— Давайте.

С того вечера они стали видеться. Ничего особенного — прогулки, кофе, разговоры. Артём оказался спокойным, внимательным, с хорошим чувством юмора. И с каким-то внутренним достоинством. Он рассказывал о своей работе, о животных, которых лечит, о книгах, которые читает. Дарья никогда не приглашала его к себе.

В один из вечеров Артём принёс букет цветов и коробку конфет. Они сидели на кухне, пили чай. Первый раз за долгое время Дарья чувствовала себя по-настоящему… живой женщиной.

В коридоре раздались шаги. Дверь распахнулась, в проеме возникла Алёна — с влажными после душа волосами, в коротком шёлковом халате.

— Ой, у нас гости! — нарочито громко воскликнула Алёна. — Артём, да? Тот самый. Дашка теперь каждому встречному мужчине рада, особенно когда под сорок — хватается теперь за любого, кто хоть раз улыбнулся!

Из комнаты раздался громкий смех Игоря:

— ДА-ДА. Теперь берёт, что есть. Отчаянные времена — отчаянные меры.

Дарья замерла. Чай в чашке будто превратился в лёд. Артём изменился в лице — не разозлился, но как-то сразу закрылся. Помрачнел.

— Извините, я, пожалуй, пойду, — сказал он тихо.
— Артём, не обращайте внимания…
— Нет-нет, мне в любом случае пора. Завтра рано вставать. Спасибо за чай.

Он ушёл. Больше не писал. Не звонил. Дарья встретила его в подъезде через неделю — он вежливо кивнул и прошёл мимо.

Ночью она лежала без сна. В голове крутилось: «Дашка ж уже почти под сорок»… «Отчаянные времена — отчаянные меры»… Противный, издевательский тон Алёны. И Игорь… Это было словно предательство. Родной брат.

После этого Дарья стала замечать, что Игорь и Алёна становились всё наглее. Они уже не просто не платили — они начали предъявлять требования.

В один из вечеров Дарья вернулась с работы как обычно усталой. В квартире было непривычно тихо. Игорь с Алёной лежали на диване и смотрели какой-то громкий фильм. На журнальном столике валялись обертки от йогуртов, остатки колбасы и сыра — продуктов, которые она планировала съесть на завтрак.

— Привет, — сказала Дарья, проходя мимо. — Вкусно поели?

Игорь только махнул рукой, не отрываясь от экрана.

— Нормально, — Алёна лениво потянулась, не отрываясь от экрана.

Дарья открыла холодильник и замерла. Полки были почти пусты. Не было ни маринованного мяса, которое она готовила на завтра, ни других продуктов, которые она покупала вчера.

— Игорь, вы съели моё мясо? То, которое я готовила на завтра?

Алёна наконец повернулась к ней с деланным безразличием:

— А что, оно было подписано твоим именем? — она хмыкнула. — В общем доме общая еда. Было вкусно, кстати. Купи ещё, а?

Дарья почувствовала, как внутри закипает раздражение:

— Игорь, может, вы всё-таки будете покупать свою еду?

Брат неожиданно рассердился. Сел на диване, взъерошенный, с красными от телевизора глазами:

— А что такого? Ты же работаешь. Ты же одна. Тебе что, жалко?

— Я не миллионерша, — тихо от неожиданности сказала Дарья.

— Послушай, — Игорь театрально развёл руками, развалившись на диване рядом с женой, — ты обязана нас содержать. По-человечески. Ты же оттяпала себе квартиру — квартира всё-таки и моя тоже. Родительская. Ты просто успела оформить документы.

— Игорь, папа оставил завещание…

— Да плевать! — перебил он. — Я тебе говорю, ты должна нас кормить. И вообще, когда у тебя зарплата? Нам нужно прикупить микроволновку, наконец!

Дарья смотрела на брата и его жену, нагло развалившихся на её диване, требующих её денег, и понимала — это уже перешло все границы. Они не просто жили за её счёт. Они считали, что имеют на это полное право.

Она молча повернулась и вышла из комнаты. Всю ночь она не спала. А утром решила: пора заканчивать этот цирк.

На следующее утро она начала искать информацию. Она нашла на юридическом форуме точный алгоритм выселения родственников и даже скачала образец уведомления. На обеденном перерыве распечатала два экземпляра прямо на работе.

По пути домой забежала в районное отделение полиции. Коротко объяснила ситуацию дежурному участковому. Тот подтвердил, что действует она правильно — сначала письменное уведомление, потом, если не съедут, обращение в суд.

— А если не подпишут? — спросила Дарья.

— Отправьте заказным письмом с уведомлением. Или при свидетелях вручите, — ответил участковый. — С документами на квартиру проблем нет?

— Никаких. Все на меня оформлены.

— Тогда суд будет на вашей стороне.

Утром Дарья села за стол напротив Игоря, который притащился зачем-то в кухню в такую для него рань — как вовремя! Алёна ещё спала.

— Игорь, давай честно. Ты собираешься работать?

— Я ищу варианты.

— Ты собираешься платить?

Игорь фыркнул:

— А ты не мелочись, Дашка. Ты же видишь, какая сейчас ситуация. Найду работу — может, и буду платить. Хотя… зачем вообще платить родной сестре? Это как-то странно, не находишь? Родителям ведь мы не платили за то, что жили у них.

Дарья смотрела на него. Это был не её брат. Это был чужой человек, который просто использовал родственные связи как повод сесть ей на шею.

— Мне надоело, что вы живёте за мой счёт и считаете это нормальным.

Она вытащила из сумки бумаги. Положила перед братом:
— Официальное требование съехать в течение тридцати дней. Я всё изучила, сама посоветовалась с участковым. У тебя ровно месяц. Потом — суд.

Игорь рассмеялся:
— Ты не посмеешь. Я не позволю.
— Уже позволил. Когда начал меня презирать и унижать в собственном МОЕМ доме.

После этого разговора жизнь в квартире превратилась в холодную войну. Дарья уходила рано утром и возвращалась поздно вечером. Старалась не пересекаться с братом и его женой. Обедала в столовой возле работы, завтракала в кафе. Даже в выходные придумывала себе дела вне дома.

Игорь с Алёной делали вид, что ничего не происходит. Они демонстративно устраивали вечеринки, громко включали музыку, оставляли грязную посуду в раковине. Дарья обнаружила, что Алёна даже взяла её одежду. На замечание та ответила: «Ой, да нужны мне твои тряпки. И так и не призналась».

Но хуже всего стали вечера — Игорь пару раз возвращался шатающимся и агрессивным. Злость, обида, отчаяние. Однажды в коридоре он схватил ее за руку так сильно, что остались синяки:
— Ты серьезно думаешь, что выкинешь нас на улицу?

Этим же вечером она позвонила Артему.
— Прости, что беспокою, но мне нужна помощь.

Она коротко объяснила ситуацию. Артем выслушал и без лишних вопросов ответил:
— Приходи. У меня есть диван в гостиной.

Днем — работа, вечером — к нему. Они почти не говорили о ее ситуации, больше о книгах, фильмах, о его работе в ветклинике. Иногда молчали вместе — и в этом молчании не было неловкости. Дарья удивлялась, как легко ей снова стало дышать в его присутствии.

На двадцать восьмой день она спросила:
— Вы нашли жильё?
— Да пошла ты! — взорвалась Алёна. — Мы никуда не съедем!

Игорь молчал и упорно делал вид, что это игра.

На тридцать первый день Дарья подала заявление в суд. Игорь получил повестку, но на заседание не явился. Алёна тоже проигнорировала суд, заявив, что «это всё блеф».

Судебное заседание длилось меньше часа. Судья изучила документы, подтвердила права Дарьи на квартиру и вынесла решение о выселении. Через две недели пристав вручил Игорю постановление о принудительном выселении.

Дарья не стала ждать приставов. Она вызвала участкового, который был в курсе ситуации.

— У меня на руках решение суда. Они должны съехать, но отказываются, — объяснила она.

Участковый просмотрел документы и поднялся в квартиру вместе с Дарьей. Разговор с Игорем и Алёной был коротким.

— Либо вы добровольно покидаете помещение в течение 24 часов, либо завтра придут судебные приставы и вам придётся съехать под конвоем, — сказал участковый. — Решение суда не обсуждается.

Выселение произошло на следующий день. Алёна кричала, проклинала, обещала вернуться и отомстить. Игорь молчал, только бросал на сестру тяжёлые взгляды. Вечером того же дня он написал сообщение: «Надеюсь, ты счастлива. Потому что одна ты точно и сдохнешь».

Дарья не ответила. Она стояла посреди опустевшей квартиры и чувствовала себя странно. Не то чтобы счастливой. Но спокойной.

Вечером раздался звонок.
— Это Артем. Все в порядке?
— Да. Они съехали.
— Хорошо. Я… могу зайти? Принесу пиццу.

Дарья улыбнулась. В пустой квартире ее голос звучал звонче, свободнее.
— Приходи.

Они сидели на кухне, пили чай, ели пиццу. На этот раз никто не мог их прервать, никто не мог высмеять их разговор.
— Знаешь, — сказал Артем, — там у нас на работе есть собака. Алабай, огромный как медведь. Его бросили хозяева, а новых не нашлось.
— И что с ним будет?
— Я подумал, может, ты захочешь взять. Одной в большой квартире… А с ним и охрана, и компания.
— Я подумаю.

Она знала, что согласится. Как знала и то, что вскоре пригласит Артема на настоящее свидание. Жизнь, которая долгое время казалась застывшей в вечном служении другим, вдруг обрела новый смысл и возможности.

Пока я была у подруги, муж смeнил замки и выставил вещи из моей квартиры. Но не рассчитал, что я не прощаю прeдaтельствo

Ключ не поворачивался. Клавдия дёрнула дверную ручку раз, другой, потом ещё — замок не поддавался. Может, сломался? Да нет, не мог. Вчера закрывался нормально.

Она приложила ухо к двери. Тишина. И даже телевизор не бормочет — Серафима Витальевна всегда смотрела свой любимый сериал в это время.

— Ты чего там шебуршишься? — Соседка Регина Павловна, грузная женщина в потёртом халате, выглянула из своей квартиры напротив. — Не откроешь, что ль?

— Замок… кажется, не работает, — Клавдия посмотрела на ключи в своей руке, будто они могли дать ответ.

— А-а-а, — протянула Регина Павловна, и что-то такое было в её интонации, что Клавдия сразу насторожилась. — Так Радомир твой вчера приходил. Сумки твои приволок. Сказал, мол, ты на подольше уехала. Я их к себе забрала, чтоб не сперли.

Клавдия уставилась на соседку.

— Какие… сумки?

— Ну, с одёжей твоей. Две штуки, — Регина Павловна махнула рукой в сторону своей квартиры. — Сейчас принесу.

Клавдия стояла, прислонившись к стене, и пыталась понять, что происходит. Они ведь договорились с мужем, что она уехала переночевать всего на день. К подруге. Проветриться. После того как Серафима Витальевна в очередной раз сказала: «У тебя руки не из того места выросли». Посуду и то не можешь нормально помыть». Клавдия тогда промолчала психанула и ушла проветриться на улицу, но муж не пустил ее обратно ночевать — он попросил переночевать у Миланы: «Можно к тебе? Переночевать. Иначе я её…» Милана всё поняла.

Соседка Регина Павловна вышла с двумя большими сумками.

— Вот, держи. Радомир-то сказал, что вы того… повздорили.

Клавдия смотрела на сумки, а в голове крутилось только одно: «Моя квартира. Моя. Добрачная. Я его пустила. И мать его. А теперь…»

Она достала телефон и набрала номер мужа. Гудки. Один, второй…

— Да, — голос Радомира был неожиданно спокойным.

— Что происходит? — Клавдия изо всех сил старалась говорить ровно. — Почему я не могу попасть в свою квартиру?

Пауза. Вздох.

— Клав, не нервничай. Маме… маме сейчас нужен покой. У неё давление подскочило вчера после вашего… после того… ну, ты понимаешь.

— После чего? — Клавдия почувствовала, как внутри закипает что-то опасное. — После того, как твоя мать в сотый раз меня оскорбила? А я просто переночевала у подруги

— Клав, — в голосе Радомира появились нотки усталости, — давай не сейчас. Маме правда нужен покой. Мы же договаривались, что после операции ей нужна реабилитация. Тишина. Постельный режим. А вы постоянно… ну…

— И поэтому ты выставил меня из моей же квартиры? — Клавдия почти кричала, и ей было плевать, что её слышит вся лестничная клетка. — Ты понимаешь, что это моя квартира? МОЯ! Я тебя в неё пустила! И твою мать!

— Клав, подожди немного, — Радомир говорил почти умоляюще. — Недельку. Поживи у Миланы. Или у родителей. Пожалуйста. Мама восстановится, и мы всё… уладим.

Клавдия оборвала звонок. Хотелось швырнуть телефон о стену. Закричать. Вызвать полицию. Выломать дверь.

Вместо этого она сползла на пол, прижавшись спиной к стене, и закрыла лицо руками. Она не заплачет. Нет. Не сейчас.

Регина Павловна потопталась рядом и тихо произнесла:

— Может, чаю? Зайдёшь?

Полгода. Целых полгода Радомир уговаривал её.

— Клав, ну что тебе стоит? — он сидел на краю кровати и смотрел на неё этими своими глазами, в которых она когда-то утонула без остатка. — Маме операцию назначили. Серьёзную. Потом реабилитация. Врачи, капельницы. В её квартире это невозможно — пятый этаж, нет лифта. Ты же… ты же взрослая женщина. Сможешь потерпеть. Перетерпеть.

Клавдия смотрела в потолок. Она знала, чем это закончится. Серафима Витальевна никогда не считала её достойной своего сына. «Радик, ну что ты в ней нашёл? Ни красоты особой, ни образования приличного. И характер — поганый!» Она говорила это прямо при Клавдии, словно та была глухой или невидимой.

— И сколько она пробудет у нас? — Клавдия не смотрела на мужа.

— Ну… пока не окрепнет. Месяц, может два, — Радомир взял её за руку. — Я тебе обещаю, я всё буду делать сам. И уход, и врачей, и еду. Тебе даже общаться с ней не придётся. Ты будешь на работе целыми днями. А вечером я… я буду забирать её в свою комнату. Мы телевизор посмотрим. Или ещё что-нибудь. Ты не заметишь её присутствия.

Клавдия тогда вздохнула. Может быть, хотя бы так она докажет и Серафиме Витальевне, и Радомиру, что она не чудовище. Что она способна на компромисс.

— Хорошо, — она наконец посмотрела на мужа. — Пусть приезжает. Но я хочу, чтобы ты понимал — это моя квартира. И если станет совсем невыносимо…

— Спасибо! — Радомир прервал её, целуя в щёку. — Ты самая лучшая! Я знал, что ты поймёшь.

А сейчас Клавдия сидела на кухне у Регины Павловны и бездумно размешивала чай. Сумки — две большие сумки с её вещами — стояли у стола. Муж собрал их. Муж вынес их и оставил у соседки. Всё было… продумано.

— Звони своим, — Регина Павловна смотрела на неё с беспокойством. — Родителям или кому там. Или в полицию? Это же твоя квартира, так?

— Моя, — кивнула Клавдия. — В наследство от бабушки досталась. Я её сама отремонтировала. До знакомства с Радомиром.

Она достала телефон и набрала номер матери. Та ответила после первого гудка, словно ждала звонка.

— Клавочка? Что случилось? У тебя голос…

— Мам, — Клавдия вдруг почувствовала, как слёзы подступают к горлу, — можно я приеду? Сегодня. Сейчас.

— Конечно! — в голосе матери тревога смешалась с радостью. — А что такое? Вы с Радиком…

— Потом расскажу, — Клавдия перебила её. — Я скоро буду.

Она нажала отбой и посмотрела на Регину Павловну.

— Спасибо за чай. Я поеду к родителям.

— Правильно, — закивала соседка. — Только… ты это… ты себя в обиду не давай. Квартира-то твоя.

Клавдия кивнула, подхватила сумки и вышла.

Уже в автобусе, глядя в окно на пробегающие мимо дома, она наконец позволила себе осознать произошедшее. Её муж. Её муж выставил её из собственной квартиры. Как… как ненужную вещь. Как помеху. Чтобы она не раздражала его драгоценную мамочку.

Её затрясло — то ли от гнева, то ли от обиды. Она достала телефон, хотела позвонить Радомиру, высказать всё… но отложила. Нет. Она должна всё обдумать. Успокоиться. Решить, что делать дальше.

Родители встретили её с тревогой. Особенно когда увидели сумки.

— Что случилось? — отец, Антип Васильевич, забрал у неё поклажу. — Вы что, разводитесь?

Клавдия прошла на кухню и тяжело опустилась на стул. Мать, Зинаида Игоревна, засуетилась вокруг:

— Сейчас поесть разогрею. Ты голодная?

Клавдия покачала головой:

— Мама, папа… Радомир меня из квартиры выставил. Из моей собственной квартиры.

Антип Васильевич замер:

— В каком смысле «выставил»?

— Я переночевала у Миланы. Вернулась — замок сменили. Вещи мои… к соседке вынесли.

Зинаида Игоревна охнула и присела рядом:

— Как это? Почему?

Клавдия глубоко вздохнула и начала рассказывать. Как полгода назад согласилась принять свекровь после операции. Как изо всех сил старалась сдерживаться, когда та начинала свои выпады. Как вчера не выдержала и сорвалась, как муж попросил поехать переночевать к подруге, чтобы не устраивать скандал.

— И вот… получается, я теперь бездомная, — она горько усмехнулась. — В своей же квартире.

Антип Васильевич ходил по кухне, сжимая и разжимая кулаки:

— Нет, ну это… это беспредел! Поехали прямо сейчас! Я ему… я им обоим…

— Нет, пап, — Клавдия остановила его жестом. — Ты только сделаешь хуже. Радомир скажет, что вы пришли меня… «подбивать» на скандал. А мне надо подумать.

— О чём тут думать? — возмутился отец. — Квартира твоя! Вызывай полицию, пусть его… выдворят оттуда!

— Антип, успокойся, — Зинаида Игоревна положила руку на плечо мужа. — Клава правильно говорит. Тут надо… с холодной головой.

Она повернулась к дочери:

— Клавочка, может, это недоразумение? Может, он погорячился? Вы же столько лет вместе. И любите друг друга…

— Мам, он СПЛАНИРОВАЛ видимо это, — Клавдия почувствовала, как внутри снова поднимается горячая волна. — Он подготовился. Собрал мои вещи. Сменил замок. И всё это, пока меня не было. Это не… выплеск эмоций. Это. Обдуманное. Решение.

Она встала:

— Я пойду лягу. Устала. Завтра… завтра буду решать, что делать.

Клавдия лежала в своей старой комнате, смотрела в знакомый с детства потолок и думала. Может, Радомир прав, и ей просто переждать неделю? Может, свекровь действительно нужен покой? Может…

Зазвонил телефон. Милана.

— Ну как ты? Добралась?

— Да, я у родителей, — Клавдия села на кровати. — Радомир… он меня выставил, Мил6 представляешь… Из моей же квартиры.

— Как выставил?! — Клавдия почти увидела, как у подруги округлились глаза. — В смысле?

— В прямом. Я приехала — замки сменены. Вещи мои соседке отдал. Сказал «подожди недельку».

— Нихо-хо себе! — в голосе Миланы звенело возмущение. — И ты… что ты будешь делать?

— Не знаю, — Клавдия потёрла лоб. — Родители, конечно, зовут полицию вызывать. Но…

— Но ты же любишь его, — тихо закончила Милада. — И думаешь, может, правда подождать?

— Да, — призналась Клавдия. — Мы же пять лет вместе. У всех бывают… сложности. Может, ему просто нужно время с матерью побыть. Она всё-таки после операции…

— Клав, ты себя слышишь? — Милада была предельно серьёзна. — Он. Тебя. Выгнал. Из твоего же дома. Это… это не «сложности». Это предательство. Если ты сейчас это проглотишь, он решит, что может делать с тобой всё, что угодно.

Клавдия молчала. Где-то в глубине души она знала, что Милана права.

— Я… подумаю ещё. Спасибо, что позвонила.

Она отключилась и снова легла, уставившись в потолок. А в голове крутились слова мужа: «Подожди недельку. Пожалуйста. Мама восстановится, и мы всё уладим».

Прошло три дня. Клавдия не выходила на связь с Радомиром. Он тоже не звонил. Она почти убедила себя, что всё образуется, что нужно просто переждать, дать время…

И тут позвонила Регина Павловна.

— Клавдия, ты это… сидишь?

— В каком смысле? — Клавдия напряглась.

— Тут твоя… свекровь эта… ходит по соседям, — Регина Павловна говорила быстро, словно боялась, что её прервут. — Спрашивает, не замечали ли мы чего странного в твоём поведении. Говорит, ты того… психически нестабильная. Кричишь часто, агрессивная. И «всё это на почве гормонального сбоя».

Клавдия почувствовала, как холодеет.

— И… что ей отвечают?

— Да кто ж ей такую ерунду подтвердит! — фыркнула Регина Павловна. — Я ей так и сказала — нормальная ты. С характером, конечно, но кто без него? А она мне: «Не скажите, не скажите, она давно лечиться должна. Она на меня набрасывалась. Она явно не понимает происходящего — я с операции, а она меня ругает, выгоняет, швыряется вещами. Мы с сыном как раз готовим документы на освидетельствование».

Клавдия задохнулась от возмущения:

— На какое ещё освидетельствование?!

— Во-во, я о том же! — Регина Павловна явно была на её стороне. — Это они тебя под… это самое… недееспособность подвести хотят. А потом — р-раз, и квартирка-то ваша общая. Как у мужа с женой. А потом наверняка выяснится, что ты «не можешь ей распоряжаться». Я видела в передаче одной — такое муженёк устроил. Чуть не увёл всё имущество.

Клавдия сглотнула:

— Спасибо, что позвонили, Регина Павловна. Я… я разберусь.

Она положила трубку и замерла. В голове эхом звучали слова соседки: «Готовим документы на освидетельствование».

Это бред сумасшедшего.

Клавдия сидела на кухне, обхватив ладонями остывшую чашку. Мать тревожно поглядывала, отец ходил из угла в угол.

— И что делать? Документы-то все там остались! — выпалила она. — Даже паспорт в сумке.

— Ничего, восстановим, — буркнул отец. — Только сначала по шее этому… благоверному надо надавать.

— Пап, перестань, — поморщилась Клавдия. — Мне нужен совет, а не… это.

Мать подсела ближе:
— Помнишь Толика? Ну, который с тётей Валей через стенку жил? Он сейчас нотариусом работает. Тут недалеко.

— И что я ему скажу? — Клавдия невесело усмехнулась. — Здрасьте, меня муж из квартиры выпер, документов нет, помогите?

— А что, неплохое начало, — отец внезапно остановился. — Надо с кем-то знающим посоветоваться. А то полезем сами — ещё хуже сделаем.

Через час они втроём топтались у обшарпанной двери с табличкой «Нотариус». Клавдия нервно теребила рукав.

— Ну? — подтолкнул отец. — Стучи давай.

Анатолий Петрович, лысоватый мужчина с усталыми глазами, слушал, почёсывая подбородок. Перебил только раз:
— То есть свекровь соседей обходит, про твоё состояние выспрашивает? Дело дрянь.

— Это так плохо? — Клавдия напряглась.

— Не то слово, — нотариус поскрёб ручкой по столу. — Они, походу, тебя под недееспособность подвести хотят. А потом — р-раз! — и муженёк заявит, что общим имуществом распоряжается.

— Но это же моя квартира! Добрачная — голос Клавдии дрогнул.

— Вот именно, что твоя, — кивнул Анатолий Петрович. — Иначе бы так не суетились. Слушай, я знаю одного толкового юриста…

— А документы? Как без них? — вклинился отец.

— Восстановим, не проблема, — отмахнулся нотариус. — А пока… — он нацарапал что-то на листке, — вот, позвони этому человеку. Объясни ситуацию. Скажи, от меня.

Клавдия взяла бумажку, разглядывая телефонный номер.

— И что делать дальше?

— Разводиться, — пожал плечами Анатолий Петрович. — И выселять. Обоих. Ты ж не хочешь с таким жить? После такого?

Клавдия замялась. Перед глазами мелькнуло лицо Радомира — утреннее, сонное, родное. Было родное. Когда-то.

— Не хочу, — тихо сказала она.

— Ну вот, — кивнул нотариус. — Звони адвокату. Действуйте быстро, пока они свои бумажки на экспертизу не настрочили.

Выйдя на улицу, Клавдия глубоко вдохнула. Хватит. Хватит бояться. Пора возвращать своё.

Через неделю Радомир получил письмо. В нём было два уведомления — о подаче искового заявления о расторжении брака и о выселении из жилого помещения.

Он позвонил ей сразу же:

— Клава? Что это такое? Что за… что происходит?

Голос мужа звучал обеспокоенно. Растерянно. Испуганно. Клавдия когда-то любила его голос. Сейчас он вызывал только усталость.

— А ты не понимаешь? — она говорила спокойно. Слишком спокойно. — Я расторгаю наш брак. И выселяю вас. Обоих.

— Но… как же… мы же договорились! — Радомир нервно дышал в трубку. — Неделя! Ты сказала…

— Я ничего не говорила, — перебила Клавдия. — Это ты сказал «подожди недельку». И я подождала. Узнала много интересного. Например, что вы с матерью готовите документы для психиатрического освидетельствования. Чтобы признать меня недееспособной.

Тишина. Долгая, звенящая тишина.

— Клав, — наконец произнёс Радомир, и в голосе его звучало что-то похожее на раскаяние, — ты же понимаешь, это всё… это из-за мамы. Она… она после операции, ей нужен покой…

— Нет, — Клавдия чуть повысила голос. — Это не из-за твоей мамы. Это из-за тебя. Ты выбрал сторону. Всегда выбирал её. И вот теперь… окончательно выбрал.

Она помолчала и добавила:

— Я потеряла не только дом. Я потеряла тебя. Точнее, ты потерял меня. Но теперь я верну хотя бы дом.

Радомир заговорил быстро, сбивчиво:

— Клав, мы можем всё решить! Давай поговорим! Я… я перевезу маму обратно к ней. Я сделаю всё, что…

— Поздно, — Клавдия оборвала его. — Слишком поздно.

Она отключилась, не дожидаясь ответа.

Клавдия бросила телефон на кровать и откинулась на подушку. Странно. Должна бы реветь, а внутри — пусто и легко. Как будто наконец-то выдохнула после долгой задержки дыхания.

«Вот и всё», — подумала она, глядя в потолок. Бабушкина квартира. Её собственный угол, который она так глупо чуть не потеряла. Больше такого не повторится. Никогда.

Вспомнились слова Миланы: «Предал раз — предаст снова». Тогда злилась на подругу, а теперь понимает — та была права. С самого начала права.

Радомир сделал выбор. Теперь её очередь.