Тебе жалко кусочек моря для ребёнка? – родственники приехали толпой «здоровья ради» одного внука

— Надюш, придётся нам всё отменить, – голос Кирилла был настолько расстроенным, что его собеседнице стало не по себе.

Надежда хотела было разозлиться на жениха, но не решилась.

— Кирилл, может, ты мне толком объяснишь, что случилось? – спросила она.

— Не могу, Надь… Иначе ты просто…

Кирилл замолчал. Надежда какое-то время терпеливо слушала, затем её тон стал более настойчивым.

— Кирилл, мы уже больше года вместе, но, кажется, я совсем тебя не знаю. Мы с тобой так долго планировали этот отпуск, и вдруг ты всё отменяешь. И даже не хочешь назвать причину…

Кирилл по-прежнему молчал. Надежда слышала в трубке его тяжелое дыхание.

— Кирилл, у меня скоро перерыв. Давай встретимся и поговорим. Иначе…

На этот раз замолчала Надежда, предоставив Кириллу простор для воображения и выводов.

— Хорошо, – наконец, ответил он. – Я приеду. Наверное, ты права. И пора было всё тебе рассказать. Наверняка, после этого ты разочаруешься во мне, посчитаешь тряпкой… Мне всё равно. Слишком долго я держал этот груз при себе.

Через час Кирилл и Надежда уже сидели вместе за столиком уличного кафе. Надежда вышла на обед и даже сделала заказ, но еда в её тарелке осталась практически не тронутой. Она держала жениха за руку, а на Кирилле, что называется, лица не было. Девушка была сильно потрясена его рассказом и сама готова была расплакаться. Но быстро взяла себя в руки.

— Вот что, – сказала Надя. – Никакой тряпкой я тебя не считаю. Наоборот… Знаешь, кажется, я поняла слабое место твоих родственников, и у меня появилась одна идея.

И Надежда изложила жениху свой план.Кирилл не был уверен в успехе, но согласился попробовать. И тут же взялся за телефон.

* * *

Следующим утром сонный Кирилл встречал на вокзале отца, мать, сестру. И, главное, племянника Олежку, мальчика 12 лет. Олежка сразу же бросился Кириллу на шею, и парень крепко его обнял.

— Вырос – то как! – только и смог сказать он, ощущая колючий комок в горле.

— Дядя Кирилл, я ужасно соскучился, – признался мальчик.

— Ладно, хватит тут лирику разводить, – с раздражением сказала Ирина, сестра Кирилла и мать Олежки. – Давай, вези нас к себе. Мы ужасно устали с дороги и проголодались.

Родители, Анна Викторовна и Пётр Назарович, одобрительно закивали и поддакнули дочке. Кирилл с неохотой оторвался от племянника и, подхватив вещи женщин, повёл всех на стоянку такси.

— Да, я думал, у тебя реальные хоромы, – с разочарованием заявил отец, обследовав дом и участок сына, который снова держал за руку Олежку. Мальчик буквально не отлипал от дяди, чем сильно злил свою мать.
— Мне нормально! – ответил Кирилл.

— И мне здесь очень нравится! – заявил Олежка и потянул Кирилла на выход. – Дядя Кирилл, пойдём на море.

Однако родители внесли коррективы в планы любимого внука.

— С мамой иди, – велела мальчику Анна Викторовна. – Я уже всё разведала. До пляжа тут одна тропинка, не заблудитесь. Нам с твоим дядей потолковать надо.

Ирина перехватила у брата руку мальчика и повела его на выход. По Олегу было видно, что путешествие с матерью его не особо привлекало, но спорить он не стал.

— Так вот… — начал разговор Пётр Назарович. – Такое дело, Кирилл. Нам всем придётся здесь сильно задержаться. У Олежки ситуация серьёзная. Астма снова обострилась, так что в город ему возвращаться нельзя.

— Это я уже понял, – мрачно сказал Кирилл. – Только вы все при чём?

— Как это при чём? – взорвался Пётр Назарович. – Одного его, что ли, здесь оставить?

— Не одного, а со мной, – сказал Кирилл. – Не обязательно было целой делегацией ехать.

— Поговори ещё! – снова вспылил отец.

Но жена поспешила его осадить:

— Тихо, Петя, не кричи… — женщина пристально смотрела на сына. – Мальчик все эти годы жил в определённой среде. Если лишить его привычного окружения, это может вызвать стресс… Ты ведь не желаешь зла любимому племяннику?

Мать, как обычно, умело нажала на больную мозоль. Кирилл в племяннике души не чаял, и мальчик отвечал ему взаимностью.

— Хорошо, – нехотя согласился Кирилл. – Оставайтесь. Но, учтите, обслуживать всю вашу ораву я не собираюсь.

Кирилл и сам не понял, когда отец успел схватить его за грудки. Несмотря на почтенный возраст, хватка у Петра Назаровича была еще весьма крепкой.

— Ты будешь делать, что тебе велят, ясно? – он тяжело дышал, глядя на сына почти в упор. – Иначе мы просто свалим отсюда и увезём Олега. Если его состояние ухудшится, это будет на твоей совести.
На этот раз Анна Викторовна даже не пыталась сдерживать супруга. И ненавистное, за единственным исключением, семейство обосновалось в доме Кирилла.

* * *

К морю Кирилл перебрался 3 года назад, когда ему было уже 24 года.

Жизнь в родительском доме стала просто невыносимой, и парень решился радикально изменить свою судьбу. Почему так долго ждал? Из-за племянника…

Сестра Кирилла, Ирина, была старше его на 10 лет. И это был тот самый классический, хотя и абсурдный, случай, когда в непутёвой дочке родители души не чаяли, а появление сына стало неприятной неожиданностью.

Тучная от природы Анна Викторовна обнаружила, что беременна, когда все мыслимые сроки для изменения ситуации уже прошли. Пришлось рожать. Семейство проживало в двухкомнатной квартире, которую в шутку называли «два спаренных лифта – пассажирский и грузовой».

Появление второго ребёнка в таких условиях стало весьма неприятным сюрпризом, но деваться было некуда.

Всю свою жизнь Кирилл чувствовал себя лишним в собственной семье. Отец вечно был им недоволен, а мать постоянно напоминала, что он жив только благодаря её милости.

— Настырный, паразит, – говорил про младшего сына отец. – Ведь тихо в пузе сидел до поры до времени, сволочь…

Кирилл бы давно сбежал из дома, если бы не одно обстоятельство. Ирина никак не могла устроить личную жизнь, меняя кавалеров, которые надолго рядом со склочной и, как бы сейчас сказали, токсичной девушкой не задерживались.

Когда Ирине было 25, она спуталась с женатым, от которого забеременела. Так на свет появился Олег. Биологический папаша формально сына признал, деньги на его содержание подкидывал, но из семьи уходить не собирался.

Кириллу в ту пору было 15 лет. Удивительно, но подросток на пике гормонального бунта, всей душой полюбил племянника, едва Ирина принесла его из роддома. При виде это маленького, беззащитного комочка у Кирилла сжималось сердце.

«Такой же ненужный, по сути, как и я», — думал он, держа на руках крошечного Олежку.

Видя такое дело, и родители, и старшая сестра с удовольствием спихнули Олега младшему сыну, пока старшая дочь всё ещё отчаянно пыталась пристроить своё оголодавшее естество в хорошие, и главное, щедрые руки.

* * *

И Кирилл прекрасно справлялся.

Именно он научил племянника ходить, а первое слово, которое сказал Олежка, было «дядя», что сильно бесило Ирину. И чем старше становился мальчик, тем чаще она срывала на нём злость за свою неудавшуюся личную жизнь.

Кирилл постоянно вмешивался, за что ему доставалось от отца. Но когда он окончательно повзрослел и окреп, стал давать Петру Назаровичу настоящий отпор. Нередко дело доходило до драк.

Анна Викторовна не выдержала:

— Уезжай отсюда! – заявила она сыну. – От греха подальше. Иначе пеняй на себя…

Бабушка Кирилла со стороны отца, Нина Ивановна, тогда пояснила внуку, что родители могут его спровоцировать и, что называется, «подвести под монастырь».

— Сколько лет прожила, сроду не видела, чтобы так родное дитя гнобили, – качала головой старушка. – Но, что имеем, то имеем.
И бабушка дала Кириллу адрес своей очень старой подруги, которая одиноко проживала в почти развалившемся домике на берегу моря. Женщины дружили ещё со времен нашествия Наполеона и по старинке обменивались живыми письмами в конвертах. Такое сопроводительное письмо она вручила Кириллу и отправила его в новую жизнь.

— Дядя Кирилл, не уезжай! – в отчаянии кричал ему вслед Олег, но сам Кирилл ничего изменить не мог.

Хотя голос племянника ещё долго и навязчиво звучал у него в ушах болезненным напоминанием.

* * *

Подруга бабушки, Нина Павловна, оказалась женщиной душевной и страшно одинокой.

Она с радостью приняла парня, предоставив ему кров и стол, пока он не освоится на новом месте. Кирилл довольно быстро нашёл работу, окружил заботой Нину Павловну и взялся за ремонт её старого дома. В благодарность старушка просто отписала парню своё жильё и через год умерла.

Вот так Кирилл стал владельцем собственной недвижимости на морском побережье. Год назад он встретил Надежду, в которой увидел свою судьбу, и ещё активней взялся за обустройство дома.

С племянником всё это время он старался поддерживать отношения по телефону. И мальчик неосторожно проговорился деду с бабкой и матери о новых обстоятельствах жизни своего любимого дяди.

— Мы все едем в тебе, – заявил Петр Назарович по телефону сыну, указав дату их прибытия. – Примешь, как полагается.
— У меня другие планы были, – попытался возразить Кирилл.

— Олежка совсем плохой, – добил его отец. – Тебе жалко кусочек моря для ребёнка? Ему врачи прописали…

И Кирилл сдался.

Семейство проживало в его доме уже почти неделю. Ирина, как обычно, не стесняясь, вываливала своё раздражение на сына. Кирилл пытался вмешиваться, но каждый раз получал угрозы от отца…

Но потом случилось кое-что.

* * *

В дом Кирилла пришла Надежда с целой кипой бумаг.

— Здравствуйте, — сказала девушка и уверенно устроилась за столом в гостиной. – Я пришла разобраться с опасной ситуацией, в которой оказался ребёнок.

— В какой ещё опасной ситуации? – возмутилась Анна Викторовна. – Что за ерунда? Наш внук прекрасно себя чувствует…

Но Надежда не дала ей договорить и вывалила на голову обалдевших родителей Кирилла всё, что ей удалось выяснить за период их пребывания в гостях у младшего сына. Надежда была местным журналистом и умела добывать информацию.

— Астма у ребёнка приобретённая, ведь так? – Надежда посмотрела на Ирину, которая почему-то притихла. – То есть, зная, что у ребёнка сильная реакция на пыльцу, Вы намеренно водили его гулять именно туда, где росли эти деревья. Кроме того, ещё и курили, как паровоз, в одной комнате с мальчиком, усугубляя ситуацию.

Больной ребёнок – прекрасный повод давления на его биологического отца… Я думаю, ювенальным службам эта история будет интересна.
Кирилл же добил родных, сообщив, что к их приезду напичкал свой дом камерами, которые запечатлели срывы Ирины на сына.

— Олег останется здесь, а вы все убирайтесь немедленно! – заявил Кирилл родителям и сестре. – Иначе мы с Надеждой такой молох запустим…

Ирина нехотя подписала на брата доверенность в отношении Олега и дала добро на оформление временной опеки. И наглое семейство убралось восвояси.

Кирилл и Олег сидели прямо на песке и любовались морем.

Мальчик доверчиво прижимался к любимому дяде, а Кирилл тепло обнимал его за худенькие плечи. Он пока не знал, в каком направлении давать ход этой истории. Но точно знал, что больше Олежку в обиду не даст. Дядя и племянник в этот момент были просто свободны и счастливы.

Этот день офис не забудет: Разъяренная жена начальника вышибла ногой дверь приёмной

С новой секретаршей Олечкой никто из коллег не спешил сближаться.

– Мдээ… Эту лошадку наш директор явно не для работы завёл, — протянула острая на язык Марина после неожиданного знакомства с Олечкой.

Дело в том, что место в приемной пустовало две недели — бывшая секретарша отправилась в третий декрет. И тут вдруг, как гром среди ясного неба — Олечка. Пришла, обустроилась… Директор сдержанно и гордо представил её коллегам. На лбу у Олечки было написано следующее: «Упахиваться я тут вам не собираюсь, я для этого слишком красива!» Ну такая у неё красота… весьма специфическая, сотканная из веяний времени — ресницы коровьи до бровей, раздутые губы и лоб не двигается. Естественно, блондинка. Если выкачать из неё всё искусственное, то получилась бы вполне обычная и милая молодая женщина, а так… знаете… неподготовленному зрителю боязно порой от такой красоты. Но Олечке эта маска придавала уверенности, и она казалась себе принцессой, и вела себя соответственно — свысока, но всё же порой снисходительно до мирского люда, если это бывало ей выгодно.

Посему и поддержали сотрудницы выпад Марины по поводу рабочих обязанностей Олечки. Женщины обменялись скованными и хитрыми улыбками и, полуотвернувшись, подавили смешки. Марина всегда говорила не в бровь, а в глаз, уровень сарказма порой зашкаливал, но злобной она не была, скорее, колкой и справедливой. Всем было ясно, что эта яркая птичка залетела в их воробьиный куст не просто с улицы и не просто небольшой зарплаты ради — старый плут директор, как изголодавшийся по эксклюзиву коллекционер, откопал её на каких-то особых рудниках, явно наобещав многого. Поэтому и не расстраивалась Олечка от отсутствия неформального сближения с коллегами. Зато практически сразу началось её стремительное сближение с директором, Виктором Павловичем.

Когда к обеду редел поток сотрудников, стремящихся в кабинет директора, и утихали в коридорах бизнес-центра многочисленные шаги, начиналась призывная песня Виктора Павловича:

– О-леч-ка! — хрипел он ласково своим потасканным басом. — Вы мне нужны! И занесите мне… эмм… что-нибудь занесите. Договор с Ефремовым, вот. Он нужен мне.

– О-леч-ка! Сделайте мне, пожалуйста, кофе! Вы уже запомнили как я люблю? Будьте добры, половину молока и одну чайную ложку сахара.

И когда Олечка входила к нему с бумагами, толкая изящным бёдрышком директорскую дверь… И когда Олечка торжественно вносила в его кабинет чашку ароматного кофе, придерживая его блюдцем… Видели бы вы лицо Виктора Павловича! Это же просто мартовский кот! Небольшой, но упитанный, с представительной лысиной и сытым вторым подбородком… старый похотливый кот! Шестьдесят лет Виктору Павловичу, а он всё туда же. У него одышка, проблемы с пищеварением и начало сахарного диабета. Он крепко и безнадёжно женат ещё со времён студенческой скамьи, то есть с тех времён, когда ещё ничего из себя не представлял, и если бы не жена, которая воистину была в их браке «шеей», а Виктор Павлович лишь «головой», то вряд ли бы он сидел сейчас здесь как владелец рекламного агентства — в лучшем случае числился бы незаменимым сварщиком в какой-нибудь управляющей компании, на которого он и учился. В те времена его будущая жена тоже обучалась в подобном заведении — на швею. Она-то после и толкала со всей настырностью молодого Виктора к подвигам, давала идеи, направления, решительно не давала лишь покоя, стояла у истоков агентства, зародившегося в начале девяностых годов.

Олечка не выходила из кабинета директора долго. Хи-хи, ха-ха… Слухи ползли. Их видели несколько раз после работы вместе: в ресторане, в торговом центре, в бутике… Каждый новый наряд Оли или украшение подвергались обсуждению — не иначе, как Виктор Павлович купил. Сплетни в кулуарах были беззлобными. За развитием отношений секретарши и директора наблюдали, как за сериалом, и обсуждали так же — что же дальше? Делали прогнозы, спорили, травили шутки… Это была тема номер один — интересы совпадали у всех.

Сотрудницы общались с Олей холодно-отстранённо. К себе не звали, лишних вопросов не задавали. Да и Олечка такая была… Смотрела на них свысока. Хотя иногда, как уже упоминалось, могла стать дружелюбной и почти обычной, без пафоса — это когда ей что-то требовалось от коллег.

Как-то раз Лиза, одна из «девочек», пришла на работу с задержкой, потому что ей срочно нужно было попасть к стоматологу. Услышав её голос, весело щебечущий о приключениях в автобусе, Олечка высунулась из двери приёмной и очень дружелюбно обратилась к Лизе, отчего та вначале немало удивилась, а потом внутренне вздрогнула.

– Ой, Лиз, привет! Я там из твоей кружечки попила кофе, свою разбила нечаянно. Ты же не против?

У Лизы брови наверх поползли. Олечка поспешила дополнительно оправдаться:

– Просто сервиз Виктора Павловича остался у него в кабинете, а он в отъезде… У меня нет запасной, девочки сказали, что только твоя свободна. Я её даже помыла! Она в чайных разводах была, ещё твоих, хи-хи…

На пару секунд Лиза прекратила снимать с себя пиджак и брезгливо скосила глаза сначала на рабочую кружку с пингвинчиком, оставленную Олей около клавиатуры, затем взгляд её непроизвольно перебежал на саму секретаршу, конкретно на область рта. Губы у Оли были неестественно припухлыми, какими-то разработанными, словно она с детства только то и делала, что надувала воздушные шары. Кто знает сколько шаров она успела надуть в кабинете у Виктора Павловича? Лиза передёрнулась и ответила категорически:

– Можешь оставить её себе. Дарю!

– Но как же ты! — поразилась Оля.

Лиза взяла кружку со стола и решительно вернула её секретарше:

– У меня… есть ещё одна. В ящике, — нашлась что соврать она.

– Хм… ну ладно, — небрежно повертела в руках посуду Оля. Видно было, что кружка не в её вкусе. — Спасибо!

– На здоровье, — проворчала Лиза, искусственно улыбаясь. Чуть позже она накинулась с обидой на сотрудниц:

– И что это было?!

– Прости! Просто она пришла, вся такая притворно-приветливая, но делиться никому не хотелось. Мы сказали, что как раз сами хотели чайку попить, а твоя кружка одна оставалась, без хозяйки…

– Можно подумать, наличие хозяйки определённо точно остановит такую, как Олечка… Полюбуйтесь на нашего Виктора Павловича, девочки — совсем мужик пропал.

– Даже старому кобелю не чужд щенячий восторг! — изрекла, подняв указательный палец вверх, ироничная Марина, — так пусть же восторгается, пока может, а если быть точнее — доколе его благоверная жёнушка окажется не в курсе…

Какое-то время Олечку вполне устраивала роль любовницы. Но время шло. Будучи уже отнюдь не юной девой, а молодой женщиной тридцати трёх лет и имеючи на руках четырнадцатилетнего сына (который, в общем-то, никак ей не мешал, ибо с годовалого возраста воспитывался бабушкой), Оля не собиралась разменивать остатки своей молодости на роль всего лишь любовницы. Она хотела владеть Виктором Павловичем — всецело и бесповоротно. А заодно и его недвижимостью и долей в бизнесе.

Виктор Павлович признался сразу: жена у него чистой воды вампир, столько крови пьёт из него, постельных утех никаких, одни ворчания, недовольства, в доме строгость, детям тоже всё дай и дай, внукам без конца подарки… А Олечка для него как отдушина! Да он никогда не был настолько счастлив! Ни одна женщина не давала ему такой гаммы эмоций и чувств!

– О, ангел мой! Если бы я только мог вырваться из семейных оков, меня сдерживающих! — сопел Виктор Павлович, откинувшись на спинку кресла в отеле и закуривая.

Влияние любовницы на Виктора Павловича усиливалось, и Олечке стало даже казаться, что стоит лишь подёргать за ниточки, как старый сластолюбец сделает для неё всё, что угодно… Не спешил он делать лишь одного — расставаться с женой.

– Так разведись… И будем счастливы… — мурлыкала с постели Олечка, поигрывая пальцами в своём ошеломительном блонде.

– Ох, ох… Волокиты сколько! Всё делить! Дети обидятся, не поймут! Я повязан, Олечка — по рукам и ногам. Живу уже давно не свою жизнь… И только с тобой я счастлив…

– Но мы же любим друг друга! Я хочу быть с тобой! Не хочу делить тебя с этой…

– Тихо, тихо!.. — пугался от её пыла Виктор Павлович, — я всё сделаю сам, а ты сиди тихо, как мышь, и не отсвечивай, поняла? Кроме шуток. Валентину нужно подготовить к этому… с ней резко нельзя. Пообещаю ей содержание, квартиру в центре оставлю, в общем, никак не обижу. Но надо выждать подходящий момент. Так что жди.

Через полгода Олечке стало казаться, что директор лишь кормит её обещаниями, но не собирается уходить от жены. Олечка почувствовала себя оскорблённой, использованной, ей надоело быть на вторых ролях! Раз Виктор Павлович не может решить самостоятельно этот вопрос, то придётся брать всё в свои руки!

Она нашла в социальных сетях аккаунт его жены. На фотографиях была самого обычного вида женщина шестидесяти лет. Оля поморщилась. Жену Виктора Павловича не спасал ни макияж, ни качественные шмотки, в которые она была обмотана, словно в парус. Дело в том, что у женщины был внушительный лишний вес. Любому незаинтересованному человеку она показалась бы приятной, немного уставшей от жизни, но в целом открытой и явно с характером дамой, но Олечке она показалась отвратительной, даже оскорбительной… «И от этого вот чуда старик никак не может уйти ко мне?! Да я в миллион раз лучше!»

Как и всякую любовницу, Олю охватила жажда мести. И откуда только берутся эти невзрачные пиявки-жёны?? Пусть узнает эта толстая, что она здесь не номер один! Что она, Оля, красивее и лучше во всём — так говорит её муж!

Для начала Олечка без слов выслала жене Виктора Павловича ряд интересных фотоснимков, где её муж был в главных ролях. Прошло несколько часов. Валентина просмотрела сообщения, но… не среагировала никак. Настал новый день. Виктор Павлович тоже вёл себя как ни в чём не бывало. Олечку ещё большее зло разобрало! Она поняла, что от такого клеща, как Валентина, избавиться практически невозможно! Ей захотелось сделать последнюю маленькую пакость. В бессильной злобе, чтобы насолить ещё хоть как-то, она оставила под несколькими фотографиями Валентины оскорбительные и едкие комментарии по поводу её внешности и лишнего веса. И «мстя» удалась… Правда, не совсем так, как рассчитывала Оля. События, произошедшие на следующий день, оставили глубокий шрам в душе секретарши. Вспоминая о них невольно, Оля всегда подёргивала плечиком и её одолевало сильное желание закутаться в какой-нибудь шарф… и спрятаться подальше.

Утро следующего дня прошло в обычном режиме, ничего особенного. Олечка была на своём месте, Виктор Павлович не выходил из своего кабинета. В двенадцать часов Олечка услышала, как за дверью приёмной, там, где сидели менеджеры, с грохотом что-то хлопнуло. Кто-то раболепно сказал: «Здрасте…» В наступившей тишине раздались сначала тяжёлые шаги, а потом прозвучал гортанный женский голос как через трубу:

– Где эта тв*рь?! Секретурша — там?!

Кто-то, видимо, кивнул ей, что да. Валентина вышибла ногой дверь приёмной. Олечка подпрыгнула, но продолжала держать лицо. Она держалась до того момента, пока перед ней не предстала Валентина. За то, как эффектно сменились эмоции на лице у Оли, ей следовало бы дать Оскар: напыщенное превосходство слетело с неё, как сухой лист клёна с лобового стекла, сменившись воистину животным страхом. Валентина наступала, как разъярённая буйволица.

– А теперь повтори, что ты мне вчера написала, выдра помойная?!

Девчонки-менеджеры, охваченные страшным любопытством, сплылись к дверному проёму, как аквариумные рыбки на корм. Они даже не осознали, как это сделали. Лиза совершенно чётко услышала, что в кабинете Виктора Павловича щёлкнул дверной замок. Далее всё происходило стремительно.

– Ну и кто тут жирная, я спрашиваю, а?! — возопила жена директора и вихрем, наклонившись через стол, схватила Олечку под грудки за красное платье. Олечка завизжала и начала упираться. Руки Валентины сползли с тела жертвы, но продолжали крепко держаться за платье. Один точный рывок — и платье было стянуто с Олечки через голову. Секретарша, визжа, попыталась сбежать, не забыв прихватить со стола мобильный. Всё, что на ней осталось из одежды — это нижнее бельё и капроновые колготки.

– Я тебе покажу сейчас жирную! — бросила на пол платье Валентина и успела ухватить Олечку за волосы. В руках у неё осталась целая прядь, а Оля, растолкав зевак, вылетела, рыдая, из офиса.

Выбежав в таком экстремальном виде в общий коридор бизнес-центра, Олечка, сгорая от стыда, помчалась в туалет, сопровождаемая удивлёнными взглядами проходящих работников. Закрывшись в кабинке и уняв хоть немного дрожь, она набрала номер полиции.

Одного взгляда Валентины было достаточно, чтобы менеджеры разошлись по своим местам. Всё делали молча, стараясь вообще не издавать звуков. Валентина же взялась за мужа, который закрылся у себя в кабинете и ни в какую не хотел выходить. Отдуваясь и задыхаясь от бешенства, Валентина начала его стыдить, размахивая оставшейся в руке прядью волос Олечки:

– Она меня оскорбила! Твоя работница! Тебе показать, что она понаписывала? И за что? Прошлась по моей внешности от и до! Это я — жирная?! Да я убью её, ст*рву!

Виктор Павлович слёзно клялся в этот же день уволить нахалку, но дверь из осторожности не открывал…

Полиция приехала оперативно. Один из сотрудников сходил в туалет и отнёс туда платье Олечки, но секретарша показываться на глаза своему изуверу отказалась. Валентина же, окружённая вниманием девочек-менеджеров, была к тому моменту усажена на диван и рассасывала таблетку валидола — женщине от пережитых эмоций стало плохо. Марина обмахивала её тетрадкой, а Лиза держала наготове стакан с водой.

Валентина сменила эмоции на противоположные: начала плакать и объяснять полиции, что секретарша её оскорбила, хотя они вообще незнакомы.

– Она назвала меня жирной! — повторяла возмущённо Валентина. — Меня — жирной! Я мать троих детей, мне шестьдесят лет, как смеет она…

Тот факт, что секретарша является любовницей её мужа, Валентину, казалось, вообще не трогал.

Виктор Павлович вышел из своего кабинета только под вечер. Перед уходом жена спросила его через дверь:

– Сегодня, я так понимаю, ты не будешь задерживаться на совещаниях?

– Сегодня, солнышко, нет… — пообещал ей муж.

Оля не стала доводить дело до суда и вообще писать заявление в полиции — ей светил ответный иск за оскорбления. На следующий день её уже не было в агентстве, и как сложилась её судьба — неизвестно. Виктор Павлович же так и продолжает пребывать в счастливом браке со своей супругой… Видимо, впечатлений от приключений с Олечкой ему хватило надолго — по крайней мере в секретарши он взял девочку, отобранную исключительно по способностям, а не по внешним данным. И никаких вечерних совещаний и встреч! Сразу домой!