Свекровушка. Родная душа — она не всегда по крови родная бывает
— Анютка, дочка! — всплеснула руками Мария Петровна, выглядывая в окошко. — Ты чего в такую рань-то? Солнце ещё и не думало вставать!
Анна, закутанная в старенький платок, переминалась с ноги на ногу у калитки. На дворе стоял промозглый октябрь, и утренний туман стелился по земле, словно молочная река.
— Да вот… пораньше решила, Мария Петровна. Картошку-то выкапывать самое время.
— Ох, сердечная моя! — Свекровь торопливо накинула телогрейку. — Погоди, сейчас выйду. Вместе-то оно сподручнее будет.
Это было три года назад, когда Анна впервые переступила порог дома Марии Петровны уже как невестка. А до того… До того была совсем другая жизнь.
Анюта росла сиротой — мать померла родами, отец сгинул где-то на лесоповале, когда ей и пяти не было. Растили всем миром: кто картошки принесёт, кто молочка нальёт, а бабка Степанида, царствие ей небесное, и вовсе к себе забрала. Правда, недолго прожила — годика три всего, а потом и её не стало. Так и пошла девчонка по людям.
Выросла красавицей — русая коса до пояса, глаза васильковые, да только характером тихая, застенчивая. Всё больше в землю смотрела, а улыбалась — будто солнышко из-за туч выглядывало. Работящая была — любое дело в руках спорилось. За это её в деревне и уважали.
— Анютка! — окликнул её как-то Павел, сын Марии Петровны. — Погодь-ка!
Она обернулась, прижимая к груди охапку свежескошенной травы. Павел стоял, привалившись к забору, улыбался во весь рот. Статный был парень — высокий, чернявый, глаза с лукавинкой.
— Чего тебе, Паша? — Анна опустила глаза, чувствуя, как заливается краской.
— Да вот думаю… — Он подошёл ближе, от него пахло табаком и свежим сеном. — Не пора ли нам с тобой под венец? А то ведь засидишься в девках-то!
Сказал — как обухом по голове. Анна так и застыла, не зная, что ответить. А он продолжал, посмеиваясь:
— Ты не думай, я серьёзно. Мамка моя давно на тебя заглядывается — всё нахваливает, какая ты хозяйка справная. Да и мне по сердцу пришлась. Ну так что, пойдёшь за меня?
Анна молчала, перебирая пальцами стебельки травы. В голове вихрем проносились мысли: «А ведь и правда — чего ждать-то? Двадцать лет уже, пора и о семье подумать. Да и парень вроде хороший, работящий. И мать его, Мария Петровна, женщина добрая…»
— Пойду, — тихо ответила она, не поднимая глаз.
Свадьбу играли по осени, как раз после уборки урожая. Небогато, но весело. Мария Петровна расстаралась — напекла пирогов, наварила холодца, самогонки наготовила. Вся деревня гуляла.
— Ну, доченька, — обняла она Анну после венчания. — Теперь ты мне как родная. Будем жить душа в душу!
И поначалу так оно и было. Анна старалась угодить и мужу, и свекрови — вставала до петухов, хозяйство вела, обеды вкусные готовила. Мария Петровна нарадоваться не могла на невестку — всем соседкам хвасталась, какая у неё помощница золотая.
А потом… Потом всё начало меняться.
Первый раз это случилось под Новый год. Павел пришёл домой навеселе, от него разило перегаром. Анна как раз тесто для пирогов месила — хотела порадовать домашних праздничной выпечкой.
— Ты чего это расхозяйничалась? — прорычал он, пошатываясь. — Без спросу-то?
— Паш, так ведь праздник завтра… — растерянно пробормотала она.
— Праздник?! — Он с размаху ударил по столу кулаком, мука взметнулась белым облаком. — А мужа спросить не надо было?!
Первая пощёчина обожгла щёку внезапно — Анна даже не успела отшатнуться. В глазах потемнело, во рту появился солоноватый привкус крови.
— Паша… — прошептала она, прижимая ладонь к горящему лицу. — За что?
Но он уже не слышал — развернулся и, пошатываясь, вышел из кухни. А она так и стояла, оцепенев, среди рассыпанной муки, и по щекам текли слёзы, оставляя на белой пыли мокрые дорожки…
С того дня всё покатилось под откос. Павел словно с цепи сорвался — то ласковый был, как котёнок, то зверем становился. Особенно, когда выпьет. А пил он всё чаще.
Мария Петровна поначалу не замечала — или не хотела замечать. Анна же молчала, всё надеялась: одумается, перебесится. Синяки прятала под длинными рукавами, а на вопросы соседок отвечала: «Да что вы, всё хорошо у нас…»
Но от материнского сердца долго не утаишь. Однажды вечером Мария Петровна услышала какой-то грохот в горнице, а потом — приглушённый плач.
— Сука подзаборная! — гремел пьяный голос сына. — Я тебя научу, как с мужиком разговаривать!
Что-то оборвалось в душе немолодой уже женщины. Память вдруг выхватила картинку из прошлого: её саму, молодую, съёжившуюся в углу, и мужа-покойника, занёсшего кулак… Нет. Этого она не допустит.
Схватив первое, что подвернулось под руку — хворостину, которой обычно корову погоняла — Мария Петровна влетела в горницу. То, что она там увидела, заставило кровь вскипеть: Анна, забившись в угол, прикрывала голову руками, а Павел, её кровиночка, её сыночек, замахивался на беззащитную женщину табуреткой.
— А ну СТОЙ! — Голос Марии Петровны прогремел, как гром среди ясного неба.
Павел обернулся — и отшатнулся. Никогда ещё он не видел такого выражения на лице матери. В её глазах полыхала такая ярость, что даже в пьяном угаре он почувствовал страх.
— Мамка… ты чего? — пробормотал он, опуская табуретку.
— Я тебе покажу «мамка»! — Хворостина со свистом рассекла воздух. — Ах ты, ирод окаянный! На бабу руку поднимать?!
Удар. Ещё удар. И ещё.
— Ма-ам! Да ты что?! — Павел пытался увернуться, но хворостина настигала его снова и снова.
— Это тебе за Анютку! — Удар. — Это за всех баб битых! — Удар. — А это чтоб знал, как над слабыми измываться!
Она била и била, а из глаз текли слёзы — не то злости, не то горя. Сын, её родной сын… Как же так вышло?
— Убирайся! — наконец выдохнула она, опуская хворостину. — Чтоб духу твоего здесь не было, пока не протрезвеешь! А если ещё раз… — Она перевела дыхание. — Если ещё хоть раз тронешь её — я тебя сама убью. Вот те крест — убью!
Павел, пошатываясь, выбрался из горницы. Хлопнула входная дверь.
Мария Петровна повернулась к невестке. Анна всё ещё сидела в углу, прижав колени к груди, и беззвучно плакала.
— Доченька… — Женщина опустилась рядом с ней на пол, обняла за плечи. — Давно это у вас?
— С зимы… — всхлипнула Анна. — Я думала, пройдёт…
— Эх, милая… — Мария Петровна прижала её к себе крепче. — Что ж ты молчала-то? Что ж я-то не видела?..
Они просидели так до рассвета — свекровь и невестка, две женщины, связанные теперь не только родством, но и общей болью. Анна плакала, выплёскивая всё, что накопилось за эти месяцы, а Мария Петровна гладила её по голове и приговаривала:
— Ничего, доченька… Ничего… Теперь всё будет по-другому. Я тебя в обиду не дам.
И слово своё сдержала.
Павел вернулся через два дня — помятый, виноватый. Но встретила его не жена, а мать — с тем же стальным блеском в глазах.
— Вот что, сынок, — сказала она твёрдо. — Выбирай: либо бросаешь пить и живёшь по-людски, либо забирай свои манатки и катись на все четыре стороны. Анютку я тебе больше мучить не дам.
Месяц Павел держался — не пил, работал, домой вовремя возвращался. Анна начала потихоньку оттаивать, поверила, что всё наладится. Но беда не приходит одна — занесло в деревню какого-то бродячего торговца с самогоном. И всё началось по новой.
На этот раз Мария Петровна не стала ждать — как только услышала первый пьяный крик сына, тут же отправила его вон из дома. Павел ушёл, прихватив узелок с вещами, и стал жить у дружка своего, тоже горького пьяницы.
А через неделю его нашли мёртвым. Задохнулся угарным газом — печку неправильно закрыли спьяну.
Когда соседка прибежала с вестью, Мария Петровна побелела как полотно. Села на лавку, уставилась в одну точку. Анна кинулась к ней:
— Мама! Мамочка!
Это «мама» вырвалось у неё впервые — раньше всё «Мария Петровна» да «Мария Петровна». Свекровь вздрогнула, посмотрела на невестку долгим взглядом и вдруг разрыдалась:
— Не уберегла… Сыночка не уберегла…
— Вы не виноваты, — шептала Анна, обнимая её. — Вы всё правильно сделали. Это судьба его такая…
Хоронили Павла всей деревней. Мария Петровна держалась прямо, не плакала — только губы побелели да морщин прибавилось. Анна не отходила от неё ни на шаг.
После похорон жизнь потекла своим чередом. Анна осталась жить со свекровью — та и слышать не хотела о том, чтобы невестка куда-то уходила.
— Ты мне теперь за дочку родную, — говорила она. — Куда ж я тебя отпущу?
Время шло. Понемногу затягивалась рана в сердце Марии Петровны. Глядя на молодую невестку, она всё чаще думала: негоже такой красавице вдовой вековать.
В деревне жил Степан — мужик работящий, хозяйственный. Жена у него умерла от чахотки пять лет назад, остался с двумя детьми мал мала меньше. Сам управлялся — и огород держал, и скотину, и детей в строгости воспитывал. Мария Петровна замечала, как он на Анну поглядывает, когда та мимо идёт.
— Слышь, доченька, — начала она как-то за вечерним чаем. — А ведь Степан-то к тебе неровно дышит.
Анна вспыхнула:
— Да что вы такое говорите, мама!
— А что? — Мария Петровна пригубила чай. — Мужик он хороший, непьющий. И детишкам мать нужна…
— Нет, — Анна покачала головой. — Я не могу… Как же вы?
— А что я? — усмехнулась свекровь. — Я никуда не денусь. Буду к вам в гости ходить, с внуками нянчиться…
Анна молчала, но семя было посеяно. А через месяц Степан пришёл свататься.
Второй раз Анну замуж выдавали тихо, без гулянки. Но счастья в этом браке оказалось больше, чем в первом. Степан души не чаял в молодой жене, дети к ней привязались, стали мамой звать. А через год родилась у них дочка — назвали Марией, в честь бабушки.
Мария Петровна в новой семье невестки стала своим человеком. Анна каждый день к ней забегала — то пирожков принесёт, то просто проведать. С годами их связь становилась только крепче.
Когда Мария Петровна слегла — возраст всё-таки — Анна забрала её к себе. Ухаживала как за родной матерью, ночей не спала у её постели.
— Спасибо тебе, доченька, — шептала старуха в последние свои дни. — За всё спасибо… Ты мне Богом посланная — дочка, которую я никогда не имела…
Анна плакала, целовала морщинистые руки:
— Это вам спасибо, мама… Вы мне жизнь спасли тогда… И мать заменили…
Схоронили Марию Петровну рядом с сыном. Анна каждое воскресенье приходит на могилку — цветы приносит, разговаривает как с живой. И детям своим наказывает:
— Запомните, ребятки: родная душа — она не всегда по крови родная бывает. Вот бабушка Мария мне свекровью была, а стала роднее родной матери. Потому что доброта и любовь — они любое родство перевесят…
До сих пор в деревне вспоминают эту историю. Особенно когда свекровь с невесткой не ладят — обязательно кто-нибудь да скажет:
— А вот Мария Петровна с Анютой…
И все понимающе кивают. Потому что нет ничего сильнее материнской любви. Ведь сердце не обманешь — оно само выбирает, кого любить.
Новый год я буду отмечать с любовницей. Тебя стыдно уже дружкам демонстрировать! – заявил муж.
Глядя в зеркало на своё отражение, Тоня тяжело вздохнула. Кого-то кризис среднего возраста обходил стороной, а вот её накрыло самым настоящим, сбивающим с ног, ураганом. Всё-то в себе не нравилось, всё хотелось изменить.
— Ты шикарно выглядишь, дорогая! Никто даже не скажет, что тебе сорок! – говорила коллега. Тоня только отмахивалась. Сама не зная, что именно ей не нравилось, женщина хотела измениться. И вроде бы действительно выглядела прекрасно, но… что-то было не так.
Муж уже давно не делал никаких комплиментов. Он не дарил подарки, и даже об их годовщине забыл. Сын пропадал с друзьями и вообще редко общался с родителями. Не так давно он начал встречаться с девушкой и заявил, что решил съехаться с ней.
Приближался Новый год, и Тоне хотелось блистать, быть самой красивой для любимого мужа. Она загорелась желанием воспламенить ту искорку отношений, что начала постепенно угасать. Вроде бы Антонина делала всё для мужа, но чего-то ему не хватало.
— Игорь, что бы ты хотел во мне изменить? – спросила Тоня у супруга, когда тот что-то активно печатал в компьютере.
Сама женщина стояла у окна, глядя на серебристое блестящее полотно морозного снега, укутавшего их двор.
— Мозг, Тонечка. Чтобы не задавала такие вопросы. Собралась меняться под старость лет?
— Игорь, ну почему сразу старость? Мы с тобой ещё молодые ведь. Знаешь, я тут подумала… Раз Ваня всё равно хочет съезжаться с девушкой и планирует отмечать Новый год вместе с ней, то давай отправимся с тобой в горы? Снимем шикарный номер и отдохнём? Покатаемся на снегоходах, может, на лыжах даже? Как ты на это смотришь? Не хотелось бы сидеть дома и скучать.
Муж нахмурился. Он потёр переносицу, делая морщины на лбу ещё глубже своими движениями. Затем поднял чёрные глаза на жену. Она всё продолжала глядеть в окно и мечтательно улыбаться.
— Новый год я буду отмечать с любовницей, Тоня. Тебя уже стало стыдно друзьям показывать, и ты должна это сама понимать. Все они мужики состоятельные, у всех молоденькие бабы, а то и не одна. Кто-то развёлся и начал новые отношения, а кто-то решил как я – остаться в браке, но попробовать новое. Бросать мне тебя жалко. Ты же пропадёшь без меня. Кому ты такая нужна-то будешь? Поэтому прости, что говорю прямо, как есть. Договорись с подружками, отметь с ними.
Тоня механически повернула голову и застыла с изумлением на лице. Она не могла поверить в то, что услышала от любимого мужчины. Какая любовница? Как он мог говорить настолько спокойно о таких страшных вещах? Он, верно, шутил? Да нет же… На шутку совсем не походило. Тогда что же это такое было?
— Ты же несерьёзно, Игорь?
— Я не хочу тебя обманывать. Мы с тобой двадцать два года вместе. Всё-таки большой срок уже. Когда-то ты была глупой восемнадцатилетней девчонкой, красивой и молодой, а сейчас… сколько не ходи ты по косметологам, Тоня, – возраст всё равно не скроешь. В наших кругах неприлично притаскивать с собой жён, а друзья – это святое. Выгодные связи, партнёрство. В общем, как-то так. Ты только истерики не устраивай – я от тебя никуда не денусь, так что всё останется как и прежде, просто надоело камень за пазухой носить и бояться, что от какого недруга правду узнаешь.
Смысл сказанного доходил до Антонины слишком медленно. Она даже не шелохнулась, когда муж приблизился и сухо мазнул губами по виску. Он заявил, что поехал на работу, а Тоня даже ничего ответить не смогла. У мужа есть любовница. Какая-то молоденькая девчонка… Теперь ясно стало, почему он отстранился. Просто нашёл свежую кровь и решил проветрить труселя. Ну и пусть катится!.. Слёз не было, но от обиды душа разрывалась в клочья. Сколько всего они пережили вместе? Сколько раз балансировали на грани? Антонина делала всё, что от неё зависело, чтобы сохранить их брак. До той поры, пока не поняла, что это было нужно ей одной. Теперь все замки из песка, выстроенные годами, в мгновение рухнули.
Дойдя до кровати и присев на край, женщина скрестила руки на груди. Она не знала, как теперь повести себя. Понятно, что в их ситуации развод будет тяжёлым и болезненным, но оставаться рядом с мужем, который откровенно наплевал на неё, и прощать предательство не планировала. Решив, что до Нового года осталось слишком мало времени, а подавать в суд сейчас не было никакого смысла, так как дело даже не возьмут до окончания праздников к рассмотрению, Антонина потянулась к телефону. Она открыла сайт турагентства и забронировала себе путёвку в горы. Раз уж хотела встретить этот Новый год активно – так и следовало поступить. Пусть и без мужа.
Мозг всё ещё слишком плохо соображал, но Антонина старалась не поддаваться панике. Она привыкла к Игорю так сильно, что сейчас даже возненавидеть его не могла. За двадцать два года они стали слишком родными друг другу людьми. Или так просто думала Тоня, а муж давно перестал воспринимать её? Как давно он нашёл себе другую женщину?
Вечером за ужином женщина старалась держать себя в руках. Она не хотела устраивать скандал и портить настроение всем вокруг. После отдыха она спокойно соберёт вещи и переедет в квартиру, оставшуюся ей в наследство. Дом оставлять мужу Тоня не планировала. Она решила, что после раздела имущества купит сыну квартиру, а оставшиеся деньги положит на сберегательный счёт. Следовало теперь подумать и о себе.
Ваня поделился с родителями радостной новостью – они с возлюбленной уже выбрали квартиру и подписали договор аренды. Парень хоть и был девятнадцатилетним, но уже неплохо зарабатывал сам и у родителей денег не просил.
— Ну а вы как хотите Новый год отмечать? Мы, конечно, с Аней можем приехать к вам на пару часов…
— В этом нет необходимости, — прокашлявшись, заявил Игорь. – Я планирую отмечать этот Новый год за городом с друзьями. И твоя мама будет с подругами.
Антонина скривила губы.
— Ага… с подругами, — сквозь стиснутые зубы процедила женщина. Она не планировала говорить мужу о том, что уже купила путёвку. Оплатила с его карты, конечно же, зачем было тратить свои деньги, но он, вероятно, даже не проверял списания.
Иван обрадовался, что вопрос разрешился, ведь ему казалось, что бросает родителей, и он чувствовал себя виноватым по этой причине.
С мужем Антонина не разговаривала. Она ушла спать в гостевую комнату, а Игорь не стал останавливать. Он не чувствовал себя виноватым и считал, что если жене не нравится что-то – это исключительно её проблемы. Более того – он чувствовал себя героем, ведь не стал скрывать правду от жены и придумывать отговорки, как это делали другие. В конце концов, он же мужик! Взял и сказал правду. Тоня смирится – куда она денется? Игорь был уверен, что жена не бросит его и успокоится, а он сможет наслаждаться всеми прелестями жизни, но при этом останется в семье.
На следующий день Тоня собрала вещи и уехала в аэропорт. Она только сыну сказала, куда собралась ехать, просила не переживать, ведь она проведёт лучшие дни за последние несколько лет. По тону матери Иван начал догадываться, что в отношениях родителей назревает разлад, но задавать лишние вопросы не стал. Парень строил своё счастье и решил, что взрослые прекрасно разберутся без него. Антонина даже не знала – радоваться ей такому безразличию или погрустить. Сын вырос. Он больше не нуждался в родителях так, как раньше. И его не особо интересовали их переживания. Во всём следовало разбираться самостоятельно.
Горы встретили свежайшим воздухом, от которого поначалу кружилась голова, и красивой природой. Как же давно хотелось выбраться в такое местечко. Из номера открывался чудесный вид. Можно было сидеть в кресле-качалке у окна в пол и любоваться, но Тоня приехала за активным времяпровождением, поэтому быстренько переоделась и пошла кататься на лыжах. Она прекрасно понимала, что боль всё ещё кипит в груди и не достигла критической точки, что однажды плотину прорвёт, эмоции вырвутся наружу, но как же сильно хотелось избежать сильного потрясения. Каждый раз, когда хотелось плакать, Антонина улыбалась.
Взяв оборудование на прокат, Антонина пошла на трассу для новичков. Она давно не стояла на лыжах, поэтому боялась покатиться кубарем вниз. Для активности совсем необязательно изображать из себя профессионала.
— Первый раз встали на лыжи? – спросил приятный бархатистый голос.
— Не первый… но давно не стояла.
— Я тоже вот первый раз после травмы. Меня зовут Михаилом. Вы одна?
— Антонина. Одна.
— Тогда предлагаю как-то объединиться, чтобы поддержать друг друга в случае чего. Тоже приехал сюда один.
Антонине отчего-то не понравилась назойливость мужчины, но она решила не придавать этому значения. В чём-то он всё-таки был прав – лучше держаться вместе с кем-то. Мало ли что может произойти. Да и в целом гулять в компании было интереснее.
Несколько раз упав, Антонина уже не могла сдерживать безудержный смех. Она чувствовала себя ребёнком, делающим первые шаги и не боящимся падать. Всегда можно подняться. Замёрзшие и уставшие, но счастливые, они с Михаилом вернулись в гостиничный комплекс, переоделись и поспешили в кафе, чтобы согреться кружечкой горячего какао.
— Я сильно скучал по лыжам. Кажется, что сейчас начал снова жить.
Михаил рассказал, что раньше без лыж не мог жить. Это было его любимым увлечением, но однажды попал под лавину. Его нашли быстро и спасли, но были сильные повреждения из-за которых пришлось надолго оставить любимое дело. Жена бросила, считая, что Михаил до конца дней своих останется инвалидом, забрала дочь и запретила общаться с нею. Однако удалось встать на ноги, и теперь он вернулся к любимому занятию.
— С дочкой так и не общаетесь?
— Дочка выросла. Сама вышла со мной на связь. Общаемся, но не так как хотелось бы, конечно. Всё-таки она выросла без меня.
Антонина делиться подробностями своей личной жизни не спешила, а Михаил не настаивал. У них нашлось немало общих тем для разговоров. Спустя три дня они уже болтали обо всём и ни о чём, как старые друзья, знающие друг друга всю жизнь. Антонина подмечала, что уже давно она не общалась так же со своим супругом. У них словно вообще ничего общего не осталось, а когда женщина пыталась заговорить, муж только отмахивался от неё и говорил, что ему совсем не до бабских сплетен, работы невпроворот.
Игорь Антонине позвонил всего один раз. Он успокоился, узнав, что жена уехала отдыхать в горы. Даже сказал, чтобы она была осторожнее, но это было лишь напускной заботой. Вряд ли он переживал на самом деле.
Наряжаясь к празднованию Нового года, которое должно было состояться в актовом зале гостиничного комплекса, Антонина впервые посмотрела в зеркало без презрения к себе. Она поняла, чего не хватало ей всё это время – радостного жизненного блеска в глазах. Теперь он появился, как и желание жить.
Глядя на искрящиеся вспышки фейерверков за окном, Антонина совсем не думала, как там сейчас её муж… ей стало всё равно. Под бой курантов, вдыхая в себя насыщенные ароматы хвои, мандаринов и игристого, женщина загадала желание, чтобы каждый новый день был полон приятных событий. За её плечом стоял Михаил. Он любовался чудесным видом за окном и мечтал ещё раз приехать в горы и встретиться с Тоней.
Через два дня пришла пора возвращаться по домам. Антонина и Михаил обменялись контактами, чтобы не потерять друг друга. Домой вернулась женщина с улыбкой на губах. Её радости Игорь не разделял. Он выглядел раздражённым, словно завидовал счастью жены.
— Нагулялась? Надеюсь, не наставила мне рога? Оленем я ходить не планирую.
— Это ты у своей любовницы спрашивай, с кем она ещё крутит. Я тебе рога не смогу наставить, дорогой мой, потому что я решила развестись с тобой. И менять своё решение я не планирую. Просто смирись и отпусти меня.
— Этому не бывать!
Игорь схватил жену за руку и дёрнул, рассчитывая, что хорошая встряска поможет поставить её на место.
— Я не позволю тебе уйти. А если посмеешь, ты ни копейки не получишь.
— Это уже не тебе решать, а судье.
— И так ты благодаришь меня за правду? Я мог сказать, что уеду в командировку, но раскрылся перед тобой… А ты сбегаешь? Нашла себе какого-то хахаля в горах, поэтому осмелела?
— Действительно считаешь себя героем? Корона не давит? Какая разница – правду ты сказал или обманул? Ты предал меня, и я не собираюсь прощать этого.
Антонина вырвала руку. Она быстро собрала необходимые вещи и документы и съехала в небольшую квартирку. Хоть она и требовала ремонта, но там было всяко лучше, чем в доме с предателем.
Скрывать правду от сына Антонина не планировала. Они встретились с Иваном, и женщина всё честно рассказала тому. Парень занял сторону матери и сказал, что поможет ей всем, чем только сможет.
После новогодних праздников Антонина подала заявление на развод. Как и ожидалось, делить имущество мужу не хотелось, поэтому пришлось изрядно потрепать нервы, но вскоре Антонина получила такое желанное свидетельство о разводе. Она почувствовала себя свободной от оков брака и с облегчением вздохнула. Для борьбы за отношения нужны двое. Всё это время Антонина боролась одна, а муж всё дальше отдалялся от неё. Теперь Игорь одумался и хотел всё вернуть, но поздно кусать локти. Антонина охладела, узнав о предательстве, и уже не смогла бы начать с нового листа, как это сейчас модно делать.
Раздел имущества оказался не менее сложным процессом, чем сам развод, ведь для продажи приходилось обсуждать все моменты с бывшим мужем, а Игорь не упускал возможности оскорбить Тоню и заставить её чувствовать себя виноватой. Пусть попытки и не приводили к нужным результатам, но каждый раз Игорь опускался всё ниже в своих высказываниях.
Вскоре не осталось ничего, что связывало бы супругов. Иван был взрослым и мог сам решать, с кем ему общаться. Антонина начала заниматься собой активнее: она ходила на йогу, много читала в свободное от работы время. Коллеги подмечали, что женщина помолодела на десяток лет, и развод явно пошёл ей на пользу.
Вскоре на землю снова опустился первый снег. Ловя снежинки на вытянутую ладонь, Антонина улыбалась. Она уже предвкушала, как скоро поедет в горы, где они с Михаилом договорились встретиться ещё раз.
Ни в двадцать, ни в сорок, ни в шестьдесят нельзя ставить крест на своей жизни. Антонина точно знала, что настоящее женское счастье у неё ещё впереди, а пока она наслаждалась тем, что могла дышать, ходить на двух ногах и смотреть на мир своими глазами. Игорь же обозлился на всех вокруг и потерял тех, кого считал друзьями. Он менял девушек, находил глупеньких охотниц за чужим кошельком, но ни одна не могла заменить ему Антонину. Понял об этом мужчина, только потерявши. Он любил жену, но попытки стать таким же, как и все, заставили закопать эту любовь глубоко внутри, и в итоге мужчина остался у разбитого корыта.