Страшная ошибка

Ирина проснулась от боли. Что-то снилось ей перед тем, как проснуться, что-то важное. Но боль отвлекла, Ирина тут же забыла свой сон. Никогда так не болел живот, даже в поясницу отдавало.

Ирина лежала, прислушиваясь к боли. Вроде стала стихать. Она осторожно села на кровати, но как только попыталась встать, боль снова пронзила живот. Она вскрикнула и сползла с кровати на пол. На коленях доползла до комода, где оставила на зарядке телефон.

Так в «скорую» и звонила, стоя на коленях и опираясь другой рукой в пол. «Надо успокоиться, «скорая» сейчас приедет, — уговаривала себя Ирина. — А дверь? Надо же открыть дверь!» Ирина на коленях поползла в прихожую. Боль пульсировала в ней, живот горел огнём.

Она попыталась выпрямиться, чтобы открыть задвижку на входной двери, но боль резанула с новой силой. На глазах выступили слёзы. Вот чем страшно одиночество. Не тем, что некому подать стакан воды, а тем, что некому открыть дверь для спасения. Ирина до крови прикуси губу и сделала ещё одну попытку. Она всё же открыла дверь и потеряла сознание.

Сквозь туман в голове, вспышками до неё долетали какие-то фразы, её о чем-то спрашивали. Она даже отвечала или ей так казалось.

Очнулась она в палате, в окно слепило низкое осеннее солнце. Ирина дёрнулась, отворачиваясь от слепящих лучей, и тут же скривилась от боли под грудиной. Живот казался большим и вздутым, но боли практически не было.

Совсем недавно, когда в очередной раз пыталась расстаться с Евгением, она думала, что лучше умереть, чем так жить. Мужа нет, нет и детей. Никого нет. Зачем жить? А ночью испугалась, хваталась за жизнь. Поняла, как страшно умереть вот так, внезапно, в одиночестве.

— Очнулась? Сейчас медсестру позову.

Ирина повернула голову на голос и увидела рядом ещё одну кровать, на которой лежала полная женщина неопределённого возраста, во фланелевом халате с жёлтыми цветами по голубому полю.

Вскоре в палату вошла медсестра.

— Как вы себя чувствуете? – спросила она у Ирины.
Молодая, румяная. Или так казалось от медицинской розовой шапочки на ней?

— Хорошо, — ответила Ирина. – А что со мной?

— Сейчас придёт доктор и всё вам объяснит, — сказала девушка в розовой шапочке и пошла к двери.

Ирина увидела толстую русую косу до пояса. Неужели девушки ещё носят косы?

— Ты в гинекологии. Тебя часа два назад в палату привезли. Горазда ты спать, девонька, — сказала соседка по палате.

Девонька. В последнее время её всё чаще называли женщиной или гражданкой в магазине и транспорте. Ирина чувствовала себя старухой. Хотя, какая она старуха? Сорок два всего. Может, поэтому, когда кто-то пытался познакомить её с очередным женихом, она отмахивалась, говоря, что её время прошло, поздно, не нужен ей никто. Поэтому и пыталась расстаться с Евгением, но он всё время возвращался к ней.

— Как вы себя чувствуете? — В палату вошёл доктор лет пятидесяти.

— Доктор, а что случилось? Мне давали наркоз? Операцию делали? Я словно воздушный шар проглотила.

— Семёнова, вас ждут в перевязочной, — сказал доктор соседке.

Женщина встала, одёрнула халат и нехотя вышла из палаты.

Ирина с благодарностью посмотрела в усталые глаза доктора.

— Вам сделали лапаротомию. У вас была внематочная беременность, лопнула труба.

— Как? – Ирина от удивления чуть не вскочила с кровати. Мышцы живота напряглись и ответили болью.

— А что вас так удивило? – спросил доктор.

— Я… Мне бесплодие поставили.

— Ну, это не исключает возможности внематочной беременности, как, впрочем, и естественной. Каких чудес в жизни только не бывает. Поверьте мне. Вы полежите у нас несколько дней.

— А вставать можно?

— Нужно. Но без фанатизма, — ответил доктор и вышел.

Ирина переваривала полученную информацию. Ей же говорили, что у неё не может быть детей. Муж из-за этого ушёл от неё. Хотя, это скорее служило оправданием его измене. «Неужели я могу забеременеть? О чём я? Мне сорок два, поздно думать о детях, — остановила она себя. – Почему я сразу не догадалась спросить у доктора?»

Ирина села на кровати, спустила ноги. На полу стояли её тапочки, на спинке кровати висел её халат. Наверное, врачи скорой помощи захватили. Боли не было, неприятно ныли мышцы от напряжения.

Она накинула халат, сунула ноги в тапочки и встала. Голова немного кружилась. «От наркоза», — догадалась Ирина. Она почувствовала тяжесть в кармане. «Ключи от квартиры. Паспорт. Значит, дверь заперли», — поняла Ирина.

Зеркала над раковиной не было. Ирина пригладила волосы рукой и вышла в коридор. Она медленно дошла до двери с табличкой «Ординаторская», но дверь была заперта, в замке торчал ключ с кольцом. Она пошла дальше, к посту медсестры, узнать, когда придёт доктор и как его зовут.

Голова закружилась, к горлу подступила тошнота. Ирина села на мягкий диванчик в небольшом холле, не дойдя до поста.

«Интересно, обрадовался бы Женька, если бы узнал, что я могла забеременеть от него?» Они встретились пять лет назад. Он сразу сказал, что женат. Женился поздно. У него маленький ребёнок.

Их роман развивался быстро и бурно. Ирина ни на что не рассчитывала. Много раз пыталась порвать с ним. Он обижался, уходил, но потом возвращался. Поначалу обещал уйти от жены, когда дочка чуть подрастёт, а жена выйдет на работу. Но дочка пошла в школу, а он так и не ушёл от жены. Ирина уже не спрашивала его ни о чём. Каждый раз говорила себе, что это последний раз, но он приходил, и она впускала его снова.

Её мысли прервал разговор. Из холла она не видела стойки медсестринского поста. Да и не прислушивалась, пока не услышала свою фамилию.

— Представляешь, во время операции Сергеев обнаружил у неё опухоль. Огромную.

По голосу Ирина узнала румяную медсестру с косой.

— И что? — спросил другой молодой голос.

— Ничего. Зашили и всё. Сергеев сказал, что последняя стадия. Завтра эту Колесникову в онкологию отвезут. А ведь не старая ещё женщина. Сергеев сказал, ей мало осталось.

— Жалко, — сказал второй голос.

Медсёстры ещё разговаривали, но Ирина уже не слушала, вернее, больше не слышала их. В голове шумело, набатом били слова про опухоль. Ирину бросило в жар, к горлу снова подступила тошнота. «Господи, это же я Колесникова, это они говорят про меня. У меня что, рак? Завтра меня перевезут в онкологию? Почему доктор мне не сказал, не хотел пугать заранее?»

Ирина не могла ни о чём думать, её всю трясло. Она с трудом отлепилась от дивана, держась за стену, добралась до палаты, легла на кровать. Её душили слёзы отчаяния и страха.

Вернулась соседка. Ирина отвернула голову к окну.

— Ты чего, плачешь? Позвать кого? – спросила соседка.

— Не надо. — Ирина встала с кровати и вышла в коридор.

Она спустилась на первый этаж. День стоял тёплый, светило солнце. Ирина вышла на улицу. Многие больные гуляли в больничном парке. На неё никто не обращал внимания.

Нет, никуда она не поедет, ни в какую онкологию. Что сказал доктор? Ей осталось мало? Она помнит, как умирала мама. После операции каждые три недели она ложилась в больницу на химиотерапию. Прошла около тридцати курсов. Потом сама отказалась. Устала. Становилось всё хуже….

Ирина остановилась и оглянулась на больничный корпус. Вещей у неё с собой нет. Но в халате лежат ключи от квартиры и паспорт. Она не хочет, не сможет, как мама. Она сейчас просто уйдёт отсюда. И Ирина пошла к ограде.

То короткое время, которое ей осталось, она проведёт дома. Хотя бы не облысеет. Ирина шла пешком, присаживалась на скамейки, встреченные на пути. Но сидеть холодно. Всё-таки сентябрь. На неё косились прохожие, но Ирина не обращала внимания. Какая разница, что о ней подумают. Это уже не имеет значения.

Дома она залезла под душ, смыла больничный прилипчивый запах. Потом заварила крепкий чай. Живот ныл, но терпимо.

Ирина то плакала, то впадала в состояние безразличия. Что она видела в жизни? Кто похоронит её? Некому навещать её могилку. Никто не вспомнит о ней, разве что Женька.

Она целыми днями лежала. Вставала с кровати только попить чаю и в туалет. Через три дня она встала. Чувствовала себя хорошо, выспалась. Долго разглядывала себя в зеркало. Мама перед смертью сильно похудела, кожа пожелтела. Ирина не видела у себя ничего подобного.

Худая она всегда была. Ещё бы. Развод, болезнь мамы, похороны, изматывающие отношения с Женькой. Хотя нет, с ним она была по-настоящему счастлива. Она взяла телефон и отправила его номер в чёрный список. А дверь она ему не откроет. Пусть запомнит её такой.

Ирина оглядела квартиру. Нужно написать завещание. Пусть достанется двоюродной сестре матери, чем чужим людям. Она позвонила и записалась на приём к нотариусу. Золота у неё нет, только колечко обручальное да серёжки золотые. Вот и всё богатств. Всю жизнь мечтала о шубе, да так и не купила.

С чувством выполненного долга Ирина сделала яичницу и с аппетитом поела.

Ночью ей приснилась мама. Она выглядела прежней, как до болезни. Так же строго смотрела, когда была недовольна Ириной. «Мама! Как ты?» «У меня всё хорошо. А вот ты…» «Мам, что я не так сделала?» Ирина проснулась от собственного крика. Сердце бешено колотилось в груди.

Ирина включила бра. Так и не уснула больше, пыталась разгадать сон.

Вот так же мама смотрела на неё, когда в седьмом классе Ира сбежала с уроков в кино. Её встретила в кинотеатре мамина знакомая и сдала матери. Влетело тогда Ирке здорово.

А сейчас, что не так? Может, надо на кладбище сходить? Говорят, что умершие напоминают о себе, когда их могилы долго не навещают.

На следующий день Ирина поехала на кладбище. Автобус шёл мимо больницы, в которую её отвезла «скорая». Повинуясь какому-то внутреннему толчку, Ирина вышла у больницы. Перед зданием она остановилась. Зачем пришла сюда?

— Колесникова! Что же вы сбежали из больницы? Нехорошо. А если бы осложнение? А мне отвечать за вас? Больничный открытый, — как школьнице выговаривал Сергеев. – Вроде взрослая женщина, а ведёте себя, как ребёнок. Вы как себя чувствуете?

— Хорошо.

— Пойдёмте.

— Зачем? – испуганно спросила Ирина и даже шагнула назад. – Я решила, я не поеду в онкологию.

— Что вы несёте? С вами действительно всё в порядке?

— Послушайте, не надо жалеть меня. Я слышала разговор. Медсестра говорила кому-то, что у Колесниковой, у меня последняя стадия и…

— Какая медсестра? Ничего не понимаю.

— Медсестра на посту. Я шла к вам, хотела спросить… Неважно. И услышала её разговор с другой медсестрой.

— Так. Пойдёмте. Сейчас разберёмся. – Сергеев оглянулся на Ирину. – Да не бойтесь вы.

И Ирина пошла с ним. Она вдохнула специфический запах больницы, и страх снова овладел ею. Сергеев привёл её в ординаторскую и вышел. Ирина сидела, как на иголках, порываясь сбежать. Она даже встала, но в двери столкнулась с Сергеевым.

— Вот. — Он положил перед ней две карты.
На обоих была написана её фамилия. Ирина не сразу заметила, что имена и отчества разные. Колесникова Ирина Александровна и Колесникова Изольда Альбертовна, тысяча девятьсот семьдесят первого года рождения.

Наконец, она подняла глаза на Сергеева. Он улыбался.

— Поняла? Фамилия не редкая. Так бывает. Однажды у меня лежали два пациента с одинаковыми фамилиями и именами. Они даже жили на одной улице. Год рождения разный. Представляете?

— Значит, у меня ничего нет? Я здорова?

— Ну… Одну трубу я всё-таки вам удалил, — улыбнулся Сергеев.

Ирина вскочила со стула, подошла к нему, обняла и заплакала.

— Ну вот. Надеюсь, от радости? – спросил Сергеев. – Сядьте. – Он отлепил её от себя, усадил на стул, принёс стакан воды.

— Я думаю, такое случается, чтобы предупредить нас. Судьба показывает, что если мы что-то не изменим в жизни, то это может случиться на самом деле. Подумайте об этом.

Ирина так сильно закивала, что голова закружилась.

— Спасибо. Я всё поняла. И, пожалуйста, не наказывайте сестёр.

Она шла по улице и улыбалась. Небо потемнело, заморосил дождик. Ирина подставила лицо, продолжая улыбаться.

Дома она хваталась за всё, не могла сидеть спокойно. Перемыла тарелки и чашки, загрузила стиральную машину. Хотелось петь, а ведь совсем недавно хоронила себя. Завещание надумала написать. Сейчас всё это казалось ей дурным сном.

Вечером пришёл Евгений.

— Ты чего трубку не берёшь?

— Ой, — воскликнула Ирина, вспомнив, что не удалила его номер из Чёрного списка

— А я от жены ушёл.

Только сейчас Ирина заметила чемодан у его ног.

— Почему сейчас?

— Не могу больше разрываться на части. Не могу без тебя. — Евгений дёрнул плечом.

— И я не могу. – Ирина прижалась к нему.
— Знаешь, — сказали они одновременно и рассмеялись…

Скажи, это мой сын?

Полина поднялась на второй этаж офиса, не встретив коллег, и была этому рада. Ей не хотелось видеть сочувствующие взгляды, отвечать на вопросы. Она торопливо укрылась в своём кабинете.

— Полиночка, наконец-то, — обрадовалась Галина Ивановна, с которой Полина вместе работа. – А у нас тут такое творится! Ивана Степановича на пенсию лаотправили, а на его место назначили нового директора. Молодой, но строгий. Всех пенсионеров на пенсию отправляет. Боюсь, и до меня скоро доберётся. Как Сережа, надеюсь, лучше?

Полина села за свой стол, оглядела кабинет. Она чувствовала, что Галина Ивановна смотрит на неё, ждёт.

— Бросьте, Галина Ивановна. Уволит всех, кто работать-то будет? Вперёд меня уволят, я постоянно из-за Серёжи на больничных. Ему нужна пересадка костного мозга. На операцию нужны деньги, а у меня их нет. Обратилась в благотворительные фонды, но там тоже очередь. А мне сказали, нужно как можно быстрее операцию делать. Да ещё нужен донор. Я не подхожу, а мама уже в таком возрасте…

— Господи, да за что же бедному мальчишке такое испытание?! — искреннее посочувствовала Галина Ивановна. – А отца Серёжи не пыталась найти?

— Найду, и что? Не уверена, что он согласится стать донором. Операция не безобидная. Да и не поверит, что Серёжа…

В этот момент дверь открылась, и в кабинет зашла Аллочка из отдела кадров. Обе женщины повернули к ней головы, у обоих на лицах застыло беспокойное выражение.

— Мне сказали, что вы вышли на работу. Полина, я понимаю, что вам и так тяжело, но приказ… — она замялась.

— Говорите, — сказала Полина, а про себя подумала: «Ну вот, накаркала».

Алла отвела глаза, посмотрела на Галину Ивановну, словно ища у неё поддержки.

— Что, новый директор решил уволить и меня? Ну уж нет. — Полина так резко вскочила со стула, что чуть не сшибла с ног Аллочку, которая не успела отойти в сторону, и рванула к двери.

Алла что-то крикнула ей в спину, но стук каблучков Полины уже затихал в коридоре. С ней здоровались припозднившиеся сотрудники, но она никого не замечала. «Ну уж нет. Пусть только попробует. Не имеет права…» — зло твердила про себя Полина.

Она вошла в приёмную и остановилась, увидев за столом секретаря молодую девушку, словно сошедшую с обложки гламурного журнала. Вся такая свежая, светлая, верхние пуговки белой блузки кокетливо расстёгнуты.

— А где Ирина Борисовна? – спросила Полина.

Девушка открыла рот, показав идеальные ряды белоснежных зубов. Но Полина не стала ждать, что она скажет, подошла к двери и взялась за ручку.

— Вы куда? Туда нельзя! Там совещание! — Секретарша с удивительным проворством оказалась рядом с Полиной, но та уже открыла дверь.

Полина первая шагнула в кабинет директора и застыла на пороге. Гламурная секретарша тут же протиснулась вперёд.

— Я не виновата, Павел Егорович! Она ворвалась… — тоненьким голоском затараторила девица.

— Хорошо, Леночка, идите, — оборвал её директор. И гламурная Леночка тут же исчезла за дверью. – Слушаю вас. – Директор оценивающе смотрел на Полину.

Она узнала его, хоть прошло более двенадцати лет, после их последней встречи. И тут же поняла, что он её не узнал. В первую минуту она почувствовала обиду, замешательство. А потом решила, что это даже к лучшему.

— Входите, присаживайтесь. Я слушаю вас. – Павел Егорович рукой показал на ряд стульев вдоль стола.
Полина подошла к столу, но не села.

— Я Полина Андреевна Смирнова из отдела маркетинга.- Полина назвалась полным именем, надеясь, что он вспомнит её. – По какому праву вы решили меня уволить? У меня сын болен, я вынуждена периодически ложиться с ним в больницу. Иван Степанович понимал, материально помогал. Я дома работала…

Молодой директор бесцеремонно разглядывал Полину, откинувшись на спинку кожаного кресла. Она смутилась, сбилась и замолчала. «А у Ивана Степановича было простое кресло», — злясь на себя, подумала Полина.

— Мне говорили, что у вас дочка болеет. Сочувствую, но вас постоянно нет на работе. Кто-то вынужден работать за вас. Разве это справедливо? — назидательно сказал директор, словно отчитывал неразумную школьницу.

— Сын, — поправила его Полина.

— Что, простите?

— У меня сын, а не дочка, — повторила Полина. – Он очень болен. Если вы уволите меня, нам не на что будет жить. — Как Полина ни крепилась, голос её задрожал от еле сдерживаемых слёз. В нём слышались жалостливые, просительные нотки.

— У вас есть дети? Мама? Если бы они заболели, вы бы невозмутимо ходили на работу или пытались им помочь? – Полина вязла себя в руки и прямо посмотрела на директора.

— А что у вашего сына? – без интереса спросил директор.

— Лейкемия. Знаете, что это такое? – с вызовом спросила Полина, и голос её снова дрогнул.

— Скажите, мы с вами не могли раньше видеться? Лицо мне ваше кажется знакомым. – Он смотрел, ожидая её ответа.
Полина не была готова к такому вопросу. Она лихорадочно решала, сказать или нет, но пауза опасно затягивалась. Директор мог просто выставить дерзкую посетительницу из кабинета.

— Я… Мы учились с вами в университете, в параллельных группах. Помните, Новый год? Я пришла к подруге в общежитие… Вы играли на гитаре, потом… — Полина покраснела и опустила глаза.

— Полина?

«Наконец-то. Меня, кажется, вспомнил. А что было потом?..» — злорадно подумала Полина.

— Не узнал, прости. – Директор перешёл на «ты». – Чем я могу тебе помочь?

— Не увольняйте меня. Сыну нужна операция по пересадке костного мозга. Я просто не знаю, что делать. — Полина закрыла лицо руками, стараясь спрятать набежавшие на глаза слёзы, которые она не хотела показывать.

— А мужа, как я понимаю, нет, — утвердительно спросил Павел.

Полина отняла ладони от лица и выпрямилась. Они мгновение смотрели друг на друга. Потом Павел встал, обошёл стол и подошёл к Полине.

— Скажи, это мой сын?

— Нет, — торопливо ответила Полина.
Не хватало ещё, чтобы он подумал, что она пытается разжалобить его, навязать ребёнка, о котором он и знать не знал все эти годы.

— А где его отец?

— Какая разница? Я могу идти? – Полина уже справилась с собой и поднялась. Они оказались друг напротив друга. Она отвела взгляд и направилась в двери.

— Я подумаю, чем могу помочь тебе, — крикнул Павел ей вслед.

— Ну что? — спросила Галина и Ивановна, когда Полина вернулась в кабинет.

— Всё нормально, — сказала она, тяжело вздохнув.

— Ну и хорошо. Не злодей же он, в конце концов. У него тоже мама есть.

А Полина вспоминала, как они шли по ночному городу в ту новогоднюю ночь. Падал снег, и было сказочно красиво. Всюду в окнах домов и витринах магазинов мигали ёлочные гирлянды. У её дома он поцеловал её. Его губы были сладкими и пахли шоколадом. А потом он напросился на кофе. Ему ведь ещё назад идти. Мама ушла к подруге на всю ночь…

Он здорово играл на гитаре, и голос у него был приятный. Она видела его в университете много раз, но никак не ожидала, что новогоднюю ночь они проведут вместе.

Девчонки говорили, что у него какой-то крутой отец. Павел не захотел учиться в своём городе, чтобы не думали, что он пользуется именем отца. Его всегда окружали девушки, но ни одна не завоевала его сердце.

Он так смотрел на неё, и Полине показалось, что он влюблён в неё. Глупая наивная дурочка, растаяла от приятного голоса парня, песен под гитару, поцелуя… На каникулы он уехал домой и больше на учёбу не вернулся. Говорили, что перевелся учиться в свой город. Что-то там случилось с отцом или в семье.

Когда Полина поняла, что беременная, не стала его искать. Гордая была. Переплакала и всё. Даже мысли не было избавиться от ребёнка. Учиться перевелась на заочное отделение.

Никогда не думала, что они встретятся снова. И как? Его назначили директором компании, в которой работает Полина. «И что дальше? А ничего, – сама себе ответила Полина. — Это мой ребёнок. Только мой. Я на что угодно пойду, лишь бы спасти его…»

Придя домой, она первым делом спросила у мамы, как Серёжа.

— Лежит, поел немного. Ой, дочка, за что нам это? Сердце кровью обливается… — запричитала мама.

— Мам, не надо. Давление поднимется. Без тебя я вообще не выдержу, — сказала Полина.

— Всё, не плачу. — Мама вытерла слёзы.

Полина ужинала и рассказывал маме про Павла, умолчав что Сережа его сын. Но мама, почувствовав что-то, то и дело подозрительно посматривала на дочь.

— Не уволит, значит. И то хорошо, — сказала она.

— Да, обещал помочь.

— Мам, — слабым голосом позвал из комнаты Серёжа, и Полина тут же пошла к нему.
Слышала, как в дверь позвонили, решила, что соседка зашла.

— Поля! К тебе, — крикнула из прихожей мама.

Она вышла и увидела Павла.

— Вы? – растерянно спросила Полина.

— Я. Решил навестить. — Он оглядел тесную комнату, остановившись взглядом на снимке на полке книжного шкафа.

— Это мой сын. Здесь ему девять лет. — Она хотела добавить, что тогда он был здоров, но промолчала. И так понятно.

— Чаю хотите? А может картошки с курицей? – спросила мама.

— Не откажусь. Я пока в гостинице живу, надоела ресторанная еда, — честно признался Павел.

Мама засуетилась, накрывая на стол. Павел ел с аппетитом, не обращая внимания, что Полина и мама не сводят с него глаз.

— Мам, кто пришёл? – крикнул Сережа из своей комнаты.

Полина тут же выскочила из-за стола.

— Можно с тобой? – спросил Павел.

Полина не знала, как отказать. Они вместе зашли к нему. Полина словно увидела сына глазами Павла – на бледном лице блюдца глаз в обрамлении синеватых кругов, бескровные губы. «Какой же он худой, измученный», — подумала она, и её сердце сжалось от тревоги и боли.

— Как ты? Я Павел, а ты Серёжа?

— А вы кто? – спросил мальчик.

— Я мамин начальник.

— Вы не уволите маму? – беспокойно спросил мальчик.

— Кто тебе сказал такое?

— Мама говорила, что её постоянно нет на работе из-за меня, что вы вправе её уволить.

— Нет, не уволю. Наоборот. Я поговорил с клиникой, они пообещали в ближайшее время сделать тебе операцию. Так что скоро ты будешь бегать. Потерпи немного.

Сережа внимательно смотрел на Павла.

— А деньги?

— Будут и деньги. А сейчас мне надо поговорить с твоей мамой. – И они с Полиной вышли из Серёжиной комнаты.

— Скажи, ведь Сережа мой сын? Эта фотография… — Павел снова посмотрел на снимок на полке. – В первую минуту мне даже показалось, что это я. Мы похожи, только слепой этого не заметит. Вот пробирка, возьми у сына материал изо рта на экспертизу. Если результат подтвердит, что Серёжа мой сын, я смогу стать его донором. Я уверен в этом.

— Ты не должен… – начала Полина.

— Ты хочешь вылечить сына? Я подожду, иди. Я отвезу материал в лабораторию, сделают быстро, я договорился. Деньги будут.

Полина растерянно смотрела на Павла. За его спиной мелькнуло мамино лицо. Она подавала Полине знаки, чтобы та пошла с пробиркой к Серёже. Полина зажала рот рукой, чтобы не разреветься в голос и ушла, но вскоре вернулась.

— Он Сережин отец? Слава Богу. Поленька, я даже боюсь верить, что у нас получится, — заплакала мама, когда Павел ушёл.

— Это мой отец, да? Я слышал, — сказал Серёжа, когда Полина зашла к нему. — Он согласился быть моим донором?

— Всё-то ты слышишь, всё-то понимаешь, — сказала Полина, поправляя одеяло на сыне.

— Больные дети рано взрослеют, — совсем по-взрослому сказал Серёжа.

— Есть хочешь?

— Бабушка меня кормила. Я не сержусь, что ты мне наврала, что он погиб. Ты его любила? Почему он пришёл только сейчас?

— Ты задаёшь слишком много вопросов. Сон – это лекарство. Теперь всё будет хорошо. Спи.

Через два дня они уже ехали в столицу. На разложенных позади сиденьях спал Серёжа. А Павел с Полиной тихо переговаривались. Он рассказывал о себе. Родители женили его на дочери партнёра отца. Но молодые люди не любили друг друга. Промучившись несколько лет, не обзаведясь наследниками, они легко расстались. Отец злился, не хотел видеть Павла и сослал его подальше.

Полина рассказывала, как ждала его тогда, в университете, как узнала, что беременная…

— Спасибо тебе, — сказала Полина, подъезжая.

— Пока рано меня благодарить. После скажешь, когда всё будет позади.

Павел идеально подошёл, как донор. Через несколько дней после операции он вернулся домой, а Полина с Серёжей остались. Анализы показали, что операция прошла успешно, динамика у Серёжи положительная.

Павел послал за ними машину, когда Серёжку выписали из больницы. Он по-прежнему носил маску, но в глазах появилась надежда.

На следующий день, после возвращения Полины с сыном домой, к ним пришёл Павел, принёс Серёже профессиональный фотоаппарат.

— Теперь ты сможешь снимать каждый момент своей счастливой жизни, — сказал он, вручая его мальчику.

— Я привык на телефон снимать, — сказал Серёжа.

— Э, нет, телефон не сравнишь с фотоаппаратом. Тут столько функций, я покажу тебе потом.

Мама хлопотала на кухне, то и дело вытирая глаза. Ужинали они вместе. Серёжа тоже посидел с ними за столом, но он ещё был слабым, вскоре Полина увела его в свою комнату изучать фотоаппарат.

— Полина, проводи меня, — сказал Павел.

Они вышли на лестничную площадку.

— Теперь всё будет хорошо. Я понимаю что рано, что не вовремя, но если ты сможешь меня простить…- начал сбивчиво Павел.

— Я давно тебя простила. Если бы не ты…

— Ты выйдешь за меня? Не спеши отвечать, поговори с Серёжей, с мамой.

— Ты не обязан жениться на мне только потому, что узнал о сыне, — сказала Полина.

— Да не из-за этого, хотя и из-за этого тоже. Спасибо, что не избавилась от него. Сколько же тебе пришлось пережить! – Павел обнял Полину.

— Когда я ехал сюда, даже не думал, что встречу тебя. Даже не вспоминал учёбу, если честно. Мне так хорошо с вами.

Полина вернулась домой с сияющими глазами.

— Что, в любви признался? – спросила мама.

— Нет, замуж позвал.

— И что, с гордо поднятой головой отказала? – испугано спросила мама.

— Мам, слишком много всего случилось в последнее время. Он сказал, чтобы я посоветовалась с Сережей, с тобой.

— Чего советоваться? Он человек хороший, сразу видно. Серёже отец нужен.

— Я тоже согласен, — выглянул из комнаты Серёжа.

Павлу, наконец, дали большую квартиру в только что построенном новом доме. Серёжа шёл на поправку, серьёзно увлёкся фотографией. Все стены в его комнате были увешаны снимками. Полина часто просыпалась среди ночи и думала, что это сон, так не бывает.

— Учись быть счастливой, — повторял ей Павел. – Нам даются испытания, чтобы мы верили в чудо. И оно приходит.