Развод родителей

Дочь не от меня! Это точно! Не моя это дочь. Девчонка совсем на меня не похожа, — орал Алексей.

Он вообще безобразно вел себя на процедуре развода. Безобразно и мелочно. Делил все, вплоть до чайника.

-Все куплено в браке, так что половина моя. А если по справедливости, то я вообще всю бытовую технику должен забрать. Ведь жена с дочерью в квартире остаются, — доказывал мужчина судье.

Дочь не от меня! Это точно! Не моя это дочь. Девчонка совсем на меня не похожа, — орал Алексей.

Он вообще безобразно вел себя на процедуре развода. Безобразно и мелочно. Делил все, вплоть до чайника.

-Все куплено в браке, так что половина моя. А если по справедливости, то я вообще всю бытовую технику должен забрать. Ведь жена с дочерью в квартире остаются, — доказывал мужчина судье.

Немолодая женщина-судья посмотрела на Алексея, поверх очков, осуждающе. Перелистнула бумаги, лежащие перед ней.

-Насколько я понимаю, квартира принадлежит вашей жене. Она добрачная, она разделу точно не подлежит.

-Ну вот и я говорю, раз квартира разделу не подлежит, я все должен себе забрать. Стиралку, микроволновку, телевизор. Короче, все, бытовую технику. А душевую кабину, кстати, я вообще на свои деньги покупал.

-Ты что, душевую кабину забирать собрался? Ты же мне половину ванны раскурочишь, — возмутилась Маша, а женщина-судья посмотрела на нее сочувственно. Нечасто ей приходилось сталкиваться с такими мелочными мужчинами.

-Хорошо, я душевую оставляю, — кивнул Алексей. — Тогда стиралку мне отдаешь. Так ведь будет честно, да? — улыбался Алексей женщине в черной мантии.

Он всегда посторонним женщинам улыбался. Мужчина считал свою улыбку неотразимой и на многих она реально действовала. Алексей был хорош собой. Уходил он от Маши не просто так, а к молоденькой коллеге, с которой давно закрутил роман. Мужчина и на судью старался впечатление произвести. Да только женщина была немолода и повидала уже прохиндеев всех мастей. Ее обаятельной улыбкой и мужественностью не проймешь.

Маша чувствовала, что судья на ее стороне. Хоть и не показывает этого, не положено ей личные симпатии проявлять. Судья должна быть беспристрастной и строго следовать букве закона. Но даже она не выдержала, когда Алексей завопил, что дочь не его, едва речь зашла об алиментах. Немолодая женщина сняла с глаз очки, неторопливо их протерла, глубоко вздохнула.

-То есть, получается, вы воспитывали девочку до двенадцати лет, называли своей дочкой, а теперь заявляете, что она не от вас. Это как понимать?

-Ну как, как? — продолжал улыбаться Алексей, хотя улыбка давно стала кривой. — Знал я, что девчонка не от меня, но терпел. Чужих детей, как говорится, не бывает. А с другой стороны, алименты я платить не собираюсь. У меня теперь другая семья. Глядишь, и свой ребенок родится.

-Свой?!! Свой ребенок? — задохнулась от возмущения Маша.

Ей воздуха не хватало от лицемерия и низости мужа. Столько лет она с Алексеем прожила и даже не подозревала, что он может пасть так низко.

-Держите себя в руках, не надо повышать голос, — сочувственно сказала Марии женщина-судья. — А вам, Алексей, я вынуждена отказать. Алименты вы платить будете до того момента, пока не докажете, что дочь не ваша. Докажете по закону. Вы обязаны сделать тест ДНК.

Алексей сразу сник. Никакого теста он делать не собирался. Хотя бы потому, что прекрасно знал, что Ксюша его дочь. Девочка действительно на него не похожа, она копия его бабушки. Все родственники этому удивлялись, насколько они похожи. Две фотографии рядом положишь, бабушку Алексея в детстве и Ксюшу, так не отличишь, кто где. Как будто один человек. Все это Леша знал. Непонятно только, как у него совести хватило от дочери отказываться.

Болезненный развод состоялся. На следующий день Алексей пригнал Газель к подъезду, чтобы загрузить технику, которую он выбил для себя при разводе. Тщательно следил, чтобы грузчики, не дай Бог, не поцарапали стиральную машину или посудомойку. Мария за выносом техники не следила, но ей стало и смешно и грустно одновременно, когда она обнаружила пропажу чайника с кухни, набора новых кастрюль и столового сервиза. Действительно, и смешно и грустно! Хорошо, что Ксюша этого не видит. Мария специально ее к бабушке увезла и слова плохого про папу дочке не сказала.

Для ребенка их развод лишний стресс. Зачем же настраивать дочь против человека, которого она любит. Любит и пусть себе любит. Ксюша никогда не узнает, как папа отказывался от нее при разводе и будет с отцом встречаться. Мария препятствовать не собиралась. В данном случае надо думать об интересах ребенка, а не о том, как насолить бывшему.

Когда Мария привезла Ксюшу домой, девочка грустно походила по квартире. Увидела зияющую пустоту под раковиной, где когда-то была стиральная машина, отсутствие папиных вещей. Ночью Маша услышала, как дочка плачет в своей постели. Видимо, стресс от развода родителей был больше, чем думала женщина. Не включая света, она зашла в комнату дочери, присела на кровать. Положила руку на одеяло, под которым вздрагивала Ксюша.

-Дочка, не переживай. Так бывает. Иногда взрослые разводятся. Это не значит, что ты перестанешь видеться с папой.

Неожиданно девочка дернулась под одеялом, сбрасывая с себя руку матери.

-Это ты виновата, — буркнула она со злым всхлипыванием. — Ты виновата, что папа ушел. Он мне сам говорил. С тобой ему было плохо. Ты вечно всем недовольна, постоянно к нему придираешься.

Для Марии это было очень неожиданно. До этого Ксюша была спокойной, доброй девочкой, а сейчас в ее голосе слышалась агрессия. И говорила она словами своего паца.

«Я-то придираюсь?» — сглотнула Мария. Не выдержала и ляпнула:

-А ты знаешь, что твой папа ушел к другой тетеньке?

-Знаю. Да, мама, знаю!

Ксюша дрыгнула ногами, сбрасывая одеяло. Села рывком и в темноте уставилась на мать.

-Папа мне все сказал. Да, он нашел себе другую тетю, потому что с тобой ему было тяжело. Ты только и делала, что пилила его.

Мария прикусила губу. На тумбочке дочери стояли электронные часы. В их тусклом, голубоватом свете глаза Ксюши выглядели злыми. Мокрыми от слез и злыми. И как сказать, глядя в эти глаза, что в чем-то дочка права. Да, Маша пилила супруга. Пилила с тех пор, как узнала, что он ходит «налево». А что ей было делать? Улыбаться? Алексей откровенно над ней насмехался. Не приходил ночевать, возвращался с запахом духов. Естественно, Маша устраивала скандалы. Но даже тогда с разводом не торопилась. Надеялась, что муж одумается. Развестись было его идеей. Как все это сказать двенадцатилетней девочке? Да и зачем? Надо дать ребенку время. Ксюша успокоится и примет ситуацию. Привыкнет, что теперь папа живет не с ними.

Мария протянула к дочери руку, желая погладить по плечу, а девочка вновь отодвинулась от нее, как от чужого человека.

-Ложись спать, — выдохнула женщина. — Тебе рано в школу вставать.

Вот и все, что сказала Маша перед тем, как выйти из комнаты дочери. Утром девочка была необычайно молчалива, и Маша решила, что дочка жалеет о сказанных маме словах. Они больше не разговаривали на эту тему. Ксюша ушла в школу. Вернувшись, вела себя сдержанно, на мамины вопросы отвечала односложно.

«Раскаивается, ей неудобно» — думала Мария.

К выходным выяснилось, что это совсем не так. Ксюша ни капельки не раскаивалась.

В субботу Маша подольше поспала. В выходной день была такая возможность. Спала женщина до половины десятого. Когда поднялась, ходила по квартире осторожно, стараясь Ксюшу не разбудить. Около двенадцати Маше стало тревожно. Никогда дочка так долго не спала. Заглянула женщина в комнату, а Ксюши там нет. Получается, она ушла рано. Куда ушла? У Марии появилась паника. Она схватила телефон, начала Ксюше звонить. Девочка трубку не брала. Ответила только с пятого раза. После Мария сообразила, что дочка делала так специально, старалась матери нервы побольше помотать. Голос Ксюши был весел, а на заднем фоне играла музыка, слышались голоса.

-Ты чего так настойчиво звонишь? — с наглецой в голосе спросила Ксюша. — Я с папой, мы в торговом центре. Тут сейчас праздник, аниматоры.

-Как с папой? Почему ты меня не предупредила?

-Ты спала еще. Все, мне некогда разговаривать.

Мария остолбенело слушала короткие гудки. Понимала, что закипает. Испуг от исчезновения дочери сменился гневом. Так определенно быть не должно. Надо с дочкой об этом поговорить.

Ксюша пришла после обеда. Довольная и агрессивная одновременно.

-Не делай так больше, — сказала ей Мария.

-Что не делать? С папой не встречаться? Он предупреждал, что ты будешь препятствовать.

-Я препятствовать? — возмутилась женщина. — Встречайся, пожалуйста, сколько влезет. Только ты должна меня предупреждать. Я сплю довольно чутко, а это значит ты специально тихо прокралась мимо моей спальни.

-Ничего я не кралась, — огрызнулась Ксюша. — Мам, отстань, а?

Девочка презрительно фыркнула, пройдя мимо матери. Демонстративно закрыла за собой дверь, войдя в свою комнату. Маше хотелось побежать следом, отругать, но она сдержалась. У дочки нелёгкий период, надо дать ей время.

Время шло, а девочка становилась всё наглее и наглее. Сначала она встречалась с папой каждые выходные, потом это начало происходить гораздо реже, но после каждой встречи Ксюша вела себя безобразно и вызывающе.

Мария терпела, как могла, терпела целый год. Терпение ее лопнуло на Ксюшин день рождения. Маша купила торт, накрыла стол, позвала своих родителей. Она думала, что они посидят дома в семейном кругу, потом даст Ксюше денег и та сходит с подружками в пиццерию. По крайней мере, так планировалось. А Ксюша ехидно фыркнула и ушла. Даже свечки на торте не задула. Девочка ушла встречаться с папой.

Маша была уверена, что Алексей специально так сделал, чтобы побольше бывшую уязвить. Вот, мол, смотри, дочка день рождения предпочитает со мной проводить, а не с тобой!

В тот вечер Мария первый раз накричала на Ксюшу.

-Ты зачем так делаешь? Я готовилась. Накрывала тебе стол. Могла бы посидеть немного с нами, а потом уже идти к своему отцу.

-А может, я не хочу? Не хочу сидеть с тобой, — нагло отвечала Ксюша. — Может, я и жить с тобой не хочу. С тобой никто не выдержит. Папа от тебя сбежал, на меня орешь.

-Жить ты со мной не хочешь? — опешила Мария. — Да ты что такое говоришь? А с кем же ты тогда хочешь жить? Может быть, со своим папой?

-Да, с папой. Как ты угадала? Конечно же, я хочу жить с ним! Он мне рассказывал, как просил при разводе оставить меня с ним. А ты не разрешила. Ты типа мать, и тебе больше позволено. А меня ты спросила, когда решала, с кем я буду жить? Я бы выбрала не тебя.

-Что серьезно, папа твой хотел, чтобы ты жила с ним?

-Еще как хотел! — выкрикнула Ксюша. — Он и сейчас хочет. Говорит, что у него теперь нормальная жена. Она бы меня с радостью приняла. Мне было бы с ними хорошо.

-То есть получается, ты новую папину жену еще не видела? Все это время вы встречаетесь с ним на улице?

-Да, не видела, и что? Когда-нибудь я с ней познакомлюсь. Папа говорит, что она прекрасно ко мне относится.

-Папа говорит, папа говорит….. — Машу понесло. Целый год женщина держалась, а сейчас словно прорвало. -А ты не думала никогда, что твой папа нагло врёт? Он даже не предлагал забрать тебя к себе.

-Это ты врёшь, ты! Папу из дома выжила, и мне житья не даешь.

-Это интересно. Чем же я не даю тебе житья?

Марии стало так обидно, что кричать она уже не могла. Расплакалась. Думала, слезы на дочку подействуют. Ксюша ее пожалеет. Но дочь фырчала на нее так же презрительно.

-Сама подумай, в чем. Все, я спать пошла.

И тут Мария задумалась, что, по всей видимости, что-то она делает не так. Хотела, чтобы Ксюша адаптировалась, успокоилась. А все произошло ровно наоборот. Дочка стала, как агрессивный зверек. В принципе, понятно, почему так происходит. С каждой новой встречей с дочерью Алексей все больше и больше настраивает девочку против бывшей жены. Это очевидно. После того, как он на суде готов был отказаться от Ксюши, от него всего можно ожидать. Спрашивается, чего Леше спокойно не живется? Зачем так делать? Что за мстительная злоба? Это все потому, что Мария не позволила поделить свою же собственную квартиру?

Как бы там не было, рассказать Ксюше, как вел себя на разводе ее отец, Мария не могла, хотя и перестала его оправдывать. На следующее утро, успокоившись, на холодную голову попыталась до Ксюши донести:

-Дочка, твой папа тебя обманывает. Не слушай его. Он злится на меня и пытается тебя настроить.

-А меня не надо настраивать. Я не слепая. Мне уже тринадцать, и я сама всё вижу. Не нужен мне твой торт, — девочка отшвырнула тарелку с кусочком торта. — Ничего мне от тебя не нужно. Оставь меня в покое.

Следующий год был для Марии просто кошмаром. Ксюша стала абсолютно неуправляемая. Любую просьбу матери воспринимала в штыки. Даже элементарные требования делать уроки. Любимым словом девочке стало «отстань».

-Отстань от меня со своими уроками! Не задали ничего! — хлопала дверью перед носом матери Ксюша.

В очередной раз встретившись с отцом, девочка потребовала вставить замок в дверь своей комнаты.

-Я должна иметь личное пространство. Ты постоянно лезешь ко мне, заходишь без стука в комнату.

-Я что еще и стучать должна? — изумилась Мария. — Это что-то новенькое. Не дождешься ты никакого замка.

-Вот видишь, ты не даешь мне жить, как я хочу. И к папе меня не отпустила. Выйди из моей комнаты.

Четырнадцатилетние Ксюши стала просто апогеем ее агрессии. По всей видимости, девочка ждала, что отец позовет ее провести день рождения вместе, а он даже не позвонил. Забыл, вероятно. Всю свою злость Ксюша выместила на матери.

-Это ты, ты что-то сделала, по-любому! Наговорила, наверное, папе, что он мне даже не позвонил. Он обещал мне, что на мой день рождения познакомит меня со своей женой. А скоро у меня родится братик и папа позволит мне с ним нянчиться.

-Ах, вот оно что, — вздохнула Маша.

Для нее тут же все стало на свои места. Значит, новая жена Алексея беременна, и ему стало не до дочери от прошлого брака. С Ксюшей он встречался исключительно, чтобы насолить бывшей жене. Как только до Ксюши, это не доходит?

Миллионный раз Мария уговаривала дочь походить с ней к психологу.

-Я что, по-твоему, ненормальная какая-то? Вот, значит, какого ты обо мне мнения? — вспыхивала, девочка.

-Психолог, это не психиатр, пойми, Ксюша. У нас с тобой последнее время абсолютно не ладится диалог.

-А может, я и не хочу этот диалог с тобой ладить. Вот разрешила бы мне с папой жить, бы сама к тебе приходила. Ни к какому психологу я точно не пойду.

Ксюше четырнадцать, девочка почувствовала себя взрослой. Мария решила на это надавить. Нашла хорошего психолога, серьезную женщину средних лет и привела домой. Как говорится, «если гора нни идет к Магомеду, то Магомед идет к горе».

-Ты же взрослая, Ксюша, вот и веди себя как взрослая. Если ты считаешь себя правой, давай спокойно обсудим это с психологом. Не надо детских истерик, приведи свои аргументы.

-Ну ладно, хорошо, — кивнула Ксюша.

Зашла в комнату, села перед психологом, закинув ногу на ногу. Ее назвали взрослой и девочка хотела выглядеть как можно солиднее.

-Аргументы, говорите, привести? Хорошо я приведу. Моя мать вечно всем недовольна. Она зануда. При разводе папа хотел, чтобы я жила с ним и я этого хотела. Но мама воспротивилась. Мне с ней тяжело. Я не могу с ней найти общий язык.

-Твоя позиция понятна, Ксения, — кивнула психолог. — Но твоя мама утверждает обратное. Сама посуди, если бы твой папа хотел, чтобы ты жила с ним, разве бы он не познакомил давно тебя со своей новой женой? Почему он этого не делает?

-Да пошли вы все! — вскочила девочка. — О чем мне с вами разговаривать? Понятное же дело, что вы сейчас будете настраивать меня против папы.

Ксюша выскочила. Психолог растерянно моргнула, услышав, с каким грохотом захлопнулась входная дверь.

-Тут всё хуже, чем я думала, — сказала женщина, обращаясь к Марии. — Слушайте, а вы уверены, что ваша дочь неправа? Бывший муж точно не хочет забрать её себе? Зачем тогда он в этом убеждает девочку?

-Да чтобы мне насолить, чтобы вызвать между нами разлад, — с отчаянием сказала Маша. — Я на двести процентов уверена, что Ксюшу забрать он никогда не хотел. Я же вам рассказывала, что он говорил на суде. К тому же, так очевидно, что его новая жена не желает знакомиться с дочкой от первого брака.

-Ну, тогда я вам дам один совет. Рискованный, конечно, но очень действенный.

Через пару часов, когда Ксюша вернулась домой, в прихожей она споткнулась о чемодан на колесиках, выставленный прямо возле входной двери. С этим чемоданом они когда-то ездили на море. Когда-то давно, когда папа был еще с ними. Ксюше вспомнилось это счастливое время и вновь захотелось наговорить гадостей матери. Но она не успела. Мария вышла в прихожую в уличной куртке.

-Не разувайся, — сказала дочери. — Я пообщалась с психологом и поняла, что ты права. Я не имею права лишать тебя семьи, в которой ты хочешь жить. Хочешь жить с папой и его новой женой, пожалуйста. В чемодан я сложила вещи, которые пригодятся тебе на первое время. Потом заберешь остальное. Ты знаешь адрес отца?

-Нет, не знаю, — Ксюша была ошарашена так, что ей даже хамить матери расхотелось.

-Зато я знаю, — весело сказала Мария. — Так уж получилось, когда грузчики выносили отсюда стиральную машину, я услышала, по какому адресу они ее повезут. Поехали, я провожу тебя до папы. Такси я уже вызвала, когда увидела в окно, что ты заходишь в подъезд.

-Подожди, мам. Дай я сначала папе позвоню, спрошу его, — девочка начала доставать из кармана своего модного кардигана телефон, но Мария остановила ее движением руки.

-Не надо, Ксюш, не звони. Это уже будет не так интересно. Мы сделаем твоему папе сюрприз. Он же так мечтал, чтобы ты жила с ним. Представь только, как он будет рад, что я наконец с этим смирилась!

В такси Ксюша молчала, зато Мария не умолкала.

-Ну вот, наконец-то сбылась твоя мечта. Как все-таки хорошо, что психолог раскрыла мне глаза. Дочка, я хочу, чтобы тебе было хорошо. Живи с папой, а ко мне в гости приходи.

Такси свернуло в частный сектор и притормозило возле небольшого аккуратного домика. Этот дом принадлежал новой жене Алексея. Мария давно об этом знала. Ксюша хотела постучать в окно, но ее мама, дернув ручку калитки, убедилась, что не заперто.

-Ну что ты, Ксюш, проходи. Это же теперь твой новый дом. Я только до двери тебя провожу.

Сразу войти в дом даже Маша не решилась, постучала в дверь. Открыл дверь не Алексей, а его новая жена. Молодая женщина с большим животом сердито сдвинула брови, глядя на Ксюшу с чемоданом и продолжавшую улыбаться Марию. Маша прикидывалась дурочкой.

-Ну вот, Ксюша, познакомься. Твоя новая мама. С ней ты теперь будешь жить.

-В смысле, жить? — возмутилась молодая женщина. — Какая мама? Лёш, Лёш, иди сюда! — крикнула она в глубину дома.

Алексей подошёл, и его глаза забегали.

-Вы чего это? Зачем пришли?

Мужчина выглядел испуганным. Затолкал в дом свою жену.

-Зайди, зайди, а то продует тебя. Я сейчас все решу, — закрыл он за беременной
женщиной дверь, прижался к ней спиной.

Мария с укоризной сказала:

-Ну что же ты, к тебе дочка жить пришла, а ты так негостеприимно встречаешь. И жена твоя, я смотрю, не самая приветливая. Что же ты ее с Ксюшей не знакомишь?

-Как жить? Что значит жить? — уставился Алексей на чемодан в руках дочери. — Вы что, с ума сошли? Я не могу её принять.

-Папа, ты чего? — чуть не плакала, Ксюша. — Ты же всегда говорил, что хочешь, чтобы я жила с тобой.

-Сейчас неподходящий момент, Ксюш. Моей жене скоро рожать. Да и вообще, мы ремонт затеяли, места мало.

-Папа, я много места не займу. Я даже с ремонтом помогу.

-Да, Лёша, ты чего? — ехидничала Мария. — Зови свою жену. Давай спросим её мнение.

-Ну всё, хватит. Прекратите этот цирк, — отрезал Алексей. — Ксюша, поезжай домой. Я не могу тебя принять. Мы с тобой поговорим потом.

-Почему потом? Говори сейчас при мне, — сказала Маша. — А то легко тебе дочери «по ушам ездить», когда меня рядом нет. Расскажи ей все. Как ты пытался в суде доказать, что она не твоя дочь. И, кстати, я ни разу не слышала от тебя, чтобы ты изъявлял желание забрать её себе. К чему все эти сказки?

Алексей молчал, зато Ксюша начала кричать:

-Папа, это правда? Ты что, мне всё врал?

-Езжай домой, Ксюша, — тихо сказал мужчина, не глядя на дочь.

После этого неловко, бочком он отодвинулся от двери, приоткрыл ее и протиснулся внутрь. Дверь закрылась перед Ксюшей. Закрылась так, как часто она закрывала ее перед лицом матери.

-Пошли, выйдем за ворота, — кивнула дочери Мария.

На улице достала телефон и вызвала такси.

-Куда тебя отвезти? — спокойно спросила плачущую дочь.

-В смысле, мама? Как куда? Домой, — ревела девочка.

-Но ты же не хочешь жить со мной? Я даже теперь не знаю, как поступить. Может быть, еще раз попробуешь напроситься к папе?

-Мам, ну хватит, пожалуйста. Поехали домой. Я все поняла. Прости меня.

-Что? Что? Не расслышала? — помотала головой Мария.

-Прости меня, мама, прости, — надрывно произнесла девочка. — Я была не права. Я больше никогда не буду себя так вести, обещаю.

Это был триумф! Стоило, наверное, Маше насладиться им подольше, но все-таки она мать, и слезы дочери не могли оставить ее равнодушной. Раскинула она в сторону руки и кинулась Ксюша в объятья мамы.

-Ну все, все, хватит плакать. Сейчас домой поедем и что-нибудь вкусненькое на ужин вместе приготовим. Ты же мне поможешь?

Девочка отчаянно закивала головой на плече мамы.

Нашла коса на камень…

Детсадовская группа выходила на прогулку стройным рядком, как их выставила воспитательница. Детишки шли с серьезными лицами, сосредоточенно перебирая ногами, кто в сапожках, кто в красивых ботиночках. Гулять дети любили. Воспитательница повела их во внутренний двор. Там, за основным зданием, была детская площадка. При подходе к ней стройный ряд рассыпался яркими пятнышками разноцветных курточек и пальто. Дети начали играть, и серьезность мгновенно пропала с их лиц.

Зато насупилась молодая воспитательница. Взгляд ее стал беспокойным, тревожным, но смотрела женщина не на детей, а на ограду. Забор внутреннего двора детского сада был из железных прутьев, так что улица легко просматривалась. Там, по тротуару, шагали прохожие, кто-то торопливо, кто-то не спеша. Лишь одна женщина стояла настолько неподвижно, что издалека можно было не понять, что это живой человек. Женщине было примерно шестьдесят с небольшим.

Ее серьезное лицо без тени улыбки хранило на себе отпечаток былой красоты и сквозило интеллигентностью. Да, такую женщину сложно было представить моющей, к примеру, полы в подъездах, скорее, руководящей людьми. Лицо серьезное, взгляд властный. На женщине был серый вязаный берет и строгое, другого оттенка, но тоже серое пальто. Одежда, полуботинки на ногах, все подобрано в тон, со вкусом. От осеннего ветра шевелились полы пальто, и это было единственным движением. В остальном женщина стояла абсолютно неподвижно, держась одной рукой за толстый прут ограждения.

Она стояла и смотрела на детей абсолютно безэмоционально, и это именно из-за этой женщины разволновалась молодая воспитательница. Разволновалась, заозиралась по сторонам. Заметив в окне выглядывающую нянечку, махнула рукой, призывая выйти. Нянечка вышла в накинутой на плечи куртке. Воспитательница шепотом попросила ее присмотреть за детьми, а сама торопливым шагом пошла к заведующей. В кабинет вошла, забыв постучать, настолько волновалась.

-Амалия Генриховна, она опять там. Вцепилась в забор и смотрит на детей. Лицо у неё такое, знаете, ничего не выражающее. Мне страшно.

Заведующая детским садом, женщина средних лет в круглых очках, глянула на воспитательницу немного скептически.

-А чего это тебе страшно, Аня? Обыкновенная женщина. Это же не маньяк с оружием. Стоит, смотрит, ничего плохого не предпринимает. Что ты мне предлагаешь, выйти и прогнать ее?

-Я предлагаю вызвать полицию, — уверенно заявила воспитательница по имени Анна. — Это ненормально каждый день стоять на одном и том же месте и так смотреть. А вдруг она психически больная? Перемахнет вот так через забор и что-нибудь детям сделает, я за это отвечать не хочу.

Женщина стояла возле забора, не обращая внимания, как холодный ветер студит ее ноги в тонких, не по сезону, чулках. Она смотрела на детей абсолютно бесстрастно. Проявлять эмоции было не в духе Веры Петровны, но это совсем не означало, что она была спокойна. У Веры все было не как у людей. Чем глубже переживание, тем беспристрастнее лицо. Женщина видела, как косится на нее персонал детского сада, понимала, что выглядит подозрительно, и каждый раз обещала себе завтра не приходить.

Дети закончили прогулку раньше обычного, по причине резко поднявшегося холодного ветра. Вера Петровна проводила детей взглядом и оторвала руку от решетки. Повернулась, прямая, как игла. Вера в шестьдесят два года обладала такой осанкой, какую не смогли сгорбить никакие переживания. Она собралась уходить, но не успела. К забору детского сада подошел совсем молоденький полицейский. Быстро показал свой документ и попросил предъявить паспорт. Паспорт у Веры Григорьевны был в черном кожаном ридикюле, который благодаря длинному ремешку висел у женщины на плече. Она сразу всё поняла. Поняла, откуда взялся полицейский. Это ещё персонал детского сада долго тянул. Вера Петровна, на их месте, вызвала бы полицию гораздо раньше.

-Климова Вера Петровна? — открыл паспорт молодой парень в форме полицейского. — Вера Петровна, объясните мне, пожалуйста, почему вы каждый день тут стоите и с какой целью наблюдаете за детьми?

-Законом не запрещено, — повела острым подбородком Вера Петровна. — На территорию детского сада я не захожу, а на улице могу стоять, где мне заблагорассудится.

Женщина говорила строго, можно сказать, командным тоном. Парень поежился. На секунду показалось, что его отчитывает учительница. Полицейский был недалек от истины. Вера Григорьевна много лет проработала преподавателем в институте. Разговаривать с молодыми людьми она могла только так, чуть свысока, поучающим голосом. Полицейский поежился, захотелось козырнуть и отпустить эту женщину. Понятно же, что никакая она не преступница. Однако этого делать было нельзя. Завтра она вновь явится, встанет возле забора, а молодой лейтенант получит «по шапке» от начальства, что не выяснил, не разобрался. Поэтому лейтенант вздохнул.

-Я вынужден задержать вас, до выяснения обстоятельств. Пройдёмте со мной. Моя машина за углом.

Вера Петровна сначала пошла. Почти дошла до белой машины с надписью «Полиция» на боку. Но садится в машину ей стало стыдно. Нет, серьёзно, она же не преступница, чтобы задерживать её и везти в отдел!

-По какому праву вы меня задерживаете, что я натворила? — резко остановилась женщина.

-Я же сказал, до выяснения обстоятельств, — мялся молодой лейтенант. — Поступил сигнал, что вы каждый день стоите возле детского сада, смотрите на детей, при этом не являясь ни родительницей, ни какой-либо родственницей. Я обязан в этом разобраться. Вы же не даёте пояснений.

-Я являюсь родственницей одного ребёнка, — хрипло, с большой неохотой, произнесла Вера Петровна. — Вы видели мой паспорт. Я Климова, а Климов Артём является моим внуком.

-Тогда почему же мальчик не знает вас? Никогда не подходит видя возле забора? — поспешил задать вопрос лейтенант, радуясь, что строгая женщина пошла на контакт.

-Артём меня не знает. Так получилось. Я поссорилась с сыном давно, десять лет назад. Поссорилась и не общаюсь. Сюда прихожу, чтобы на внука посмотреть.

И вроде бы Вера Петровна говорила всё тем же безучастными голосом, но что-то в ее словах зацепило молодого лейтенанта. Дрогнул немного голос, сорвался, выдавая всю боль женщины.

Полицейский ни на секунду не усомнился в ее словах. Ему стало бесконечно жаль Веру Петровну.

-Что же это получается? — пробормотал молодой парень. — Десять лет не общаться с сыном! Разве так бывает? Целых десть лет. Вы даже не видели как родился ваш внук? Почему вы до сих пор не помиритесь?

-А вот это уже, молодой человек, не ваше дело, — плотно сжало губы Вера Петровна. Я могу идти?

-Да, идите конечно, — кивнул парень.

Около пяти часов вечера стройная молодая женщина без головного убора вошла в ворота детского садика. Ее каштановые волосы ниже плеч растрепались от ветра, но эта небрежность в прическе очень ей шла. Женщина была красивой, приветливой, с лицом готовым в любой момент расплыться в улыбке. Ее звали Инна, и в садик она влетела торопливо. Инне все время казалось, что она опаздывает. Опаздывает забрать сына из садика, опаздывает в приготовлении ужина для мужа. Она была суетлива и смешлива, полная противоположность своего супруга Андрея Климова. Андрею это нравилось, он всегда говорил, что они дополняют друг друга, как инь и янь. Очень разные, поэтому им так хорошо вместе.

Инна быстро собрала своего шестилетнего сына Артема. Попросив мальчика поторопиться, пошла с ним к своей машине, думая, что нужно еще успеть заскочить в продуктовый. Женщина успела только подойти к машине, когда ее окликнул совсем молодой парень в форме полиции. Окликнул немного смущённо. Сказал, что им нужно поговорить, но перед этим попросил посадить ребёнка в автомобиль.

-Разговор не для ушей мальчика, — сказал полицейский. — Это ведь Артём Климов, я не ошибаюсь?

— А в чём дело-то? — свела брови Инна. — Вы начинаете меня пугать. Говорите уже, что хотели.

-Да я даже и не знаю, с чего начать. Сегодня из детского садика поступил вызов. Какая-то женщина каждый день стоит возле забора и смотрит на играющих детей. Воспитателю стало это подозрительно и она попросила заведующую обратиться в полицию. На вызов приехал я. В общем, эта женщина бабушка Артема. Она очень по нему скучает и приходит сюда просто посмотреть на ребенка. Конечно, это не мое дело, но, знаете, у меня ведь тоже мама есть. Я как представлю, что десять лет с ней не общаться… В голове не укладывается.

-Мне кажется, вы что-то напутали, — помотала головой Инна. — У Артема одна бабушка, моя мама. Вы документы этой женщины посмотрели?

-Проверил паспорт. Она Вера Петровна Климова.

-Климова? — расширила глаза Инна, — Это что же получается? Она мама Андрея?

Женщина прикусила нижнюю губу. Было видно, что она очень удивлена. Пробормотала, — спасибо вам, спасибо за информацию, — села в машину и умчалась.

Молодой лейтенант повел плечами, очень надеясь, что он все правильно сделал.

Инна забыла заехать в продуктовый. Она забыла обо всём на свете, мчась быстрее домой. Еле-еле дождалась, пока муж Андрей придёт с работы. Не дала мужу раздеться, накинувшись с расспросами прямо в прихожей.

-Андрей, твоя мама жива? Ты что, врал мне всё это время?

Андрей сомкнул губы, и выражение его лица стало безучастным. Вот так всегда, когда дело касается чего-то серьёзного, Андрей становится абсолютно безэмоциональным. Его лицо, как гладкая поверхность, ничего не выражает. Она знала, что Андрей не такой. Внутри он переживает, всё чувствует. Но чем серьёзнее вопрос, тем спокойнее он с виду. И как только у него это получается?

Мужчина аккуратно выставил ботиночки, носок к носку, повесил в шкаф чёрное пальто и медленно сказал:

-Я никогда не говорил тебе, что моя мама умерла. Я говорил, что её нет, а это большая разница. Так что, я тебе не врал. А почему ты спрашиваешь, что ты о ней узнала?

-Что я узнала? Что узнала?!! — взмахивала руками Инна. Не зря они казались с Андреем противоположностями. Женщина была просто вспышкой эмоций.

-Андрей, сегодня в садик вызвали полицию. А все потому, что какая-то женщина каждый день стоит и смотрит на детей во время прогулки. Представляешь, это оказалась твоя мама. Ну, если только она Вера Петровна Климова. Она смотрит на Артема. Просто стоит и смотрит! Как это понимать, Андрей? Ты не хочешь мне ничего объяснить?

-Она приходит к садику? Что же, я очень удивлен, — говорил Андрей, без тени удивления на лице. — А что тут объяснять? Десять лет назад мы сильно поссорились. Мама сказала, что у нее нет больше сына, я для нее умер. Получается, что у меня нет матери.

-Это как же нужно поссориться, — вскрикнула Инна, — чтобы десять лет не общаться с родной матерью? Чего такого вы не поделили, чтобы вот так? Я никогда не задумывалась о том, что ты во всех подробностях описывал мне, от чего умер твой папа, но никогда не рассказывал о маме. Просто говорил, что ее нет. Вот я и подумала, что она тоже умерла. Что между вами произошло?

-Говорю же тебе, поссорились на ровном месте. Сейчас я даже не помню причину. Моя мама — преподаватель со стажем, она всегда считала свое мнение единственно правильным, и жить я должен был так, как она решит. Учиться там, где она скажет, дружить с теми, кого она одобрит. Она слишком властная, а я вырос, и так продолжаться не могло. Я начал настаивать на своем, в итоге это вылилось в крупные ссоры.

-И ты никогда не думал пойти к ней, помириться, познакомить со мной, с внуком, в конце концов?

-А почему я? — лицо Андрея оставалось таким же спокойным, но глаза метали молнии.

Было видно, что для мужчины этот вопрос больной, и он сильно разволновался. Видно Инне, хорошо знающей своего мужа.

-Почему я должен? — повторил мужчина. — Она знала, куда я ушел, и даже сейчас, при желании, могла бы разыскать. Но она же гордая! Хотя это она заявила, что у нее нет больше сына. Она, а не я!

-Не она одна гордая, — Инна смотрела на мужа «во все глаза». — Теперь я понимаю, в кого у тебя такой характер, Андрей. По всей видимости, ты очень на маму похож. Это называется, «нашла коса на камень». Надо же быть такими упертыми людьми! Мама твоя, каждый день ходит к садику. Стоит там в любую погоду, лишь бы только увидеть внука. И при этом не может сделать первый шаг! Раньше бы я не поверила, что можно быть такой твердолобой, но, зная тебя, я легко это представляю. Странные вы, Андрей, очень странные. Никакая гордость не стоит того, чтобы потерять семью, не видеть родных людей!

Вера Петровна ходила по своей квартире, как тень. На часах двенадцать. Скоро дети в детском саду выйдут на прогулку, а она осталась дома. Нельзя больше стоять возле забора. А чем тогда жить? Последнее время женщина тем и жила, что недолго видела внука. Узнавала в мальчике родные черты, наблюдала, как он играет. Потом шла домой и целый день хранила в себе этот образ, лелеяла его в своем сердце. Ночами ей снился Андрей, держащий за ручку своего сына. Снилось, как они вдвоём перешагивают её порог и улыбаются, прощая все обиды.

И какая там гордость? Вера Петровна на коленях готова была к сыну поползти, просить прощения за жестокие слова, что в сердцах бросила ему, да только не знала она, как это сделать. Не знала, как просить прощения, как извиняться. Не умела, не могла. Все, что ей оставалось, это ходить к детскому садику. Ходить и чувствовать себя живой, чувствовать, что не одна на этом свете, есть родные люди. И пусть они не вместе, но эти люди есть. Теперь Веру Петровну и этого лишили. Артёма видеть нельзя, тогда как жить?

Женщина слонялась по квартире с самого утра. Чайник не ставила и крошки в рот не положила. Ни аппетита, ни желания жить. Желание одно — завыть на луну, как раненая волчица. Раненая или раздавленная своим же мерзким характером.

Когда раздался звонок в дверь, у Веры Петровны не было сил даже удивиться. А удивляться было чему, к ней давным-давно никто не приходил. Вера дверь распахнула и застыла, увидев за порогом молодую женщину, державшую за руку Артема. Женщина улыбалась и спрашивала;

-Впустите нас, Вера Петровна? Кстати, меня Инна зовут.

-Я знаю, — сглотнула Вера. Всё она о семье сына знала, но с места не тронулась. Ей казалось, что женщина с мальчиком — это мираж. Только осознав, о чём Инна спросила Вера Петровна, буквально отпрыгнула в сторону.

-Да, конечно. Заходите.

Голос Веры был хрипл, слова выговаривались с трудом. Зато Инна щебетала, как птичка, расстёгивая яркую курточку Артёма. Болтала, словно они знакомы тысячу лет.

-Вы знаете, Вера Петровна, я ведь о вас ничего не знала. Андрей молчал, как рыба, а потом мне сказали, что вы в садик приходите. Да я просто в шоке была, поверить не могла! Хотя, знаете, я представляю, почему так происходит. Скорее всего, Андрей унаследовал свой характер от вас. Более упёртого человека я в жизни ничего не встречала. Так быть не должно и больше не будет.

Инна закончила раздевать Артёма, легонько подтолкнула его к Вере Петровне.

-Артём, это твоя бабушка, я тебе сегодня о ней рассказывала. Обними её, она по тебе соскучилась.

Артём шагнул в сторону бабушки, раскинул в сторону ручки, и будто плотина прорвалась, когда хлынули слезы из глаз Веры Петровны, когда схватила она в свои объятья Артема, стараясь не сжимать слишком сильно, чтобы не сделать мальчику больно. Слезы лились ручьем, лились по беспристрастному лицу. Привычка, выработанная годами, уже никуда не денется, но плачущие глаза смотрели на Инну с благодарностью, а губы шептали:

-Спасибо, спасибо, дочка.

Инна и сама тут же расплакалась. С ее чувствительной натурой это случалось быстро. Она плакала и говорила:

-Ну вы даёте с Андреем, ну даёте! Больше так не будет, я обязательно вас помирю! Артёма буду к вам приводить так часто, как только вы захотите. Не должна родная бабушка смотреть на внука из-за забора.