Подпиши пару документов, это чистая формальность — Сказал муж, но я раскусила их хитрый план со свекровью

Я всегда считала себя проницательной женщиной. Нет, не подумайте, что я хвастаюсь или превозношу себя. Просто у меня всегда было это шестое чувство, интуиция, если хотите. Стоит мне взглянуть на человека, и я сразу могу сказать — искренен он или лжет, друг передо мной или просто ловкий манипулятор.

 

Но с Сашей, моим мужем, похоже, мое чутье дало осечку. Когда мы только познакомились, я была уверена, что встретила своё счастье. Высокий, статный, с пронзительно-синими глазами и очаровательной улыбкой — от него веяло надежностью и основательностью. Мне казалось, что я нашла настоящую опору в жизни, человека, который всегда будет рядом, будет любить и защищать меня.

Наш роман развивался стремительно. Уже через несколько месяцев мы поженились, потому что я забеременела. Но не подумайте ничего дурного! Я любила Сашу всем сердцем. Он был моим принцем, моим рыцарем в сияющих доспехах. Сама мысль о нашем будущем ребенке согревала мне душу. Я представляла, как мы будем вместе растить и воспитывать наше маленькое чудо, как станем дружной и крепкой семьей.

Поначалу его мама, Елена Павловна, казалась мне такой заботливой и участливой. На нашей свадьбе она обнимала меня и с улыбкой приговаривала:

— Не переживай, Катенька. Мы вам обязательно поможем, поддержим. Главное, люби моего Сашеньку. Он у меня мальчик ранимый, ему забота нужна. Но я знаю, ты справишься. Теперь ты — часть нашей семьи.

И я любила, со всей искренностью и самоотдачей. Мне хотелось быть для Саши не просто женой, а настоящей опорой, ангелом-хранителем. Его счастье и благополучие стали для меня высшим приоритетом.

Поначалу в нашей семейной жизни всё складывалось чудесно. Конечно, бывали и бытовые трудности, и мелкие ссоры — куда без них. Но мы быстро мирились, учились уступать и прощать друг друга. Наша любовь была сильнее всех невзгод.

Когда родилась Анечка, наша долгожданная принцесса, счастью Саши не было предела. Он души не чаял в малышке — носил на руках, сам вставал к ней по ночам, менял подгузники. Для меня это было настоящим откровением — видеть, как суровый и мужественный Саша проявляет такую нежность и заботу. Меня даже ревность иногда брала! Но разве это не прекрасно, когда муж так обожает своего ребенка?

Мы с Сашей всё время проводили вместе. По выходным гуляли в парке с коляской, строили планы на будущее. Я смотрела в его сияющие глаза и понимала — вот оно, настоящее семейное счастье. Казалось, ничто не сможет разрушить нашу идиллию.

Однако вскоре я начала замечать, что Елена Павловна будто охладела ко мне. Раньше она часто приезжала в гости, помогала с Анечкой, давала советы по воспитанию. Но теперь её визиты стали редкими и натянутыми.

Сперва это были лишь мелкие уколы. То сделает едкое замечание по поводу моих материнских способностей, то одарит неодобрительным, колючим взглядом, мол, непорядок у меня в доме. Потом начались бесконечные сравнения — вот, дескать, Машенька, подружка Сашина, и борщ варит отменный, и детишек у неё трое, и дом — полная чаша. А я чем хуже?

Каждое её слово било по самому больному, по моим и без того расшатанным нервам молодой мамочки. Но я терпела, старалась не подавать виду. Лишь иногда, оставшись наедине с Сашей, давала волю слезам, жаловалась на несправедливость. Он утешал меня, обнимал, уверял, что мама ничего дурного не имеет в виду. Просто характер у неё такой, ершистый. Надо потерпеть, говорил, ради нашей семьи. Ведь он так почитает свою мать.

Но обида глодала изнутри. Однажды я не сдержалась и сказала Елене Павловне всё, что думаю. О том, как она меня унижает, как больно ранит постоянными придирками и шпильками. Дескать, я стараюсь изо всех сил быть хорошей женой и матерью, но, видно, ей этого мало.

Свекровь лишь рассмеялась в ответ. Так зло, надменно. И процедила сквозь зубы:

— Ишь, права качать вздумала. Да кто ты такая, чтобы мне указывать? Я в этой семье главная, и Сашенька мой всегда моим советам следовать будет. Так что знай своё место, милочка. Захочу — вышвырну тебя отсюда одним щелчком.

От этих слов у меня будто земля из-под ног ушла. Я вдруг поняла, что всё это время жила в иллюзии, в красивой сказке о любви и взаимопонимании. А на деле оказалась лишь пешкой в хитрой игре свекрови. Она с самого начала невзлюбила меня и лишь выжидала момент для решающего удара.

Но виду я не подала. Гордо вздернула подбородок и холодно отчеканила:

— Ну что ж, Елена Павловна. Я вас поняла. Увидим, чей козырь старше будет.

И ушла, с трудом сдерживая слезы. В тот момент я ещё не знала, насколько пророческими окажутся мои слова.

А потом грянул гром среди ясного неба. Однажды вечером мой благоверный пришел с работы и как бы между прочим обронил:

— Кать, слушай, тут надо кое-какие документы подписать. По работе, чистая формальность. Распишись вот здесь и здесь, ладно?

Он протянул мне бумаги, а у самого руки дрожат, взгляд бегает. Сердце будто кольнуло недобрым предчувствием. С чего бы это? С каких таких пор для подписания рабочих документов нужна моя подпись? Обычно Саша сам всем занимался, меня в эти дела не посвящал.

Молча беру листы, вчитываюсь. И леденею от ужаса. Это же… Господи, это завещание! Сашино завещание, по которому всё нажитое нами совместно имущество отходит его ненаглядной мамочке! И квартира, которую мы с таким трудом выплачивали, и машина, и все сбережения. А мы с Анечкой — на улицу, получается?

В голове зашумело, перед глазами поплыли темные пятна. Я схватилась за сердце, пытаясь унять бешеную дробь. Нет, это какой-то дурной сон, бред! Не может мой Саша, мой любимый муж, так жестоко поступить со мной, с нашей дочкой!

Я подняла на него полный отчаяния взгляд, силясь подобрать слова:

— Саш, что это? Господи, что происходит? Объясни…

Он отвел глаза и забормотал что-то невнятное:

— Катя, ну ты же понимаешь… Маме уже возраст, здоровье не то. Она переживает за нас. Хочет подстраховаться на случай, если… Ну, мало ли что. Ты не думай, это чисто формальность. Так, перестраховка…

— Перестраховка?! — взвилась я. — Это ты называешь перестраховкой? Да это же… Это подлость и предательство! Как ты мог, Саша? За моей спиной, с этой… этой интриганкой сговорился?

Я была вне себя от обиды и гнева. В груди клокотала жгучая, удушливая ярость. Хотелось кричать, бить посуду, рвать на себе волосы. Но я сдержалась. Холодно, с расстановкой произнесла:

— Что ж, я поняла. Моё мнение, значит, никого не интересует? Что я, мать твоего ребенка, буду думать и чувствовать — плевать? Прекрасно. Только учти, Саша, — такие вещи просто так не делаются. Не будет по-твоему. Не позволю тебе меня в бесправную рабыню превратить.

Он попытался что-то возразить, оправдаться. Но я лишь отмахнулась:

— Избавь меня от своего лицемерия. Всё ясно как божий день. Вы с мамочкой решили мои права ущемить и Анечку без роду, без племени оставить. Ну уж нет. Дудки! Завещание я это подписывать не стану. И вообще, знаешь что? Собирай вещички и к ней, к своей маменьке ненаглядной отправляйся. Видно, она тебе дороже семьи. А мы с дочкой как-нибудь и сами проживем. Без вас, «благодетелей».

Тут уж Саша не на шутку перепугался. Принялся меня уговаривать, убеждать, что всё не так, что он нас любит, что это и вправду пустая формальность. Я лишь невесело усмехалась. Ох, Сашенька. Когда-то я и вправду поверила бы в эту чушь. Но не теперь.

— Вот что, милый, — отрезала я. — Давай-ка без этих словесных кружев. Ты меня за дуру не держи. Не знаю, что там тебе маменька твоя удумала, но меня в этот хитрый план не впутывай. Я его раскусила. И уступать не намерена. Всё, точка.

Он еще что-то бубнил и канючил, но я уже не слушала. В голове чётко сформировался план действий. Вернее сказать — контрплан. Не на ту напали, голубчики.

Той же ночью я собрала вещи — свои и Анечкины, да и была такова. Ушла к маме, благо, она всегда готова была нас приютить. А наутро рванула к нотариусу. И составила собственное завещание. Да-да, не удивляйтесь! Я ведь тоже не промах, кое-что в юридических заморочках смыслю.

Взяла и отписала всё наше имущество, нажитое потом и кровью, единственной дочери, нашей Анечке. До её совершеннолетия, естественно. А опекуном, в случае чего, назначила маму. И правильно сделала! Анечка — самый близкий и родной нам человечек. Ей и решать, как распорядиться этими богатствами. Подрастет, глядишь, будет посообразительнее своих незадачливых родителей.

Потом, конечно, развод, раздел имущества, прочие малоприятные формальности. Саша поначалу пытался качать права, угрожал, давил на жалость. Дескать, не могу я лишить родную мать куска хлеба, крыши над головой. Интересно, а о нас с Анечкой он подумал? Каково нам на улице-то оказаться?

В общем, слава богу, суд принял мою сторону. С формальной точки зрения я была кругом права. Квартиру мы покупали в браке, оформляли на двоих, и моя доля в ней была неоспорима. Да и маленький ребенок на руках — веский аргумент.

Так что отсудила я и жилплощадь, и алименты на Анечку. Конечно, Елена Павловна была в ярости. Кричала, брызгала слюной, грозилась всеми карами небесными. Мол, я мошенница, охмурила её сыночка, а теперь обобрала до нитки и выставила за порог. Но мне было плевать. Я знала — поступаю правильно. Не позволю никому отнять у моей дочери то, что принадлежит ей по праву.

Саша… Что ж, Саша оказался слабаком. Не смог защитить ни меня, ни Анечку от своей ненасытной мамаши. Предпочел плыть по течению, прогнулся под её напором. А может, сам был не прочь подмять под себя всё имущество. Кто его знает…

Поначалу дочка сильно скучала по папе. Всё допытывалась — когда он придет, почему мы теперь живем отдельно. Каждый такой разговор был для меня пыткой. Разве объяснишь малышке всю эту грязь, интриги, подковерные игры? Я говорила ей, что папа очень занят, что у него важные дела. Что он обязательно навестит нас, как только сможет.

Только вот не навещал. Ни разу за все эти годы. Ни единой весточки, ни гостинца для дочки. Как сквозь землю провалился. Мама говорила — спился. Потерял работу, влез в долги. Якобы Елена Павловна сама от него отреклась, выгнала из дома. Вроде как он теперь бомжует где-то, побирается.

Я плакала украдкой, сжав зубы. Жалела Сашу, несмотря ни на что. Всё-таки любила… Да и Анечку было жаль — расти без отца, тяжкий крест.

Но я справилась. Господь дал мне сил пережить этот кошмар и не сломаться. Я подняла дочь на ноги, дала ей достойное образование. Сейчас она уже взрослая, самостоятельная. Своя квартира, хорошая работа. Скоро, глядишь, и замуж выйдет, внуков мне подарит. Оно и славно. Значит, не зря всё было. Значит, правильный путь я выбрала.

А недавно мы с Анечкой Сашу встретили. Случайно, на улице. Я даже не сразу его узнала. Он сильно сдал, осунулся, оброс. В глазах — тоска и обреченность. Одет в какие-то обноски, весь грязный, нечесаный. Краем уха я слышала, что он теперь при вокзале ошивается, бутылки собирает.

Сердце кровью облилось от жалости. Хотелось подойти, обнять, утешить. Сказать — прости меня, если сможешь. За всё хорошее, что между нами было. Но не смогла. Слишком глубока была рана, слишком силен страх — а вдруг опять обманет? Предаст?

Только Анечка не сдержалась. Бросилась к нему с криком: «Папа!» Обхватила руками, разрыдалась. А он стоял, неловко похлопывал её по спине и бормотал: «Прости… Прости меня, доченька. Я так виноват перед вами…»

Они проговорили минут пятнадцать. О чём — не знаю. Я не вмешивалась, ждала поодаль. Потом Анечка вернулась — вся в слезах, но просветленная. Сказала, что простила отца. Что поняла — он сам жертва. Жертва обстоятельств и собственной слабости. Мне так хотелось в это верить!

Но нельзя. Нельзя раскисать, нельзя оправдывать подлость и малодушие. Даже если очень хочется. Это я усвоила твердо. Надо идти вперед, несмотря ни на что. Ради себя, ради Анечки. Нам ещё жить да жить.

Вот такая моя история, дорогие мои. Поучительная, да? Горькая, как полынь. Но, видно, у каждого своя чаша, свой крест. Главное — не предавать себя. Остаться человеком, что бы ни случилось.

И никогда, слышите, никогда не верьте вот этим вот сладким речам про «чистые формальности». Поверьте, за ними всегда кроется какой-то подвох. Уж я-то знаю.

Берегите себя. Цените то, что имеете. И помните — за своё счастье надо бороться. Всегда. До последнего вздоха. Как бы трудно ни было. Иначе… Иначе грош нам цена. Вот так-то, милые мои. Простите, если сумбурно вышло. Наболело, знаете ли. Спасибо, что выслушали. Дай вам Бог сил и терпения. И любви, конечно. Настоящей, крепкой. Ведь без неё — какой смысл? Эх…

Откуда у вас мой браслет? Мила случайно увидела на незнакомой женщине дорогой подарок своей прабабки

— Девушки, сегодня сокращённый рабочий день! — торжественно объявил всем после обеда Михалыч. — Идите, мои кошечки, домой, наводите красоту. И вечером я всех вас жду у себя на юбилее. Ресторан все знают, надеюсь? Напоминать не надо?

— Ура! — завизжали «девочки», самой младшей из которых было тридцать. — Всё помним, все будем!

Александр Михайлович, их шеф, праздновал сегодня свой юбилей в торжественной обстановке.

— Полтинник, девочки, это вам не шутки! Ресторан заказал дорогой, мелочиться не буду. Народу пригласил — пропасть! Вы тоже в их числе, мои кошечки. Так что готовьтесь, — предупредил он их заранее.

Поэтому сегодня все они ждали чего-то подобного, то есть того, что шеф их отпустит. И уже одной ногой были там, за стенами своей фирмы.

— Я в салон, записалась на макияж и укладку, — накинув тонкую кожаную курточку ярко- красного цвета, сообщила коллегам Татьяна. — Надо порадовать шефа. Выглядеть на все сто!

— А я домой. Ещё успею своим ужин приготовить и у сына уроки проверить. А накраситься и уложиться я и сама могу, — в пику ей ответила серьёзная Елена.

— Нет, всё-таки какой молодец Михалыч! Пораньше нас отпустил, — радостно переговаривались все, покидая место работы.

Мила, к своему стыду, про юбилей шефа совсем забыла. Слишком много в последнее время у неё было своих проблем и забот, чтобы помнить ещё и об этом.

«Ну и ничего страшного. Сейчас зайду в магазин, присмотрю себе красивое платье, благо, деньги на карте ещё есть, не все потратила. Потом домой, вымою голову, подкрашусь. И я готова!» — думала она, направляясь к машине.

Платье нашлось сразу. Оно было лёгким и струящимся, как облако. И цвет был соответствующий — нежно-бирюзовый.

Немного подумав — цена всё же кусалась, Мила купила себе эту красоту. А после с чувством выполненного долга отправилась домой, чтобы успеть подготовиться к празднику.

«Что не так? Почему у меня в последнее время так часто возникает ощущение, что он меня разлюбил?» — думала Мила, сидя за рулём.

Дорога всегда настраивала её на размышления. Вот и сейчас тоже, привычно обгоняя машины и следя за светофорами, Мила думала о муже.

Дмитрий по-прежнему был обходительным и заботливым. Он не забывал ей звонить днём, привычно целовал её по утрам и вечерам. Он был тем же. Внешне. Но не внутренне.

Что-то всё же произошло. Интуиция подсказывала, что он её обманывает. И за его доброй и заботливой улыбкой прячется то, что ей недоступно. И муж тщательно пытается что-то скрыть от жены.

Они жили вместе уже семь лет. И Мила догадывалась, что к этому моменту могла уже слегка поднадоесть мужу, утратив для него былую привлекательность и даже манкость. Допускала, что муж мог кем-то увлечься. Но в душе всё же надеялась, что это несерьёзно.

Мила почему-то опоздала на торжество, хотя всё рассчитала. Наверное, слишком много времени у неё ушло на макияж и укладку волос. Хотелось выглядеть достойно. Показать окружающим свою природную красоту. Ведь она по-прежнему оставалась молодой женщиной и хотела, чтобы ею восхищались.

Мила отыскала глазами столик со своими коллегами и направилась к ним. Атмосфера была действительно праздничной. Столько нарядных и радостных людей в одном месте ей давно уже не приходилось видеть. Праздник обещал получиться на славу.

— Девчонки, ну что, выпьем за здоровье нашего Михалыча! Дай Бог ему ещё долго оставаться в строю! — сказала Елена, когда тамада наконец-то перестала говорить и позволила гостям выпить за юбиляра. А также отведать угощения, щедро расставленные на столах.

Довольно скоро их шумная компания пошла танцевать. А чего сидеть, когда душа требует веселья? Для этого все и собрались здесь — веселиться.

Мила время от времени с надеждой поглядывала на экран смартфона в ожидании звонка от мужа. Или хотя бы сообщения. Экран был тёмным.

Да, он знает, что она сейчас у шефа на юбилее — Мила сообщила мужу, прежде чем уехать. Не беспокоится, не переживает. Но ведь и не ревнует — вот, что обидно.

«Получается, Димке всё равно, что со мной происходит? А ведь раньше он таким не был! Какие сцены ревности он всегда мне устраивал после каждого корпоратива!» — с обидой подумала Мила.

Но потом она решила отпустить ситуацию и расслабиться. Гулять — так гулять!

— Ой, девчонки, я уже вся мокрая! — подбежала к ним Татьяна, участвовавшая в каких-то шуточных конкурсах. — Давайте выйдем, покурим и подышим, — предложила она коллегам.

Мила стояла в красивом фойе перед большим зеркалом. Ждала девчонок с улицы — сама не курила. Не было такой привычки. Она с пристрастием разглядывала своё отражение. Увиденное её устраивало. И даже радовало. Нет, не утратила она былой красоты! Хороша! Как и прежде привлекательна! И Димка её любит, просто сейчас какой-то кризис в их семейных отношениях. Всё пройдёт. Иначе и быть не может.

В этот момент к зеркалу подошла женщина. Она была примерно того же возраста, что и Мила. И на оценивающий взгляд Милы, менее привлекательна её самой. Женщина улыбнулась ей. А потом всмотрелась в своё лицо, поправила волосы.

И в этот момент Милу как будто током ударило.

«Нет, нет! Мне показалось», — успокоила она себя.

Миле было неудобно пристально разглядывать незнакомку, но именно этим она сейчас и занималась. Внимание привлекла рука с браслетом.

Это был её браслет! Мила была в этом абсолютно уверена! Теперь, когда она разглядела его более внимательно, сомнений больше не было.

Это был дорогой старинный браслет из золота высшей пробы с изумрудами. Её прабабушка получила его когда-то в дар от одного поклонника, который был, как она рассказывала, дворянских кровей. Замуж она за него так и не вышла. Какие-то политические вопросы позвали его прочь от возлюбленной. Прабабка Анна решила перед самой смертью этот изумительный браслет, о существовании которого никто из родни даже не догадывался, подарить ей, своей пятнадцатилетней правнучке Людмиле.

С тех пор Мила владела этим ювелирным шедевром, бережно храня его в сейфе. И мечтала тоже когда-нибудь подарить это сокровище своей правнучке.

— Простите, а можно задать вам вопрос? — решилась Мила.

— Да, конечно. Слушаю вас, — охотно откликнулась незнакомка.

— Вот этот браслет на вас — вы его где-то купили? Недавно? — волнуясь, спросила Мила.

Ей хотелось без промедления сорвать с чужой руки эту дорогую сердцу вещь.

— А, вы про эту шикарную старинную вещицу? Про браслет? Понравился? Ещё бы! Мне тоже он очень нравится! Нет, что вы! Разве такое купишь? Это подарок, — поглаживая браслет, — произнесла незнакомка.

— Подарок? И кто же такой дорогой подарок вам сделал, если не секрет? — не выдержала Мила.

— О, ну вы очень любопытны, я вам скажу! Кстати, давайте познакомимся. Мы же все здесь по одному поводу собрались. Меня зовут Ольга. А вас?

— Мила. Вы не ответили, кто вам подарил эту вещь? — не улыбнулась она в ответ на улыбку новой знакомой.

— Зря вы так запали на это украшение. Эта вещь старинная. И она в единственном экземпляре. Таких больше нет, так что можете забыть о нём. Но если у вас достаточно средств, я могу вам посоветовать одного ювелира, у него достойный выбор старинных ювелирных украшений. Сможете что-то выбрать для себя. Если вы конечно, ценитель и знаток. Я права?

— Да, я ценитель. И знаток. Мне просто вот интересно, кто же может женщине сделать такой дорогой подарок? — не оставляла Мила попыток хоть что-то выяснить.

Конечно, можно было сейчас закричать, сорвать с этой нахалки, без стыда разгуливающей в чужой вещи, свой браслет. Но Мила понимала, что в таком случае её ждёт только полиция и, возможно, срок за хулиганство.

— Да кто же такое может подарить, кроме любимого мужа? — смеясь, произнесла Ольга. — Супруг мне недавно сделал такой чудесный подарок к моему дню рождения. Видите, как всё прозаично. Никаких любовников, никаких тайных поклонников, как у Куприна в «Гранатовом браслете».

— И кто ваш муж? — не унималась Мила.

— Мой муж — директор металлургического завода. А что?

— Ничего, простите.

Мила увидела своих подруг, входящих в фойе ресторана, и присоединилась к ним.

Всё, праздник для неё закончился. В голове путались мыли, слёзы отчаяния так и норовили выплеснуться наружу.

Мила сидела среди коллег, но ничего не видела и не слышала.

Как он мог? Почему так подло поступил? Что заставило мужа без её разрешения взять и продать такую дорогую для Милы вещь. Да она бы и не разрешила. Ведь это же память. Для Дмитрия это большие деньги, а для неё — семейная реликвия! Как же он мог?

Мила извинилась и ушла с праздника раньше всех.

Она ехала в такси домой и думала, что скажет мужу. Как простить такой подлый поступок? Что он сможет сказать в своё оправдание? Как вообще можно оправдаться в этом случае?

Дмитрий работал на том же металлургическом заводе. Как всё прозаично и до будничного просто! Мила понимала, что муж продал её браслет своему начальнику. Зачем? Почему? Что его заставило это сделать? Для чего ему понадобились такие большие деньги?

Она вошла в квартиру. Муж уже был дома. Он был замкнут и неразговорчив. Впрочем, как и всегда в последнее время.

«Придётся ему всё-таки со мной поговорить!» — зло подумала Мила.

— Ничего не хочешь мне рассказать? Объяснить?

— Мила, ты уже увидела пропажу? Я так и подумал, что захочешь надеть на праздник свой браслет, — грустно ответил Дмитрий.

— Да нет. Не хотела. На чужой руке увидела, на другой женщине. Я жду.

— Давно нужно было тебе всё рассказать, объяснить. Но я выбрал самый простой и самый правильный путь, как мне тогда казалось…

Думал, главное — найти деньги. Начать лечение. А потом как-нибудь пред тобой оправдаться. Хотя, какие тут могут быть оправдания?

— Какое лечение? Ты о чём? — женщина растерялась, потому что совсем не такое ожидала сейчас услышать.

— Я болен. У меня случайно выявили генетическое заболевание, которое неизбежно приведёт к смерти через несколько лет. Если, конечно, не принимать дорогие препараты. Врач сказал, что это замедлит развитие болезни и отодвинет мой уход.

— Господи, ну почему же ты молчал, я не пойму? — закричала Мила. — Разве такие вещи можно утаивать от близких? Я бы всё равно узнала, ты что, не понимаешь?

— Мила, я не хотел тебя ранить. Ведь ты ещё не совсем отошла от гибели твоей сестры. Я помню, как ты страдала, как не хотела жить после её ухода. Я жалел тебя.

Думал — вот сейчас полечусь, а потом, как-нибудь тебе всё расскажу. А может, и не надо будет уже рассказывать. Вот только так и не придумал пока, что сказать тебе про браслет. Врать-то я не умею.

Мила плакала в ночной тишине квартиры. Она крепко обнимала самого дорогого человека на земле — своего любимого мужа. Пусть Господь пошлёт ему здоровье. А всё остальное можно пережить. Всё ерунда, кроме здоровья и жизни твоих близких.

Всё ерунда.

И прабабушка, наверное, простит Милу за то, что не смогла она уберечь её подарок. Пусть он пойдёт на доброе дело. Пусть поможет!