Нелюбимая дочь

Я уже подходила к дому, когда в сумке зазвонил телефон. Я достала его и ответила брату.

— Привет, Тошка. – Без зазрения совести я называла его детским именем, хотя он был уже взрослым, выше меня ростом.

— Ты не забыла, что у мамы через неделю день рождения? Юбилей, между прочим, — напомнил мне брат.

И очень кстати, потому что я действительно забыла.

— Нет, не забыла, — нагло соврала я. — А ты уже купил подарок?

— Вот по этому поводу я тебе и звоню. Давай встретимся, обсудим.

— Давай. Может, ко мне придёшь? Или завтра в обеденный перерыв встретимся, в нашем кафе? — предложила я.

— Замётано. В двенадцать буду ждать тебя в кафе. Созвонимся, если что, хорошо? Тогда до завтра. — И Антон отключился.

Я его обожаю, моего младшего брата. Он самый близкий для меня человек. Не мама, а именно он. Сейчас мне страшно вспоминать, что когда-то я хотела убить его. До сих пор меня не покидает чувство вины, особенно когда вижу его. И стыда. Не простила бы себе никогда. А тогда…

Мои будущие родители учились в институте и дня не могли прожить друг без друга, всюду ходили вместе. А уединиться им было негде. Мама жила с родителями, а мой будущий отец — в общежитии. Единственный выход для влюблённых быть вместе — пожениться. О чём они и объявили родителям мамы. Вздохи, уговоры не спешить, слёзы – не подействовали. Молодые были непреклонны, с жаром отстаивали право на любовь. Родителям ничего не оставалось, как уступить.

Надо сказать, характер у моей мамы такой, что если что вбила себе в голову, то шла напролом. Она уговорила родителей сыграть скромную свадьбу, а на сэкономленные деньги оплатить им съёмную квартиру. Не жить же вместе с родителями в двух комнатах. На том и порешили.

Дорвавшись друг до друга, молодожёны первое время проводили всё свободное время в постели. На занятия приходили не выспавшиеся, утомлённые, распространяя вокруг себя ауру любви и счастья. Как все влюблённые, они считали, что их любовь выдержит все испытания. Да и никаких невзгод не ожидалось в обозримом будущем. Как же они были наивны!

Случилось то, что и должно было случиться – мама забеременела. Для обоих это стало неожиданностью и первым испытанием, которое они прошли с достоинством. Учиться оставалось полтора курса. Ничего, выдержат.

Мама стала капризной. Её мучил страшный токсикоз, всё время хотелось спать. Запахов еды она не выносила, готовить не могла. Отец часто зависал по вечерам в общаге у однокурсников. Начались ссоры на этой почве. Но молодые быстро мирились, тем более что токсикоз прошёл, и мама снова стала готовить.

С моим появлением на свет настал период хронического недосыпания и усталости, да и учёбу никто не отменял. Бабушка с дедушкой брали отпуска по очереди, чтобы сидеть со мной и дать маме возможность доучиться. Мама часто сбегала с лекций и занятий, потому что от скопившегося молока болела грудь.

Её усталость и нервное напряжение передавались и мне. Думаю, поэтому я часто плакала и засыпала только на руках. Мои родители с радостью оставляли меня кому-то и бежали в институт, чтобы передохнуть, а если получится, то и вздремнуть на занятиях.

Любовь любовью, но им не хватало опыта и терпения. Вдруг стали замечать недостатки, высказывать претензии друг другу, считаться, кто что сделал или не сделал. Из-за усталости и недосыпа ссоры разгорались часто и по любому поводу. Отец снова начал сбегать всё в ту же общагу. Приходил поздно вечером, и ссоры вспыхивали с новой силой.

Но вот сданы госэкзамены, получены дипломы, отец пошёл работать. В прошлом остались безденежье и бессонные ночи. Я подросла, меня отдали в ясли, а мама тоже вышла на работу. Но тут я начала болеть. Маме приходилось часто брать больничные. Бабушка с дедушкой ещё довольно молодые, до пенсии далеко, помочь не могли. В общем, жизнь стала подкидывать новые испытания. Отец стал задерживаться на работе…

Однажды он пришёл поздно, и мама устроила очередной скандал.

— Всё, хватит! – крикнул отец. — Я не могу так больше жить. Наша жениться была ошибкой. Мы поспешили… Я люблю другую, — без всякой подготовки и паузы сказал он, собрал вещи и ушёл.

Я этого, конечно, не могла помнить, слишком мала была. Что-то узнала от мамы, что-то рассказала бабушка, до чего-то дошла своим умом, когда подросла.
Не каждая молодая семья выдерживает бытовые трудности и может похвастаться долгожительством. После ухода отца маму словно подменили. Она часто плакала, срывала свою боль и обиду на мне.

Если я проливала чай, роняла на пол печенье, мама говорила, что я безрукая и вся в отца. И я решила, что отец ушёл из-за меня, потому что я плохая. Долго так считала. Так и выросла с чувством вины.

— Все дети как дети, а ты у меня замарашка, везде грязи найдёшь, — ругала она меня. – Криворукая. Вся в отца.

Мне казалось, что один мой вид вызывал в маме раздражение. Наверное, я была недалека от истины, потому что бабушка часто говорила, что я копия отца. Угораздило же меня уродиться похожей на него.

Целью моей жизни стало – не огорчать маму. Отметка ниже пятерки была для меня трагедией. Я из кожи вон лезла, чтобы угодить маме. Но угодить ей было трудно.

Почерк у меня был так себе.

— Что за почерк? Как курица лапой нацарапала. Записи твоего отца тоже разобрать невозможно было, — морщилась мама.

И я сидела вечерами и выписывала буквы, вместо того, чтобы играть. И ведь выработала красивый почерк. Но мама, кажется, даже не заметила этого.

Потом мама снова вышла замуж. Стало легче, потому что она перестала на меня обращать внимание. Дядя Вова часто приходил ко мне в комнату и играл со мной, помогал делать уроки, пока мама не звала его к себе.

Однажды он спросил меня, кого я хотела бы: братика или сестрёнку? Я никого не хотела. Хотела, чтобы любили меня. Я ответила, что братик лучше. Дядя Вова улыбнулся и погладил меня по голове. Мама никогда так не делала. Моё сердце наполнилось благодарностью за ласку.

Те несколько дней, когда мама лежала в роддоме, стали самыми счастливыми для меня. Мы жили вдвоём с дядей Вовой. Ни криков, ни ссор. Я стала звать его папой. Но вот мама вернулась с маленьким свёртком, и моя жизнь снова изменилась.

Брат был слишком маленьким, беспомощным и вечно орал. Как же я возненавидела его. Теперь на меня не обращал внимания и папа. Но время шло. Брат подрос и ковылял за мной по квартире на своих толстых кривых ножкам. Это не доставляло мне радости. Стоило ему упасть или удариться, как мама начинала гневно обвинять меня в этом.

Вся любовь доставалась брату. Мама с гордостью рассказывала о его достижениях за день, забывая обо мне. Лишь отец интересовался моими успехами в школе. Наверное, тогда у меня и созрела мысль, что если не будет брата, то отец будет любить только меня. Даже не мысль, а неопределённое, неоформленное предчувствие.

Когда я окончила третий класс, а моему брату шёл третий год, мы поехали в отпуск на море. Как же было здорово! Тёплое море без конца и края, яркое ласковое солнце, на голубом небе ни единого облачка! Я купалась, собирала ракушки, строила замки из песка. На пляже мы уходили подальше от скопления людей.

В тот день мама загорала, накрыв лицо шляпой с большими полями. Отец читал книгу, сидя рядом с ней. Было очень жарко.

— Можно, я пойду купаться? – спросила я его.

Мой брат тут же запросился тоже. Он всё повторял за мной. Отец отпустил, предупредив, чтобы я следила за Тошкой и не заходила далеко в море.

Ничего такого я не планировала. Мы просто вошли в море. Тошка держал меня за руку и храбро шёл со мной на глубину. Я оглянулась назад. Мама всё так же лежала, прикрыв лицо шляпой, а отец читал книгу. Вода уже доходила до Тошкиной груди, но я продолжала идти дальше. А потом я отпустила руку брата. Он остановился, поднял на меня глаза.

— Смотри, дельфины, — сказала я и показала рукой вдаль.

Тошка сделал ещё шаг и провалился в небольшую яму, волна накрыла его с головой. Я не поймала его, не вытащила, хотя могла бы. Я стояла и смотрела, как он барахтается в воде и захлёбывается. На короткий миг его голова показалась над водой, я поймала его взгляд. В нём не было страха, лишь удивление и непонимание. Тошка снова ушёл под воду.

И тут мне стало страшно. Так страшно, что я развернулась и с криком бросилась к берегу. Отец уже бежал мне навстречу. Он всё понял или увидел, не знаю. Он пробежал мимо меня и в два прыжка оказался в том месте, где Тошка ушёл под воду.

Он его вытащил. Ничего не случилось. Тошка лишь наглотался воды. Но отец тогда так посмотрел на меня, что я готова была провалиться сквозь землю, исчезнуть, лишь бы никогда не видеть этого взгляда. В нём было разочарование во мне.

Я боялась, что он расскажет маме. Но он ничего ей не сказал. Лишь Тошка всё говорил, что видел дельфинов. С тех пор отец никогда не оставлял нас с братом одних. Он мне больше не доверял!

Вот так я чуть не утопила своего брата. Я чувствовала вину пред ним всю жизнь. Он тогда ничего не понял. А если и понял, то быстро забыл.

Школу я окончила с золотой медалью. Передо мной открывались двери любого ВУЗа. Я выбрала учёбу в Питере, лишь бы уехать подальше.

В группе меня считали отличницей и скромницей. А я была всего лишь несчастным нелюбимым ребёнком, забитым и замкнутым. Парней я сторонилась.

Когда я оканчивала институт, брат сдавал выпускные экзамены в школе. Он тоже рвался учиться в Питер. Никогда не понимала его любви ко мне.

Он уговорил родителей, и они отпустили его. Я сняла для нас с братом квартиру. Родители помогали. Моя ненависть к нему испарилась, я полюбила его всем сердцем. Он очень симпатичный, мой брат.

Со временем у него появилась девушка. Бабушка оставила ей квартиру. Они стали жить вместе. А я всячески прикрывала Тошку. Когда родители собирались приехать к нам, я звонила ему, и он на несколько дней возвращался в нашу квартиру.

Брат стал для меня единственным родным и близким человеком.

— Привет! – крикнула я, войдя в кафе и увидев за столиком у окна Тошку.

— Привет. – Он привстал и поцеловал меня в щёку. Со стороны мы могли показаться влюблённой парой. – Я заказал кофе с булочками, как всегда, — сказал Тошка.

— Спасибо. Но я не голодная.

Нам принесли кофе, и мой брат набросился на булочки, как изголодавшийся молодой волк. Я подвинула ему свою тарелку с булочками.

— Так что насчёт дня рождения? – спросила я.

— Есть идея. Мы с Катей придумали одну интересную штуку. Маме точно понравится. Но мне одному не потянуть. Ты согласна вложиться?

— Конечно, — тут же согласилась я.

Мама благодарила меня за подарки, равнодушно смотрела и откладывала в сторону. Весь вечер она хваталась подарками Тошки, подчас нелепыми. Я даже не обижалась. Так чего я буду сейчас выделываться? Я пообещала перечислить брату денег.

— Это будет подарок от нас двоих, — сказал он.

Я кивнула и улыбнулась. Мы обсудили нашу поездку домой. Вдруг Тошка наклонился ко мне.

— Вон тот парень глаз с тебя не сводит, — он хитро подмигнул мне. – Мне пора. А тебе сейчас принесут мороженое, — он встал из-за стола и убежал.

Хитрец. Знает мою слабость к мороженому. Как же я его обожаю. Мне принесли вазочку с шоколадными шариками, а ко мне подсел молодой человек. Я узнала его, встречала в моём офисе. Вот так я познакомилась с моим будущим мужем.

Я перестала бояться матери и пытаться заслужить её одобрения. Я выросла.

Говорят, что дочери повторяют судьбу матери. Неправда. Во мне, наверное, много чего есть от неё. Но я точно знаю, что своих детей буду любить, не смотря ни на что. Сделаю всё для этого.

Получив в наследство фирму отца, дочь богача решила проверить работников и села за руль такси…

За окном прохладный ветер гнал по небу лёгкие тучки, голубь скрёб коготками, пытаясь вопреки ветру удержаться на козырьке балкона, а Эля сидела, как истукан, крепко сжимая в руках телефон. В голове было пусто. Только что услышанная информация из альплагеря о том, что её отец погиб в горах в этой самой голове не помещалась. Он всю жизнь при первой же возможности ходил в горы и был опытным альпинистом, на счету которого были куда более серьёзные вершины, чем эта. Как мог оборваться страховочный трос? Отец всегда покупал самое лучшее снаряжение, понимая, что от этого зависит его жизнь. Ответов не было. Только погасший экран телефона тускло светился в надвигающихся сумерках. Сколько же она так просидела? Часа три-четыре, не меньше. Скоро придёт Руслан, а ужина нет. Надо сварганить хотя бы яичницу.

В замке повернулись ключи. Руслан сегодня не задержался. Сняв обувь и войдя на кухню, он потянул носом воздух, лишённый каких-либо кулинарных запахов:

— Ну, малыш, а где же обещанное жаркое?

— Папа погиб, -не поворачиваясь к Руслану коротко ответила Эля.

Руслан обошёл её и пристально посмотрел в глаза:

— Как?

— Сорвался в горах. Друзья едут забирать его тело. Дату похорон сообщат. Надо лететь, — урывками бросала ответы Эля, а потом, не выдержав, бросила со звоном нож на пол и заревела во весь голос, — Господи! А я с ним даже толком не помирилась!

— Ты поплачь, малыш, поплачь. — Руслан обнял Элю, явно не очень хорошо понимая, что можно сказать в таком случае,- Завтра поедем с тобой за билетами, а сейчас я тебе валерьянку найду, да где же она, едрёнов корень?

Какая уж тут валерьянка? Элю сцепило страшное в своей безысходности ощущение непоправимости происшедшего и отчаяния от того, что она так толком и не поговорила с отцом по душам, не рассказала, как она его любит. Эля чувствовала себя виноватой. Они с отцом были в ссоре уже лет пять, с того самого момента, как она познакомила его с Русланом. Парень отцу категорически не понравился, и он сгоряча даже запретил им встречаться. Произвело это, естественно, совершенно противоположный эффект. И без того влюблённая Эля прикипела к Руслану ещё больше, тайком сбегала на свидания, а дождавшись, когда жених окончит университет, сбежала с ним в его родной город, благо там Руслану от отца досталась отдельная квартира. Со временем страсти поулеглись, отец, видимо, смирился с выбором дочери, они перезванивались, но лично так ни разу больше не встретились, хотя Эля, немного протрезвев от романтических порывов, начала понимать, чем именно Руслан не устроил папу. Он не был ни таким целеустремлённым, как отец, ни таким энергичным, пытаясь по жизни найти нишу, в которой бы его не слишком беспокоили, а проблемы спустить на тормозах. Те, которые спустить не удавалось, обычно плавно перетекали для решения к его отцу, благо тот занимал в городе определённое положение. Элю, привыкшую с детства к несколько иному расположению вещей, это настораживало ровно настолько, чтобы она не спешила рожать детей, но не настолько, чтобы порвать с Русланом. Ей частенько хотелось приехать к отцу, обнять его за шею, чмокнуть, как в детстве, в нос и сказать, что он всё равно самый-самый и попросить не сердиться на глупую дочку. Но всё как-то откладывалось. И вот теперь всё, она не сможет сделать этого никогда. От этой мысли сжимало горло, сдавливало обручем голову и хотелось выть громко и истово, как раненому зверю. Ночь прошла без сна. Утром, не вполне осознавая окружающее, она отправилась с Русланом в аэропорт, села в самолёт и приземлилась в родном городе.

Встречал их в аэропорту старый закадычный друг отца Иван Сергеевич, такой же сдержанный, немногословный и ничего в этой жизни не боящийся, как и папа. Он обнял Элю, как маленькую, крепко прижимая к себе, потом заботливо заглянул в опухшие от слёз глаза:

— Элька, девочка, успела всё-таки. Едем быстрее на кладбище.

На кладбище всё казалось странным и нереальным. Дорогой дубовый гроб был закрыт по причине сильного повреждения останков, и Эле упорно казалось, что в глубокую, осыпающуюся комьями глины, яму опускают просто пустой ящик, а папа он там, в горах, просто ещё не приехал и всё это какое-то чудовищное недоразумение, но никак не действительная реальность. Словно прочитав её мысли, Иван Сергеевич представил невысокого крепкого чернявого парня, стоявшего неподалёку:

— Элечка, это Заур, он участвовал в спасательной экспедиции и очень помог мне уладить все формальности.

Заур почтительно и сочувствующе склонил голову, молча выражая свои соболезнования, и до Эли мгновенно, словно отблеском молнии дошло, что это всё правда: и падающие с глухим стуком комья земли, и алеющие цветы на рыхлой земле, и ящик, сохранивший то, что осталось от папы. Она зажала ладонями рот, сдерживая рвущийся крик и рухнула на колени перед свежим холмом

С похорон Иван Сергеевич вёз Элю с Русланом в своей машине.

— Элечка, детка, ты, конечно, должна немного прийти в себя, но учти, времени у тебя не густо. Бизнес Вадима осиротел и тебе придётся поинтересоваться этой темой. Насколько я знаю, Вадим был не всем доволен в последнее время, хотя у него был, да и остаётся весьма энергичный коммерческий директор.

— А он был на похоронах?, — вяло спросила Эля, силясь вспомнить расплывающиеся перед глазами лица.

— Нет, на похоронах его не было, пришлось срочно выехать по делам, но через пару дней он вернётся, я вас познакомлю, — по поджатой губе и прищурившимся глазам Эля поняла, что Иван Сергеевич, похоже, тоже не в восторге от энергичного управляющего.

Утром Эля проснулась с дикой головной болью. Потрясение и напряжение последних дней намертво приковали её к подушке. Лекарства не помогали, чёрный кофе и сладкий чай и подавно. Руслан вертелся вокруг Эли, но помочь ничем, увы, не мог.

— Господи, как же мне всё это выдержать?, — начала сдаваться к полудню Эля, — Папина смерть, похороны, теперь этот подозрительный управляющий. Как я разберусь-то во всём с такой-то головой?

— А ты уверена, что тебе надо в этом всём разбираться?, — Руслан присел на краешек кровати.

— Ну, а как ещё?, — не поняла его Эля.

— Да очень просто. Все активы отца ты наследуешь? Наследуешь. А значит, и свою долю в прибыли тоже. Он кто? Коммерческий директор? Попросту говоря управляющий. Вот пусть и управляет на здоровье, это его хлеб. А ты можешь спокойно получать свои дивиденды, ни на что не заморачиваясь, пусть только отчитываться не забывает. На хлеб с маслом и икрой нам вполне хватит.

— Ты чего?, — Эля так удивилась, что даже сердящая боль в виске на мгновение замерла, — Это я, значит, буду, как овца, ждать, кинет ли он мне охапку травы , а то может, и пол охапки. И кто меня умной назовёт, доверить бизнес невесть кому? А если он его угробит?

— А ты что, многое понимаешь в перевозках?, — прищурился Руслан, — Сама-то ты угробить всё не боишься, если этот крендель буром встанет? Ну, в части пассажирских перевозок ты хотя бы в такси ездила. А о грузовых ты что-то слышала вообще?

— Слышала!, — с непонятно откуда взявшейся злостью выпалила Эля, — Отец многое при мне обсуждал, да и Иван Сергеевич, наверняка, в курсе некоторых моментов.

— Ключевое слово – некоторых, не сдавался Руслан.

— Знаешь что? Меня отец всегда учил во всё в этой жизни вникать самой. А теперь, когда его нет, я сяду ведомой клушей? И не рассчитывай.

— Как хочешь, — поджал губы Руслан, — Только я не совсем представляю себе, как мы будем совмещать нашу с тобой жизнь с работой в другом городе.

Эля ничего не ответила и отвернулась к стене, закрыв голову подушкой.

На следующий день заехал Иван Сергеевич потолковать о делах. Увидев сидящую в кресле сумрачную Элю и Руслана, деловито заваривающего кофе на кухне, он мгновенно оценил обстановку:

— И в чём разлад, если не секрет?

— Не секрет, — Эля подтянула ноги на кресло,- Деловые разногласия. Руслан хочет, чтобы я уехала с ним и просто получала свои проценты, а хочу понять, что это за каша в папиной фирме и почему он был не в восторге от своего коммерческого директора.

— Одобряю. Отец твой тоже сам любил всё контролировать. Чужие, они и есть чужие, доверишься – подставят на раз.

— А что папа Вам рассказывал об этом управляющем, почему он не внушал ему доверия?

— Вот этим-то мой закадычный друг поделиться как раз и не пожелал. Знаю только, что не особенно хотел он так активно продвигать его по службе, но отчего-то это всё-таки сделал. От разговоров на эту тему он почему-то уходил. Большего я узнать не успел, к сожалению.

— Ну, и как я могу в таком раскладе уехать?, — Эля упрямо мотнула головой, — Если он ненадёжен, я могу вообще без всего остаться.

В дверном проёме неслышно вырос Руслан, помешивая остывающий кофе

— Я сейчас буду заказывать билеты на самолёт, — довольно сухо произнёс он, — Хочу уточнить, заказывать один или два?

— Один,- коротко бросила Эля.

Иван Сергеевич крякнул и сославшись на неотложные дела заторопился к выходу.

Всю ночь Эля провертелась, ломая голову над тем, как бы ей разобраться в свалившихся на неё загадках. Ох, как жалела она сейчас, что не особо прислушивалась к отцовским проблемам, хотя тот и пытался посвящать свою дочь в дела. Но это было так скучно, а друзья звали развлечься, да и папа казался тогда почти вечным. Думалось, что всё еще успеет. Вот и успевай теперь, в экстренном порядке. Заявиться в фирму на правах наследницы Эля побаивалась. Этот управляющий с сомнительной репутацией запудрит ей мозги как пить дать . Справки наводить не у кого. Кроме Ивана Сергеевича, окружения отца она всегда избегала, считая его скучным и неинтересным. Ну что ж, плати теперь, голубушка. Перебрав кучу вариантов под разноголосый храп уже приготовившего дорожную сумку Руслана, она пришла наконец-то хоть к какому-то решению, Эля провалилась в сон уже на рассвете с трудом заставила себя проснуться, чтобы провести Руслана на самолёт.

Покинув аэропорт после недолгого прощания, которое можно было назвать тёплым с большой натяжкой, Эля спешно отправилась к своей давней подружке Таисии, потрясающе лёгкой как на выдумку, так и на хорошую работу.

— Ты ли это?, — несказанно изумилась Тая, не переставая щёлкать ножницами вокруг головы немолодой дамы с королевской осанкой, — Я слышала о том, что случилось, но честно признаться, думала, что тебе будет не до меня.

— Если бы ты знала, как ты ошибалась, — невесело усмехнулась Эля и стала ждать, когда кресло освободится.

— Ну, и что мы будем делать?, — осведомилась подруга, распуская по плечам длинные тёмные Элины волосы с лёгким каштановым отливом ,- Какая красота должна тебя хоть немного утешить?

— Красота меня не утешит, — Эля сосредоточенно смотрела в зеркало, словно хотела рассмотреть в нем себя новую, — Мне нужен новый образ. Любой, пусть даже экстремальный. Главное условие – чтоб мать родная не узнала. Фантазировать не бойся, для дела надо. Красотой могу временно пожертвовать.

Таисия прищурилась, как охотник, увидевший добычу. Что-что, а эпатажные эксперименты она обожала.

— По волосам плакать не будешь?, — спросила она, поглаживая роскошные локоны, — Отрастут, конечно, но не скоро.

— Работай, — решительно бросила Эля и закрыла глаза.

Через несколько часов из салона вышла девушка, которую явно никто не охарактеризовал бы как «девочку из хороший семьи».. Выбеленный коротко стриженый ёжик торчал на её голове колючими прядями, резко контрастируя с чёрными широкими бровями, густо нарощенными ресницами, наведенными стрелками и тёмно бордовой помадой. Женственное платье никак не вписывалось в этот образ, но его сменить было проще всего.

— Тебя в клипе надо снимать под музыку «Вальпургиевой ночи», — резюмировала Тая, когда-то окончившая музыкальную десятилетку, ,честно отдав долг родительским чаяниям, но категорически отказавшаяся продолжить сей возвышенный путь, — Дела поделаешь, приходи, вернём человеческий облик.

На следующий день эта девушка, в которой практически невозможно было узнать прежнюю Элю, уже оформлялась водителем пассажирского такси в отцовской фирме. Распространённая, а посему почти безликая фамилия Сидорова ни у кого не вызвала никаких подозрений

Машинка ей, как новенькой, а к тому же ещё и женщине, досталась , мягко говоря, пенсионного возраста. На первом же вызове она попросту не завелась. Немного помучившись с ключом зажигания, Эля открыла капот и заглянула в железное нутро. Кучка водителей поодаль тихо перебрасывалась репликами, то и дело прерываемыми старательно сдерживаемым хохотом. «Входной экзамен устроили, гады», с досадой подумала девушка :»И где в этом железном нутре червоточина?».

Об устройстве двигателя она для женщины-дилетанта знала довольно много, но для автомеханика чудовищно мало. Будучи подростком, она дружила с Виталиком из параллельного класса, отец которого работал автослесарем и натаскивал заодно сына. Эля часами могла стоять рядом с другом, впитывая незнакомые слова и глядя на потемневшие от машинного масла руки дяди Гриши. Это была совершенно другая, жизнь, так непохожая на её собственную, но именно она казалась ей настоящей.. Отец не препятствовал. Он вполне справедливо рассудил, что пусть от дочери слегка попахивает бензином и соляркой, чем табаком или ещё пуще, дурман-травой. Эля тогда даже засобиралась поступать в автодорожный, но здесь отец поставил жёсткое условие: только на экономфак. Пришлось подчиниться.

И вот теперь она стоит над этим треклятым двигателем и лихорадочно вспоминает дядя Гришину науку. Кардинально вывести из строя карбюратор они не могли, это пахнет скандалом. Значит, наверняка какая-то мелочь. Но какая именно? Внезапным озарением память выхватила скрипучий голос дяди Гриши: «Ты, Виталька, завсегда за свечами зажигания смотри, не жди , когда мотор глохнуть начнёт. И двигателю жизнь продлишь, и бензин сэкономишь.» А что, если? Эля начала выкручивать свечи. Так и есть! Откуда они их взяли? С таким нагаром ехать вообще невозможно! Эля решительно направилась к кучке мужчин:

— У вас тут свечи зажигания можно самой поменять или на ремонт ставить надо?

Водители переглянулись. Такого поворота они явно не предполагали. После минутного молчания один из них, русоволосый крепыш, произнёс:

— Идёмте, я Вам свой запас одолжу, а потом вернём через ремонтную группу.

В полном молчании они направились к стоящей неподалёку машине и только один хулиганистый голос крикнул им вслед:

— Вовка, не мылься, на твоих трёх богатырей она всё равно не пойдёт!

Тот, кого назвали Вовкой, заходил желваками, но сдержался.

— Вот, возьмите, протянул он Эле коробку со свечами. Вашей старушке надо помочь.

Девушка поблагодарила мужчину и ринулась менять свечи. Победа! Её «Антилопа гну», как она мысленно уже окрестила свою машину, заурчала и дала этим понять, что готова ехать куда угодно

— Спасибо! За меной теперь должок!, — крикнула она своему спасителю.

— Не за что, обращайтесь, — коротко бросил он и тоже завёл машину.

Весь день, гоняя по городу и выслушивая капризы клиентов, Эля ругала себя на чём свет стоит. Дура, круглая дура! Чего она рассчитывала так добиться? Чем ей поможет в разгадке офисных интриг насмешливо-презрительная отчуждённость персонала? Она, конечно, постепенно пройдёт, но сколько на это понадобится времени, которого у неё нет? Круг замыкался.

Разомкнулся он только после смены, когда к выходящей из машины Эле приблизилась, орудуя шваброй, уборщица Зинаида Пантелеевна.

— Ой, милка моя, намоталась поди? А о тебе уж весь гараж судачит, утёрла нос мужикам-то, будут знать, что девки, они разные нонче бывают.

Буквально за полчаса Эля выяснила, что гараж у них ничего, неплохой, порядок держат и поганцев всяких выдворяют быстро Также она узнала, что мужичка, съязвившего им с Вовкой в спину зовут Лёха Самосвал, потому что работал он до этого на грузовом транспорте, что водила он классный, а вот язык у него поганый, а выручивший её Вовка – мужик что надо, серьёзный, непьющий и старательный, только уж больно невезучий. Невезучесть эта состояла в том, что Вовкина жена померла три года назад от осложнений после операции, оставив ему трёх мальчишек восьми, шести и четырёх лет, а также в том, что на видного и надёжного Вовку бабы гроздьями вешаются, но как только узнают, сколько ртов в его семействе, немедленно испаряются. А ещё времена у них нонче сложные, поскольку самый главный начальник сгинул в горах, а его коммерческий директор из молодых да ранний, люди ему не в счёт, как теперь дела пойдут, неизвестно.

— А что, второй директор-то разве борзОй?, — интерес Эли был вполне закономерен.

— Не столь борзой, сколь ледышечный, — У Зинаиды Пантелеевны был эксклюзивный лексикон, — Как глянет на тебя своими глазёнками-то, чисто в сугроб посадит. На что директор покойный крутой мужик был, и тот иной раз у него на поводу шёл, хоть и видно было, что нехотя . А ледяные прынцы, они и в сказке-то добрыми не бывают.

На следующий день Эле пришлось испытать характеристику Зинаиды Пантелеевны на собственной шкуре. Прокофьев Игорь Евгеньевич, коммерческий директор отцовской фирмы явился в гараж собственной персоной. С деловитым и немного надменным видом он прошёлся по помещению, перебрасываясь репликами с персоналом. Дойдя до Эли он вперил в неё свой пристальный взгляд и она поняла, что сугроб – это для многоопытной и виды видавшей Зинаиды Пантелеевны. У неё же сложилось впечатление, что её окунули в ледяную полынью с быстрым течением – того и гляди затянет под лёд. Серые, словно стальные глаза пронизывали насквозь, не обещая ничего хорошего.

— Вы у нас новенькая?,- осведомился он, — Что привело на столь рискованную работу?

— Деньги нужны, — не моргнув глазом, ответила Эля, — А водить я умею лучше всего

— Ну что ж, надеюсь Вы будете справляться, — «Ледышечный» круто повернулся и направился к выходу. У Эли гора, нет айсберг свалился с плеч.

«И где только отец откопал этого типа?», — всё время вертелось в голове у Эли, пока она шла отдавать Володе коробку со свечами зажигания.

— И часто у Вас тут такие ревизии?,- поинтересовалась она у Владимира.

— Нет, не знаю, что на него нашло,- пожал плечами Володя, — Он себя высоко несёт, в народ редко спускается.

— Скажи, а те тоже кажется, что он ледяной?, — решила проверить своё ощущение Эля.

— Он не ледяной, он опасный, — глаза Володи смотрели прямо и немного грустно, — Такие ради своего интереса через всё переступят. Не знаю, ледяной он там или нет, но когда я его вижу, мне почему-то хронически хочется дать ему в морду.

От этих слов Эля почувствовала почему-то такой прилив благодарности, словно Володя и впрямь дал в морду Игорю Евгеньевичу.

— Ты это… В общем, я случайно узнала, что у тебя трое мальчишек, вот, возьми им, — Эля протянула довольно-таки большой и увесистую коробку из-под обуви.

— Что это?, -насторожился и Володя. С его губ уже готова была слететь фраза о том, что никакой посторонней помощи его детям не нужно.

— Это мои машинки, — просто ответила Эля. Я в детстве ими просто бредила и отец мне их покупал вместо кукол. Машинки хорошие, коллекционные, бери.

— Не жалко?, — осведомился Володя оттаивая и заглядывая внутрь, — Это почти состояние.

— Не жалко, — махнула рукой Эля, — Хорошим детством надо делиться с другими, — и испугавшись, что станут заметны её неизвестно откуда подступившие слёзы, она быстро пошла к своей машине. Володя смотрел ей вслед долгим и пристальным взглядом.

В конце смены она въехала в гараж чуть позже Володи и первым делом пошла справиться у Зинаиды Пантелеевны о новостях. Но оказалось, что старушка уже ушла. Ушёл и Володя. Раздосадованная Эля открыла дверцу машины и с изумлением обнаружила на приборной панели небольшую коробочку с эклерами. «Интересно, как он догадался, что это мои любимые пирожные?», подумала Эля, некстати вспомнив, как обычно закатывал глаза Руслан, видя, что она поглощает сладости. Пышки были абсолютно не в его вкусе и он не уставал это подчёркивать. Кстати, так и не звонит, дуется. «Ну, не звонит, так и не надо!», — Эля с удивлением обнаружила, что после катастрофических событий, так круто изменивших её жизнь, неземная любовь к Руслану, толкнувшая её на ссору с отцом стала напоминать лёгкий дымок над угасшим костром. «Может, оно и к лучшему?, — подумала она и захлопнула дверцу машины.

Следующая смена началась с неожиданностей. В гараже Эля застала мрачного, как свинцовая туча, Володю, сидящего возле своей машины с перепачканными смазкой руками.

— Проблемы?, — Эля подошла незаметно.

— Да вот, кардан полетел, — Володя не поднял головы, — Замена не раньше, чем через два дня.

«Трёхдневный заработок для его семейства – это весомый урон», — мгновенно сообразила Эля и предложила:

— На моей поедешь?

Володя поднял на неё непонимающие глаза:

— А ты на чём работать собралась?

— А мне не печёт, — резко отрезала Эля, — Мне троих пацанов не кормить. За три дня с голоду не помру и даже не похудею.

— А тебе и не надо, — серьёзно ответил Володя, теплея взглядом, — Классная ты девчонка Элька, даже в такой боевой раскраске. Повезёт тому парню, которого ты полюбишь.

Девушку бросило в жар. В разговоре с Володей она совершенно забывала об эксперименте со своей внешностью.

— Главное, чтобы он догадался, насколько ему повезёт, — буркнула она смущённо, опять некстати вспоминая Руслана.

Сразу повеселевший Володя сел за руль «Антилопы гну», а сама Эля направилась домой с ярко выраженным желанием отоспаться. Но поспать удалось каких-то пару часов. Неистово зазвонил телефон и в трубке она услышала встревоженный голос бабы Зины, как весь гараж дружно называл Зинаиду Пантелеевну.

— Элечка, — чуть не плакала баба Зина, — Вовка-то на твоей машине разбился. Машина в лепёшку, шестерёнок не соберёшь.

— Он жив?, -заорала Эля, как полоумная, вскакивая с кровати

— Жив, жив, не ори ты так, как труба иерихонская. Побился, правда, крепко, в семнадцатую больницу повезли. «Ледышечный» вне себя, бегает по гаражу, орёт, костерит на чём свет стоит и тебя, и Вовку.

— А что, жертвы есть?, — попыталась прояснить ситуацию Эля.

— Мож, и были бы, кабы Вовка водителем был поплоше. Мужики говорят, что его как на встречку вынесло, он сумел в столб вырулить, чтоб в автобус не врезаться.

— Хорошо, баб Зин, я сейчас в больницу к Володьке, а великий шеф пусть проорётся пока, — взяла себя в руки Эля и спешно начала одеваться.

В больнице оказалось, что Володя получил множественные травмы, но не опасные для жизни и находится в сознании. Эля выклянчила у врача разрешение войти в палату. Там у стены на койке лежал человек, обмотанный километрами бинтов, загипсованная нога была подвешена и под ней виднелись небольшие грузы. Лицо тоже было наполовину закрыто бинтами.

— Ну, здравствуй, Шумахер, — Эля попыталась скрыть за шуткой свои переживания.

— Привет, самоубийца, — не принял шутки Володя.

— Чего?, — не поняла Эля, — Какая ещё самоубийца?

— А какой здравый человек будет ездить с разбалансированным рулевым управлением? Она же у тебя рыскала всё время на дороге. Думал, до СТО дотяну, сальник поменяю, но не успел… Теперь вот лежу как Тортила в панцире.

— Володя, — Эля сглотнула тягучую слюну, — С рулевым было всё в полном порядке. Антилопа вчера вечером ни на что не жаловалась.

— Кто не жаловался? – не понял Володя.

— Ну, это я машину свою назвала «Антилопа гну», как у Ильфа и Петрова. Но она не рыскала. Совсем. Неужели ты думаешь, что я бы предложила тебе неисправную машину?

— И что с ней случилось за ночь?, — несмотря на травмы, голова у Володи соображала быстро.

— Я бы тоже очень хотела это узнать, — ответила Эля, — И я узнаю обязательно.

Вечером позвонил Иван Сергеевич.

— Элечка, детка, ты как? Я здесь подсуетился немного, кое-что разузнал об этой тёмной лошадке в вашей фирме. Нам надо срочно с тобой встретиться. Домой к нам заедешь?

— Да, конечно, — на Элю сразу пахнуло теплом и уютом ушедшего детства. — Через двадцать минут буду у Вас.

Через назначенное время Эля уже нажимала кнопку звонка квартиры Ивана Сергеевича. Но открывать почему-то не спешили.

— Вам кого?, — раздался из-за двери строгий голос хозяина.

Девушка сообразила, что даже без боевой раскраски её метаморфозы оказалось достаточно, чтобы человек, на коленях у которого она выросла, её не узнал.

— Дядя Ваня, это я Эля. Я имидж сменила в целях конспирации.

— Батюшки-светы – дверь отворилась, — Я тебя даже не признал. Заходи, похоже, у тебя тоже есть что рассказать. Ты садись пока за стол, я сейчас кофе сварю.

— В общем, Эля, я за это время нашёл человека, который мне провентилировал вашего Прокофьева, — начал рассказ Иван Сергеевич, снимая с плиты турку, — Особа, надо сказать, оказалась малоприятная. Знаешь, чем он давил на твоего отца?

— Чем?, Эля была готова к чему угодно, но ответ Ивана Сергеевича превзошёл все ожидания

— Он заявил Вадиму, что он, Прокофьев, его внебрачный сын. И даже притащил тест ДНК, эту ахинею подтверждающий. Надо сказать, что до твоей матери у Вадима был роман с одной девушкой с нашего курса, и фамилия у неё была Прокофьева. Но никаких детей там в помине не было. Как этот прохвост разузнал про ту давнюю историю, я пока не раскопал. Но это и не суть важно. Важно то, что тест ДНК он попросту купил, это мой паренёк расковырял профессионально. А теперь становимся в позицию моего покойного друга: ты далеко и, возможно, насовсем, а тут из неоткуда появляется сынишка, прыткий, вёрткий, с подходящим возрастом и фамилией, подтверждёнными тестом. У него просто не было других вариантов, кроме как двигать этого прохвоста по служебной лестнице. Правда, в людях Вадим разбирался неплохо и душа у него к этому Прокофьеву не лежала. Тот это чувствовал и не был уверен, что станет в бизнесе реальной правой рукой. Поэтому ждать он не стал и решил сам брать быка за рога.

— Что Вы имеете в виду, дядя Вань?, — у Эли от нехорошего предчувствия внутри всё сжалось в комок.

— Заур – настоящий мужик. Он не раз ходил в горы с твоим отцом и знал его возможности. В общем, он внимательно изучил ту верёвку, которая так внезапно и некстати оборвалась. Её специально повредили…

— Как? Почему повредили? Вернее, почему этого никто не заметил?, — Эля вскочила.

— Сядь, и не кричи. Грамотно всё сделали потому что. У динамической верёвки есть внутренняя часть и внешняя оплётка. Разорвать их сложно, наружное повреждение будет заметно. Верёвки прочнейшие, но есть слабое звено: перед кислотой им не устоять. Заур расплёл эти верёвки. В нескольких местах внутренние волокна явно подверглись воздействию каких-то кислот. Скорее всего точечно вливали шприцем. Снаружи – всё в порядке, внутри – смерть. Через полгода, аккурат к вступлению в наследство – новоиспеченный сын с тестом ДНК.

— Машина, моя машина… Володя разбился… Это всё из-за меня, — всхлипывала Эля, обхватив руками голову и раскачиваясь из стороны в сторону.

— Так, стоп, какая машина, какой Володя, — не понял Иван Сергеевич, явно ожидая объяснений.

Девушка залпом проглотила свой кофе и выложила Ивану Сергеевичу весь свой, теперь уже не кажущийся таким удачным, план действий.

— Ты что, дура совсем?, — взревел, раскрасневшись, мужчина, — Ты думаешь, эта крашеная пакля вместо волос может ввести в заблуждение такого прохвоста? Да он раскусил тебя с первой минуты! Ты понимаешь, что ты бы сегодня уже лежала в морге? Это крепкий и опытный мужик Володя всё-таки сумел справиться с управлением и лежит теперь в травматологии! Ты почему со мной не посоветовалась? Я тоже хорош, старый дурак, забыл чья ты дочь, думал, наведу справки, ты за это время немного успокоишься. Так, надо с этим кончать! Ты сиди здесь и не рыпайся, пока я не вернусь.

— Дядя Вань, что Вы задумали?, — она теперь уже боялась за Ивана Сергеевича.

— А ничего. В полицаю схожу, напишу заявление о рассмотрении версии убийства. Шансов на то, что докажут вину Прокофьева мало, поэтому я потом поеду к нему, Расскажу, куда ходил и предложу смыться, пока не поздно. Он клюнет, удерёт от греха подальше. Этот негодяй ни секунды не должен оставаться в этом городе!

— Дядя Вань, а если он и Вас?, — Эля уже рыдала навзрыд.

— Времени на подготовку у него нету, а для прямого боя он жидковат, — отрезал Иван Сергеевич и хлопнул дверью.

Потянулись чудовищные часы ожидания, наполненные тревогой и напряжением. И самое ужасное, что это напряжение совершенно некуда было направить, хотя нужных точек приложения хоть отбавляй: весь переломанный Володя , его малые дети. Но Иван Сергеевич запретил, значит у него есть основания. Через два с половиной часа Эля не выдержала и позвонила главному информбюро, бабе Зине.

— Баб, Зин, а что там у нас на работе?, — поинтересовалась самым невинным голосом Эля.

— Ой, Элька, метался главный целый день, как зверь в клетке. А часа полтора назад к нему мужчина какой-то пришёл, представительный такой, через час ушёл, а ледышечный теперь сидит в кабинете, как сыч, нос не кажет, только ящиками стола гремит.

«Похоже, затея дяди Вани удалась.», — подумала Эля и не успев додумать мысль до конца, вмиг вырубилась в сон на большом диване гостиной

Когда она проснулась, за окном было темно. Из кухни тянуло ароматом кофе. «Дядя Ваня вернулся,» — обрадовалась Эля: «Надо бы его порасспросить.»

— Проснулась, соня?, — поприветствовал Иван Сергеевич вошедшую Элю, — Садись кофе пить, сегодня с молоком.

— А Вы давно приехали?, — спросила Эля

— Ну, как бы уже вторые сутки пошли, — в глазах Ивана Сергеевича запрыгали весёлые искорки.

— Это что же, я…

— Да, милая, дрыхнешь уже больше суток и я этому, признаться, очень рад. Хуже, когда от стресса у человека бессонница. А так молодой здоровый организм восстанавливается естественным путём.

— А что… А что вообще случилось за эти сутки?

— Ничего экстраординарного. Володя всё так же в гипсе, состояние стабильное. С детьми возится его сестра. Прокофьев смылся из города, мой паренёк его отследил немножко, едет он далеко и, надеюсь, надолго. Если, конечно, полиция не превзойдёт самое себя и не поймает опасного преступника, бесспорно доказав его вину. Пей кофе, а то будет холодный.

— Дядь Вань, что бы я без Вас вообще делала, — брызнула слезами Эля и опустила голову на сложенные руки

— Ну будет, будет, — ласково проговорил Иван Сергеевич, успокаивающе поглаживая выбеленный ёжик Элькиных волос, — Ты вон, лучше, косы свои отпускай, Володьку к выписке порадуешь, а то колются – чисто щетина.

Красивая иномарка плавно двигалась по шоссе. За рулём сидел Иван Сергеевич, на переднем сиденье Эля.

— Чего напряглась-то так, краса девица?, — Иван Сергеевич хоть и смотрел на дорогу, краем глаза считывал Элю безошибочно.

— Боюсь, — честно призналась та.

— Чего?- , мужчина делал вид, что ему невдомёк.

— Ну как же, дядя Вань, непросто всё. Володя мне очень нравится и мальчишки его тоже, но он никогда ни о чём таком не заговаривает, а я… Я боюсь, что не справлюсь. У меня ведь ещё детей не было, а тут сразу трое. А если они меня не примут в таком качестве? Может быть, Володя поэтому и молчит, что мальчики не настроены… В общем, запуталась я совсем.

— Значит так, сопли в сторону, — Иван Сергеевич не был склонен поощрять дамские терзания, — Начнём по порядку. Ты рядом с собой в этой жизни кого-нибудь, кроме Володьки можешь видеть?

— Нет, — честно призналась девушка.

— С пацанами его тебе бывает тягостно и не в своей тарелке?

— Пока вроде не было.

— Ну, если учесть, сколько ты у них проторчала, пока Володька восстанавливался, это уже кое-что. Молчит, говоришь. То, что мужик, может быть, просто не решается тебе на шею свою ораву повесить, тебе в голову не приходило?

— Ну, приходило иногда.

— Ты не безнадёжна, — резюмировал Иван Сергеевич, — Видишь ли, детка, мы, мужики в матримониальных вопросах иногда бываем чудовищно нерешительны. Какими глазами смотрел на тебя из своих бинтов этот герой, я видел. Так что решай. Если боишься трудностей, сваливай сразу. Сейчас заберём его из больнички, доставим домой и до свидания, не рви мужику душу. Если трудностей не боишься, то улучи момент и объяви, что после таких передряг ты, как порядочная женщина, просто обязана предложить ему руку и сердце. Говорить всё с юмором, но нежно! Это обязательное условие! Усекла или объяснять дальше?

— Усекла, — засмеялась Эля, — А мы скорости можем поддать?

— Запросто, — отозвался Иван Сергеевич и лихо свернул в сторону больниц