Мамины хотелки. Мы с отцом тебя вырастили, теперь твоя очередь отдавать нам долг.
— Да, Анечка, теперь ты – наша кормилица, — мама очень выразительно посмотрела на меня. Внутри все оборвалось. – Ну а что ты хотела? Мы с отцом тебя вырастили, теперь твоя очередь отдавать нам долг.
— Мама, какой долг? — я старалась сохранять серьезное выражение лица, но ее патетическая речь звучала смешно.
— Ну как же… Мы тебя кормили-поили, одевали-обували, образование дали…
— Я училась на бюджете! Тогда, может, еще подгузники и ползунки в «долг» включишь? — волна негодования все же начала накрывать меня.
— А может и включу! Нам ведь надо на что-то жить!
— Так иди и работай!
Этот вариант мне казался самым очевидным. Но у мамы при слове «работа» глаза стали круглыми как у совы, губы затряслись, а на глазах выступили слезы.
— Я? Работать? О чем ты?! Я всю жизнь вам посвятила! И считаю, что не обязана в 40 лет искать работу.
Меня передернуло: маме в прошлом году исполнилось 45. За всю жизнь она не проработала ни дня: в 18 выскочила замуж, вскоре родился брат, через год – я. Отец содержал всю семью. Нашим воспитанием занимались няня и бабушки, а мать жила в свое удовольствие: салоны, магазины, отдых за границей, фитнес, йога, коучи – в общем, занималась «саморазвитием».
Потом бизнес отца разорился, он ушел в найм. Руководство ставило отца всем в пример, но когда он заболел, тут же сбросило за борт, как балласт. На новой работе платили совсем немного, но у отца оставалось время на отдых. Я уже закончила учебу, нашла прекрасную работу и жила отдельно: обе бабушки рано ушли, и оставили квартиры нам с Максом. У брата родился третий ребенок, он продал бабушкину квартиру, купил побольше и теперь выплачивал ипотеку. С работой у него не клеилось.
— Мама, тогда, может, стоит сократить расходы? – я с ненавистью посмотрела на маникюршу: раз в неделю она приходила к ней домой. Да-да, мать ставила уход за собой выше всего!
— Какие такие расходы? Я ни на что лишнее не трачу!
— Ну как же не тратишь? Вчера ты два новых платья купила, сегодня – маникюрша, завтра – массажистка, послезавтра – косметолог. За вызов домой они берут двойной тариф.
Я была готова предоставить выкладки, чтобы мать поняла: главные траты в семье – на ее совести. Но она снова округлила глаза и обиженно ответила.
— Не говори глупостей. Я – женщина, и я должна выглядеть прекрасно. Иначе твоему отцу будет неприятно приходить домой.
— А я? Обо мне ты подумала? – давняя обида на мать начала подниматься изнутри и вот-вот, словно лава из вулкана, была готова выплеснуться наружу. – На папиных счетах денег уже почти не осталось, а ты все шикуешь. Я – тоже женщина. Не хочу работать на износ, обеспечивая твои хотелки. Я хочу заботиться о себе!
Мама посмотрела на меня своим особым «королевским» взглядом, и я невольно поежилась. Она умела глянуть так, что начинаешь чувствовать себя ничтожеством. Между тем, я действительно работала на износ. Взяла два сложных проекта – каждый требовал быть на связи 24 часа в сутки. Плюс – фриланс на переводах, плюс – репетиторство.
— Дочка, давай-ка ты не будешь перечить мне. Пока отец не нашел нормальную работу, за финансы в нашей семье отвечаешь ты. Так что либо сокращай свои расходы, либо ищи подработку.
— Нет, мама, — сказала я как можно жестче. – У меня нет статей расходов, которые я могла бы урезать в вашу пользу.
— Как это нет? А твои путешествия раз в полгода? А обеды в кафе? В конце концов, откажись от такси. И новый пуховик с сапогами тебе ни к чему – в старых походишь.
— Ну, знаешь ли, мама, — я уже едва сдерживалась, чтобы не перейти на крик. Вместо этого быстро оделась и ушла из родительского дома. Прогулка по парку должна вернуть мне покой.
***
Старые обиды продолжали клокотать. Если в детстве мама наряжала меня как куколку, то в подростковом возрасте я выглядела как пугало. Мать сама покупала одежду для меня. И как будто специально – не моего размера. То больше, то меньше.
— Фу, как ты разжирела, — брезгливо говорила она, если вещь была мала. А если велика – звучала другая песня. – Ничего, на вырост будет.
— Мама, можно я сама выберу одежду? – я собиралась в лагерь, и мать пообещала купить пару новых платьев, шорты, футболки и джинсы.
— Знаю я, что ты выберешь. Сплошную безвкусицу. Вот, передали, хорошие вещи, примерь.
В пакете лежали чужие явно ношеные вещи. Почти все – огромные, часть была в таком состоянии, что в огороде в них работать было бы стыдно.
— Не поеду в этом, — я тогда впервые разревелась от обиды.
— Значит, не поедешь вообще, — пожала плечами мама.
Знаете, в семье были деньги. Мать не отказывала себе ни в чем, но как только вопрос касался меня, включался режим жесткой экономии. Это потом, много лет спустя, я поняла: мать была типичным нарциссом. И во мне она видела не дочь, а соперницу и конкурентку. Но отец этого не видел: он был занят бизнесом, постоянные разъезды, встречи. Зато когда бывал дома, я купалась в его нежности.
— Дочка, ты у меня такая умница, да еще и красавица! Моя гордость! – такие слова мне постоянно говорил отец.
— Не преувеличивай, — морщила нос мать. – У нее три четверки в четверти.
— Так остальные – пятерки! – с гордостью смотрел на меня отец. – У Максима тоже три четверки, а остальные – тройки. Что ж ты его не ругаешь за это?
— Он мужчина, а мужчине не важны оценки в аттестате, — парировала мать. Макс всегда был ее любимчиком.
Брат поступил на бюджет, но после третьей сессии бросил институт. Полгода сидел дома, разрабатывал план, как стать предпринимателем. Потом поступил в другой институт на платное. Поучился год – и тоже бросил. Ни работы, ни образования. Еще год занимался непонятно чем: говорил, что вот-вот запустит проект, пытался «подняться» на криптовалюте, но соображаловка работала так себе.
— Аня, я считаю, ты обязана поддержать брата, — заявила мать 1 сентября.
— Чем это? – я училась на четвертом курсе и никак не ожидала, что она заведет такой разговор.
— Брат поступил на иняз, и ты ему поможешь.
— Как – мозги свои буду сдавать в аренду? – рассмеялась я.
— Не дерзи! Ты ведь знаешь, Максик женился, у них с Леночкой скоро ребенок будет, и ему совсем не до учебы.
— Так пусть не учится, а работает, — мне этот вариант казался самым очевидным.
— Эгоистка! Ты же за деньги однокурсникам делаешь контрольные и курсовые! Неужели брату родному не поможешь?
— А он будет платить так же, как однокурсники? – съязвила я.
— Меркантильная какая. Так ты и семью продашь ради выгоды, — поджала губы мать и обратилась к маникюрше, которая как раз пилила ей ногти. – Вот так растишь-растишь ребенка, а он потом никакого добра не помнит.
В общем, вы уже поняли, что диплом Максик получил только благодаря мне. Я надеялась, верила, что мама, в конце концов, оценит мои старания и станет любить меня так же, как и брата. Тогда я жила еще с родителями. Макс приходил в гости, и мама забывала обо всем на свете – даже о маникюрше!
— Сыночек, тебе кофейку сварить или чаю сделать?
— Давай кофе, — обычно лениво и равнодушно говорил Макс.
— А вот твои любимые конфетки, с ликерчиком, — старалась угодить брату мать. О том, что я люблю, она не знала вообще.
Брат смотрел на эти танцы с бубном снисходительно. Он позволял матери угождать любимому сыночку. Ко мне относился как к обслуге. Еще когда он жил с нами, я гладила его рубашки, готовила завтраки всей семье. Теперь Макс считал, что я обязана учиться вместо него.
***
И вот сейчас, когда отец остался без работы, мама и брат насели на меня. Им даже не пришло в голову решать свои проблемы самостоятельно. После того, как я предложила маме устроиться на работу и ушла, она позвонила брату. О чем говорили – не знаю. Только через час Максик перезвонил мне и таким же вкрадчивым, как у матери, голосом стал давить на меня.
— Аня, имей совесть! Мы же одна семья!
— Ну да, Макс, мы – одна семья, согласна.
— Ты ведь понимаешь, что сейчас, пока отец не найдет нормальную работу, по-другому никак. Вся надежда только на тебя. Семье очень нужна помощь
И вот тут-то меня понесло. К брату накопилось столько претензий, что я уже не в силах была их держать к себе.
— О, да, Макс! Я – член семьи, и мне очень нужна помощь! Я пока последние три года наравне с отцом горбатилась на вас с мамой, надорвалась. Срочно нужно на курорт. Оплатишь?
— Эй, сестренка, какие курорты? Ты берега не попутала? Чего ради я должен оплачивать твои хотелки? – возмущенно ответил Макс.
— Вот как ты заговорил? Ну что ж, давай посчитаем! Кто тебе писал контрольные, курсовые и дипломную в универе?
— Но ты ведь знаешь, у меня сначала один сын родился, потом – второй.
Макс говорил удивленно: мол, как ты сама не понимаешь очевидных вещей?!
— Прекрасно, что ты способен самостоятельно сделать детей. А я-то тут при чем? Я не заставляла жениться и заводить потомство во время учебы.
— Но мы же семья! И потом – так получилось…
— Нет, это не имеет значения. Ты обязан был учиться сам! Это – твоя зона ответственности!
— Фу, какая ты душная!
Судя по тону, Макс собирался прекратить разговор. Но меня уже несло, и я не дала ему положить трубку.
— Дальше. Макс, почему с момента увольнения отца я выплачиваю твою ипотеку?
— Но ты же знаешь: у меня сложности с работой, жена, трое детей…
— Обрати внимание: это у тебя жена и трое детей, а не у меня. Почему я должна давать твоей семьи деньги? Я что, благотворительный фонд?
— Но отец каждый месяц давал!..
— Я – не папа. И я не обязана содержать двух взрослых людей и их трех детей.
Макс молчал секунд 10. Потом полным трагизма голосом произнес.
— Да уж, сестренка, уж от кого, а от тебя не ожидал предательства.
— Какого такого предательства? – если честно, эти слова меня удивили.
— Ты бросаешь семью в сложное время.
Пришлось напомнить брату, что я не только училась вместо него, но еще и к рождению его детей покупала коляски, кроватки, зимние комбинезоны, всякие аксессуары для Ленки, чтобы той было меньше хлопот. Кто бывал в детских магазинах, может представить, во сколько мне обходились «подарочки» племянникам.
— Братец, у меня такое ощущение, что твоя семья постоянно переживает тяжелые времена.
— Дай время, я встану на ноги!
— Когда?! Тебе через год уже тридцатник исполнится! А за душой ничего, кроме ипотеки и трех детей!
— Зато я им нужен, они – моя семья, родные люди, в отличие от тебя, предательницы!
— Макс, когда взрослые люди заводят семью, они рассчитывают на себя, а не на отца и не на сестру. Нужны деньги? Смени работу или найди подработку!
— Конечно, тебе легко говорить!
— Мне?! Макс, я в глазах работодателя – невыгодный вариант, так как могу уйти в декрет, — рассмеялась я, припомнив, как в трех местах отказали именно с такой формулировкой.- Ты-то в декрет точно не пойдешь: у тебя план выполнен и перевыполнен!
— Да как ты смеешь шутить про детей! Хотя… все с тобой понятно… предательница!
Что ж, я – предательница в глазах родного брата. И все потому, что отказываюсь и дальше платить за него ипотеку и обеспечивать мать.
Брат бросил трубку, а я не знала, плакать или смеяться. Смешно, когда родные люди видят в тебе источник благ, кошелек. И до слез обидно: все же я младшая…
Снова зазвонил телефон. Снова – мать.
— Аня, я вообще не понимаю, что с тобой происходит? – с надрывом в голосе и театральными паузами вещала мать.
— А что происходит?
— Да просто в голове не укладывается, что ты так легко отказываешься от меня, от брата, от племянников…
— Я не отказываюсь, ты что-то путаешь, — если честно, такое заявление вызвало у меня недоумение.
— Да как не отказываешься? Мне ты предложила найти работу. Максику вообще посоветовала поискать подработку, а ведь у него дети! …
— Все верно. Макс работает – детьми занимается Лена. Но они могут и поменяться местами. Да и тебе было бы полезно узнать, как достаются деньги.
— Хамка! – впервые за многие годы (после того, как я случайно задела маму, и та облила белоснежное платье вином) мать перешла с благородно-королевского голоса на рыночно-визгливый.
В этот раз разговор прервала я. И оба номера – брата и матери – поставила на беззвучку. Нужно срочно поговорить с отцом: он всегда относился ко мне с каким-то благоговением. И в эту минуту на экране смартфона высветился входящий: «Папулечка».
— Здравствуй, дочка.
— Папа, только что о тебе думала, — папин голос заставил меня улыбнуться.
— И я о тебе, родная. Сердце не на месте.
— Ты уже с работы вернулся? Может, встретимся, погуляем?
— Нет, солнышко, вчера в больницу увезли по скорой.
— Почему ты молчал!
— Сейчас только телефон дали…
— Все понятно тогда, — наконец-то у меня сложился паззл, почему мать и брат насели на меня сегодня. – Папа, я сейчас к тебе приеду!
— Анечка, завтра, хорошо? Сегодня тебя не пустят.
— Ладно, папулечка, восстанавливайся скорее!
***
Отца выписали только через две недели. Я каждый день ездила к нему в больницу, разговаривала с врачами, прислушивалась к их советам. И все рекомендации сводились к одному: хорошенько отдохнуть, сменить обстановку.
— Папуля! – я радостно визжала на крыльце больницы, когда отца, наконец, выписали. Ни мать, ни брат ни разу за это время не приехали к нему. Лишь один раз позвонили – узнать пин-код карты.
— Здравствуй, дочка! – отец явно ожидал, что моя мать тоже встретит его. Но ей было не до отца: пришла маникюрша.
— Папа, ты сейчас только не переживай, но мы сейчас летим отдыхать. С врачами я говорила – разрешили.
— Как это – сейчас летим?
— Да так: через минуту подъедет такси.
— А вещи?..
— Там купим!
Мы улетели к океану. Две недели тишины, покоя, прогулок по побережью, экскурсии. Отец выглядел как ребенок, которому дали внеочередную порцию мороженого! Столько заботы о себе, сколько за эти две недели, отец не получил за всю свою жизнь!
— Папуля, прости, что я раньше не догадалась свозить тебя на отдых!
— Доченька, я безмерно благодарен тебе. Эти две недели – на втором месте в рейтинге моего счастья!
— А что же на первом?
— День твоего рождения, — глаза отца лучились безграничной любовью и гордостью. А еще в них была грусть.
— Почему ты грустишь?
— Солнышко, понимаешь, ни твоя мать, ни твой брат ни разу не позвонили и даже не поинтересовались где я, все ли со мной в порядке. Они вообще знают, что мы уехали?
— Нет, я им не стала говорить.
— И я… Зато пришло оповещение о блокировке кредитки, а там была хорошая такая сумма…
— Папа, пока не поздно, заблокируй счета и карты. Пожалуйста, иначе ты без копеечки останешься!
Отец грустно посмотрел на меня.
— Солнышко, я догадывался, что они меня как кошелек воспринимают, но не хотел в это верить.
— Зря, папа, — и я очень осторожно рассказала, как мать и брат давили на меня и требовали обеспечивать их.
— Не стесняйся, дочка, это не причиняет мне больше боли. Я тут подумал… хочу с тобой посоветоваться…
Папа рассказал о том, что решил развестись, потому что устал непосильного груза обязанностей. Содержать семью великовозрастного сына, удовлетворять растущие желания жены…
— Анечка, ты единственная никогда ничего не просишь, не требуешь, всегда с благодарностью принимаешь любые подарки.
— Папа, ты один поддерживал и поддерживаешь меня. Знаешь, я тоже готова поддержать любое твое решение – даже о разводе.
У меня были знакомые, чьи родители были в разводе. И не зависимо от того, когда это случилось, расставание отца и матери все переживали болезненно. Но я была уверена: развод моих родителей пойдет на пользу как минимум двоим: отцу и мне.
— Даже о разводе? — отец задумчиво крутил в руках ключ от номера отеля. – Давай тогда подумаем, как поступить лучше. Она же может и на алименты подать. И тогда тебе придется содержать ее до конца жизни…
— Папа, а ведь ты говорил, что квартира принадлежит только тебе?
— Да, дочка.
— Тогда заключите договор: ты ей оставляешь квартиру, а она не претендует на алименты. Переезжай ко мне. Я накопила денег, и если хочешь быть уверен в будущем, могу купить тебе комнату или квартиру на окраине. Прости папочка, но на большее пока не хватит, — мне очень хотелось, чтобы отец не переживал за будущее.
— Анечка, что ты, я – мужчина, сам куплю! Принимаю твое предложение о переезде к тебе, но с условием.
— Каким?
— Один из бывших партнеров предложил открыть совместный бизнес. Тема хорошая, я в этом разбираюсь.
— Папа, так это же прекрасно!
Я была искренне рада, что отец снова сможет заниматься любимым делом.
— Конечно! Единственное, сейчас он разбирается с документами, планами, проектами. На этой стадии я пока не нужен. Есть три месяца. Съезжу на вахту, поработаю руками.
— А здоровье, папа! Ты должен думать о себе!
— Анечка, да после такого отпуска, какой ты мне устроила, горы могу свернуть!
— Так что за условие-то?
— Если мне потребуется переводчик, ты согласишься работать со мной.
— Конечно, родной мой!
Папа сразу после возвращения подал на развод. Мать согласилась на договор и на то, что не имеет претензий ни ко мне, ни к отцу. Макс и Лена еще долго пытались взывать к моей совести. Но моя совесть была спокойна.
После стольких лет морального рабства я, наконец, скинула оковы обязанностей. Тогда, на отдыхе с отцом, я поняла, каково это: дышать полной грудью. Обида на мать и попытки завоевать ее любовь лишали меня жизни, здоровья. А теперь я свободна!
Отец пригласил меня работать переводчиком к себе в фирму. Я продолжаю репетиторствовать, но беру не больше 1-2- учеников. После того, как перестала помогать матери и брату, внезапно появились свободные деньги.
Что стало с матерью и Максом? Братец не стал искать ни новую работу, ни подработку. Из-за просрочек по ипотеке лишился квартиры, переехал с семьей к матери. Потом мать продала квартиру в центре и разменяла на две маленькие на окраине. Она звонила мне и просила помочь с переездом. Я отправила ей 15 000 – на грузчиков. Мать обиделась на столь скромный перевод. Но меня это больше не заботит. Я не обязана помогать тем, кто вытирает об меня ноги. Жаль, что поняла это не сразу.
Пока я жива
-Ань, сегодня бабушка в гости собиралась прийти. Ты не убегай никуда до её прихода, ладно?
Двенадцатилетняя Аня недовольно закатила глаза, но смолчала. Ругаться с мамой не входило в её планы, но как же не хочется сидеть дома в ожидании бабушки вместо того, чтобы идти с подружками гулять.
-Мам… А во сколько я смогу выйти тогда? Просто мы с девчонками договорились, что погуляем сегодня.
-Ну предупреди, что задержишься, подождут твои девочки. Ты с ними почти каждый день гуляешь, а бабушка к нам раз в месяц приходит. Она же скучает по внукам своим, Анют.
-Да знаю, знаю. Ну я же заходила к ней на той неделе.
-Ну что ты там заходила – лекарства занесла да убежала. Посидим с бабулей сегодня, чаю попьём, потом побежишь к девочкам своим.
-Ур-ра, бабушка придёт! – в комнату с радостным криком вбежал пятилетний брат Ани – Лёвка. Он ещё один не гулял, договориться ни с кем не мог, поэтому приходу бабули очень радовался. Он любил забраться к ней на колени и долго о чём-то шептаться. Баба Лида рассказывала ему незамысловатые стишки, внук их повторял и потом с гордостью рассказывал всем в садике, что знает стихотворения, которые точно больше никто не слышал.
Бабушка пришла ровно к тому времени, к какому планировала. Она всегда отличалась пунктуальностью – если уж пообещала, то умри, но сделай!
-Олечка, ну как же хорошо, что я живу на первом этаже! – отдышавшись, сказала она дочери, — даже к вам на второй этаж уже с трудом поднимаюсь. Анюта, Лёвушка, вы посмотрите, что я вам принесла! А Серёжа где, гуляет опять?
Последние слова были адресованы внукам. Бабушка достала из сумки, которую бережно держала в руках, три разноцветных шарфа, связанные из разношёрстных ниток, которые раньше были, вероятно, какими-нибудь старыми свитерами и теперь бережно распущены бабулей и смотаны в тугие клубочки. Из этих клубочков она периодически вязала внукам обновки.
Лёвка первым схватил свой тёмно-синий шарф с бордовыми кисточками и крепко обнял бабушку. Аня, стараясь скрыть кислое выражение лица, рассматривала яркий красно-желтый шарфик, заботливо сложенный бабой Лидой.
-Нравится, Анюта? – спросила бабуля.
Внучка понуро кивнула.
-Смотри мне, носи, а то я тебя знаю! Вы сейчас всё модничаете, раскрываетесь, а на улице холодина и ветер сильный.
-Спасибо, ба, — тихо сказала Аня и унесла шарф в свою комнату.
С бабушкой попили чай, потом Лёвка показал ей свои поделки из садика, Аню она попросила принести школьный дневник, похвастаться отметками. Бабуля посетовала на то, что так и не увидела старшего внука Серёжку, который, по её словам, «слишком уж загуливает с друзьями». Под конец второго часа Аня, изнывающая от скуки, спросила маму, когда ей уже можно будет, наконец, пойти гулять, ведь подружки ждут.
-Анюта, а я уже сейчас собираться буду, — сказала бабушка, — вот со мной как раз и пойдёшь, договорились? Проводишь меня, а то скользко на улице. Заодно и шарфик новый наденешь! А потом к подругам побежишь.
Аня помрачнела. Носить этот нелепый, совершенно немодный шарф вообще в её планы не входило. А ну как девчонки увидят, какое чудо она на себя нацепила? Потом ведь до окончания школы над ней смеяться будут!
-Ба, да я… — пробормотала девочка, на ходу стараясь придумать отговорку, но Ольга строго зыркнула на дочь и сказала:
-Ну конечно, она тебя проводит, мам. Аня, давай собирайся, и шарф не забудь!
Дорога до бабушкиного дома казалась девочке вечностью, хотя пройти нужно было всего полкилометра. Аня то и дело озиралась по сторонам, мысленно надеясь на то, что никто из знакомых её не увидит в этом дурацком шарфе. Как назло, дорога и правда была довольно скользкой, бабушка еле-еле семенила медленным шагом, взяв внучку под руку, и всё повторяла:
-Анюта, не спеши, не спеши!
Когда, наконец, женщина скрылась в своём подъезде, Аня облегчённо вздохнула и, одним движением сдёрнув с шеи злосчастный шарф, быстро запихала его под куртку и убежала к подружкам, которые уже заждались её на горке.
Субботы Анюта ждала с нетерпением. Не только для того, чтобы отдохнуть от школы, но и в предвкушении весёлого выходного. Мама поедет с Лёвой в соседний город на приём к врачу, Серёжка, наверное, как всегда умотает куда-нибудь с друзьями, а ей милостиво разрешили ненадолго пригласить в гости подружек. Они будут дома совсем одни, слушать музыку и болтать о своих девчачьих делах…
Подружки Мирра с Машей пришли вовремя, почти тотчас же, как за мамой и младшим братом закрылась дверь. Девчонки попили чай с печеньем, немного поболтали на кухне, убрали со стола и пошли в Анину комнату. Аня подошла к столу, чтобы включить колонку, а Мирра спросила:
-Ань, у тебя зарядка есть? Дай мне, пожалуйста, телефон зарядить.
-Там, в комоде, в самом верхнем ящике, — не оборачиваясь, ответила Аня, колдующая над кнопками колонки.
Мирра выдвинула нужный ящик, и тут же послышался громкий смех:
-Аннет, что это у тебя такое?! Что это за тряпьё?
Хозяйка комнаты обернулась и обомлела. Подруга держала в руках сложенные ярко-зеленые шерстяные носки. Их баба Лида связала для внучки ещё прошлой зимой, и они благополучно были в этот же день заброшены в комод. Как же они оказались в верхнем ящике, где всегда лежали только зарядки, батарейки и прочая мелочёвка?
-Да это бабка вязала, — стараясь придать своим словам равнодушный тон, сказала Аня, — зачем ты их достала-то?
-А может, ты их носишь втихаря, а, Аннет? Это же самый писк моды! – смеясь, спросила Маша, — я думала, такого уже в природе не существует!
Мирра, продолжая веселиться, взяла носки в обе руки, надела их на ладони, как перчатки и, смеясь, начала играть в «крокодильчика», двигая пальцами, как будто сжимая и разжимая зубы. Девочки, хохоча, тоже влились в игру, которая закончилась тем, что один носок оказался на люстре и висел там до вечера ярко-зеленым пятном, каждый раз вызывая у подружек бурю смеха, когда кто-нибудь из них поднимал глаза к потолку…
-Анечка, вот умница, что зашла! Ой, да вы с Лёвушкой вместе, какие молодцы! Проходите, сейчас чаю попьём! – баба Лида, хоть и сложно было уже быстро передвигаться, заспешила на кухню ставить чайник.
-Ба, да ты не суетись так, — сказала, раздеваясь, шестнадцатилетняя Аня, — мы сейчас сами всё сделаем, и чайник поставим, и чай заварим.
-Анюта, когда у Серёженьки присяга? Когда вы едете?
-Послезавтра, бабуль.
Аня с грустью посмотрела на бабушку. Совсем недавно они всей семьёй со слезами на глазах проводили любимого старшего брата служить в армию. Сестра очень переживала, она была сильно привязана к брату. Бабушка переживала не меньше, ведь это первый её внук. Она даже на проводы не могла пойти, болела сильно, да и слабенькая уже была для таких мероприятий, попрощалась только, когда Сережа навестил её перед самым отъездом. На присягу она не собиралась и подавно.
-Ой, уже так скоро? – всплеснула руками баба Лида, — а как же… Я же носки тёплые ему не довязала! Анечка, будь так добра, зайди завтра ещё раз ко мне за носками для Серёжи. Я сегодня за вечер довяжу.
-Ба, так там нельзя же носки, — сказал Лёва, — Серёжка говорил, что не по уставу.
-Нет, Лёв, ты перепутал. Носки можно, бабуль, не переживай, — быстро сказала Аня и округлила глаза, посмотрев на младшего брата.
-Ань, а почему ты бабе Лиде сказала, что Серёже в армию можно носки? – спросил девятилетний Лёвка, когда они с сестрой, напившись чаю, пошли домой, — ну правда, ведь нельзя же!
-Понимаешь, Лёв, бабушка очень переживает за Серёжу. Она старалась, вязала ему носки, чтобы ноги не мёрзли. Ну зачем её расстраивать? Мы завтра к ней зайдём, возьмём носки, а Серёжа их будет носить, когда из армии вернётся.
Лёва остаток пути шёл в задумчивости и молчал. Аня хотела надеяться, что он всё правильно понял, ведь она сама ещё совсем недавно мало что понимала и, порой, вела себя не так, как следовало бы…
Ане двадцать. Она очень часто навещает любимую бабушку Лиду, ведь та много лежит, встаёт с трудом и одну её надолго никак не оставить. Мама много работает, Сережа уже давно живёт в другом городе и приезжает не очень часто, Лёвка ещё школьник. Они все, конечно, тоже приходят и ухаживают за бабушкой, но Аня бывает у нее чаще всех. Она как будто чувствует, что бабулино тепло уже совсем ненадолго, что дней, отмеренных ей на этом свете, остаётся всё меньше и меньше, поэтому старается быть с ней как можно чаще – разговаривать, о чём-то вспоминать, да просто сидеть рядышком и молчать вдвоём тоже дорогого стоит.
-Анечка, — тихим голосом сказала бабушка, — помоги-ка мне подняться, пожалуйста. Я тебе должна кое-что отдать.
-Бабуль, давай, может, я сама достану? Тяжело же тебе. Ты только скажи, что и где.
-Ой, Анют, и правда, давай ты сама. Вон там, в шкафу. Дверцу самую крайнюю открой и на нижней полке посмотри. Вот-вот, пакеты стоят с клубочками. Ты забери их, Аня, домой. Мне ни к чему они уже, я и вязать-то больше не смогу – глаза не видят, да и сил нет долго сидеть. Так не хочется, чтобы это всё пропало, я же эту пряжу столько собирала! А тебе пригодится, я ведь учила тебя вязать когда-то, помнишь? Не забыла? Надо успеть передать тебе их, пока я жива…
Аня стояла лицом к шкафу, держа в руках пакеты с разноцветными клубочками и боясь повернуться. Глаза её застилали слёзы. Она в один миг вспомнила всё, что было связано с когда-то вполне здоровой и бодрой бабой Лидой. Вспомнила, как бабушка, склонив голову, терпеливо учила её вывязывать петельки, а Ане было скучно и она всё рвалась гулять. Вспомнила рассказы бабули про то, что каждой вещи нужно стремиться дать вторую жизнь, не торопиться выбрасывать. Отсюда и множество этих разноцветных мотков, которые раньше были чьей-то кофточкой или свитером. Наконец, краснея, Аня вспомнила, как смеялась когда-то над бабушкиными носками и шарфиками, связанными с такой любовью, как стыдилась этих вещей перед подругами…
-Анечка, ты чего молчишь? Не хочешь забирать, не нужно тебе, да?
-Да нет, бабуль, ты что? Я обязательно возьму, — Аня быстро вытерла слёзы и вернулась к кровати. Заплаканное лицо она не заметит, слишком плохо видят глаза, лишь бы по голосу не догадалась…
Анюта делала дома генеральную уборку, одновременно тщетно пытаясь приобщить к этому увлекательному занятию младшего брата Лёвку. Поняв, что толку от Лёвы мало, девушка со вздохом открыла шкаф и начала в нём разбираться. Давно пора выкинуть кучу бесполезных вещей. Разобрав одежду в шкафу, Аня переключилась на полки с книгами и бумагами. Тут тоже нужно навести порядок – выкинуть лишнее, красиво расставить книги. В одной из папок она обнаружила написанный торопливым почерком рецепт. Это был рецепт борща, который она писала под бабушкину диктовку примерно год назад. Бабушка была ещё не так слаба, как сейчас, но уже много лежала, хотя с памятью у неё было всё замечательно.
Аня погрузилась в детские воспоминания. Как же она любила бабушкин чудо-борщ! Это было просто произведение кулинарного искусства, она никогда и нигде больше не пробовала подобного борща. Маленькой девочкой она очень любила, когда бабушка приглашала её с братьями на этот царский обед. Бабушка специально пекла к борщу ароматные мягкие пампушки, щедро сдабривала блюдо свежей зеленью и домашней сметаной. Аня с удивлением и восхищением наблюдала, как баба Лида вместе с борщом ест маленький красный жгучий перчик. Однажды любопытная внучка просто лизнула языком этот маленький стручок, и тут же из глаз брызнули слёзы. А бабуля спокойно ела его вприкуску с хлебом, и даже совсем, ни капельки не морщилась, только испарина на лбу выступала…
Закончив уборку, Аня вдруг захотела прямо сейчас сварить борщ по бабушкино у рецепту. Ведь она даже ни разу его не испробовала. Девушка поставила вариться кости и отправилась в магазин за недостающими продуктами. Борщ был готов через два с половиной часа. Аня попробовала ложечку и разочарованно поняла – не то. Всё она дела строго так, как говорила баба Лида: и сало, смешанное с чесноком, в бульон добавляла, и несколько картошин не нарезала кубиками, а сварила целиком и растолкла в пюре, чтобы борщ был гуще, и зелени не пожалела. Это был хороший, вкусный, очень удачный борщ, но это был не ТОТ борщ. Такой, из детства, могла сварить только сама бабушка…
Раздался телефонный звонок. Аня взяла трубку, звонила мама, которая сегодня целый день находилась у бабы Лиды.
-Ань, что ты сейчас делаешь?
-Вот только что борщ сварила, мам. Давай приходи кушать.
-Погоди с борщом, Анют. Сядь, пожалуйста, если стоишь. Бабушки больше нет…
Аня как будто онемела. Все дни, когда проходила подготовка к похоронам, она была словно в полусне. Помогала маме во всех организационных вопросах, успокаивала младшего брата, который плакал, как маленький ребенок, горюя о любимой бабуле. Но сама не могла проронить ни слезинки, как будто её заморозили. В день похорон, когда уже нужно было выезжать в храм на отпевание, Аня вспомнила, что нужно найти черный платок на голову. Она открыла шкаф в прихожей, полезла на верхнюю полку в поисках нужной вещи и вдруг замерла. В руках у неё оказался теплый шерстяной красно-желтый шарф, который она когда-то так старательно прятала от глаз своих подружек.
И тут Аню словно прорвало. Слёзы, которые все три дня копились в ней, кажется, вылились целиком, бурным непрекращающимся потоком. Она именно сейчас до конца осознала, что бабушки больше нет. Что её не взять за руку, не обнять, не поговорить. Больше она не расскажет о своей прошлой жизни, не поделится своей житейской мудростью и просто самой светлой любовью и теплом…
Прошло больше года с момента смерти любимой бабушки Лиды. Аня, как и обещала ей, провожая на кладбище в последний путь, научилась хорошо вязать. Теперь для неё это самое любимое занятие. Вечерами девушка сидит перед включенным телевизором и умиротворенно двигает блестящими спицами. Правда, шарфики и носки, как бабуля, Аня не вяжет. Она научилась создавать из пряжи очень красивые игрушки. В основном это персонажи разных мультфильмов. Аня даже стала принимать заказы на такие игрушки. На заказ девушка вяжет из новой, современной, очень пушистой и мягкой пряжи. Но первые свои, не очень ровные и не такие красивые фигурки она связала из мотков бабушкиной пряжи. Потом у Ани стало получаться всё лучше и лучше, и из оставшихся мотков она уже связала очень красивых зверьков – бегемотика, мамонтенка из старого мультика, Чебурашку и Винни-Пуха. Вязаные вручную игрушки пользуются большим спросом, но этих зверей, выполненных из старой пряжи, девушка никогда не продаст. Они будут стоять на полке, как напоминание о бабушке, которая всегда давала вещам вторую жизнь.
-Я всегда буду тебя помнить, бабушка, — часто шепчет Анюта, подходя к полке с вязаными игрушками, — я буду рассказывать о тебе своим будущим детям и внукам. И пока мы помним и говорим о тебе, ты жива!