КВАРТИРАНТКА

Евгений Всеволодович – сорокалетний технолог – ушел от жены. Оставил квартиру, имущество; забрал только старенький жигуленок, который достался от отца. В него и погрузил чемодан с личными вещами.
Разделом заниматься не захотел: — Дочка растет, пусть ей все останется.

С женой у них давно взаимопонимания не было; последнее время он слышал от нее только два слова: «Дай денег». Евгений отдавал зарплату, премии, тринадцатую зарплату, а денег жене почему-то не хватало. Обязался алименты каждый месяц платить и, помимо этого, дочери помогать.

Первое время жил у друга, потом дали комнату в общежитии, и как ценного специалиста, поставили на очередь в получении жилья. Было это в 80-е годы прошлого века, — в советское время квартиры гражданам нашей страны давали бесплатно.
Евгений два года прожил в общежитии, пока предприятие строило девятиэтажку. А потом его пригласили в профком:
— Евгений Всеволодович, — обратился председатель профкома, — вы один живете, вам полагается однокомнатная квартира, но есть возможность дать вам двухкомнатную, правда, малогабаритную. Вы у нас высококлассный специалист, ценный работник, поэтому получайте ключи от двухкомнатной малогабаритной квартиры.

Евгений даже растерялся: — Спасибо, конечно, рад, что буду теперь со своим жильем.
Через месяц Евгений собрал свои нехитрые пожитки, среди которых больше всего было технической литературы, и, погрузив в тот же жигуленок, поехал на новую квартиру.
Лифт еще не работал, поэтому Евгений поднялся на пятый этаж пешком, с волнением подошел к квартире номер семьдесят два, достал ключ и сунул его в замочную скважину.
— Что такое, — удивился Евгений, — не подходит ключ.

И тут он услышал какой-то шорох и шепот за дверью. Евгений стал стучать, требуя открыть, но в ответ – тишина. Тогда он спустился, нашел слесаря и они открыли дверь. Евгений увидел, что в квартире живут: вещи еще не были расставлены, стояли как попало. В прихожей его встретила женщина и испугано посмотрела на двух мужчин:
— Не съеду, и выселить права не имеете, дети у меня, — сказала она.
Евгений заметил двух мальчишек лет семи и восьми, тоже с испугом, наблюдающих за происходящим. Он попытался объяснить, что это его квартира, что ордер у него имеется, а она вселилась незаконно.

— Ну, попробуй, выгони меня с детьми на улицу, — в отчаянии кричала женщина, — на мороз меня выброси.

Евгений ушел. В профкоме все обстоятельно рассказал. Вскоре подтвердилось, что женщина – вдова, муж погиб, было у нее аварийное жилье – старый барак, в котором осталось несколько алкашей, да она с детьми. Барак зимой промерзал, сколько его не топи. Женщина (звали ее Люба) обивала пороги городской администрации, — давно стояла на городской очереди, но ее постоянно отодвигали. И вот, не выдержав, заселилась в новый дом.

— Будем выселять, — твердо сказал председатель профкома, — подавать на нее в суд и выселять. Это займет какое-то время, так что придется потерпеть.
— А нельзя ли как-то решить этот вопрос мирным путем, — предложил Евгений, — может, поговорить с ней.
— Поговори, если она тебя услышит, — пожал плечами председатель профкома, — но вряд ли поможет, — эти мамочки с детьми, как сумасшедшие себя ведут, — закон не уважают.
Евгений снова отправился на свою квартиру, в надежде образумить женщину. Ей как раз чинили сломанный замок.
— Давайте поговорим по-хорошему, — предложил Евгений, — поймите, что вы заняли чужую квартиру, закон не на вашей стороне.
— А ты считаешь, что справедливо тебе эту квартиру дали?

— Конечно, справедливо, я двадцать лет на предприятии работаю, вот у меня и ордер есть.
— А у меня дети, и я не собираюсь с ними в дырявом бараке замерзать.
— Я все понимаю, но почему именно моя квартира и именно в этом доме?
— А вот так получилось, что твою заняла. А тебе еще одну дадут, раз ты такой умный на заводе.
Евгений ушел ни с чем. А в это время делу о выселении гражданки дали ход. К ней уже наведывались соответствующие органы, предупреждали, дали время, чтобы съехала с квартиры.

Евгений, узнав, что женщину попросту выселят на мороз и ей ничего не останется, как вернуться в холодный барак, вновь пошел на свою занятую квартиру. Любу он застал в подавленном состоянии, глаза были заплаканы, мальчишки испуганно жались к матери.
— Вам придется съехать, хотя бы потому, что комната в общежитии уже не принадлежит мне, и жить мне негде.
Женщина тяжело вздохнула и присела на стул.
— Скажите, а почему город вам жилье не дает, вы же стоите на очереди, — поинтересовался Евгений.
— Ходила, много раз ходила, — стала рассказывать Люба, — но там такой начальник сидит мордатый и наглый, отфутболивает меня всякий раз, говорит: «Ждите».

— А ну-ка поехали, — предложил Евгений.
Женщина послушалась, и они приехали в городскую администрации. Обычно несмелый, и даже стеснительный, Евгений вдруг почувствовал в себе неведомую силу: насочинял секретарше про свой визит и почти ворвался в кабинет вместе с Любой.
— У женщины очередь на квартиру подошла, а вы ее отодвигаете. Может комиссию создать и проверить, как очередь двигается?
Начальник смягчился, заулыбался и стал объяснять, что очередь у гражданки уже на подходе, осталось всего два месяца, к весне получит двухкомнатную квартиру в новом доме. Евгений даже посмотрел документы, в которых зафиксирована очередь Любы, улица и дом, в котором она будет жить.
— Если не дадут ей квартиру в том доме, устрою вам проверку, — сказал на прощанье Евгений.
Вернувшись в квартиру, Люба стала собирать вещи: — Вернусь в барак, вы и так для нас много сделали, — неожиданно заявила Люба, — уж два месяца как-нибудь потерпим.

— Вот что, — предложил Евгений, — занимайте зал, а я – спальню, все остальное общее. Как достроят ваш дом, тогда и съедете. И не бойтесь меня, живите как квартирантка, с одним лишь условием, что денег я с вас не возьму.
Люба до того была удивлена таким благородным предложением, что даже расплакалась.
Евгений на работе над новым проектом трудился, домой поздно возвращался. И всегда на кухне его ждал ужин. А утром рано Люба готовила детям и Евгению завтрак. Он порывался денег ей дать, но она наотрез отказалась: «Хотя бы так вас отблагодарить», — говорила ему.

Однажды вечером в дверь позвонили. На пороге стояла бывшая жена, которая не интересовалась мужем уже третий год.
— Не зря люди говорят, что приживалку принял, — заявила она с порога.
Хотела еще колкостей сказать, но Евгений под локоток вывел ее из квартиры и, узнав, что другой причины для ее визита нет, предложил вернуться домой.
Люба заволновалась, стало ей неловко от визита бывшей жены, но Евгений успокоил, сказав, что у жены и дочки прекрасная двухкомнатная квартира.

Весной Любе дали, наконец, квартиру в новом доме. Евгений помог ей переехать. Со слезами на глазах она прощалась со своим благородным рыцарем: — Спасибо вам, Евгений Всеволодович, за помощь вашу, за сердце доброе, за то, что есть на белом свете такой человек как вы.

Пока Люба обустраивалась в собственной квартире, с Евгением случилось несчастье: сломал ногу. Да так серьезно, что в больницу положили. К нему приходили коллеги, дочка навещала. А потом пришла Люба; смущаясь, присела на табурет, теребя в руках платочек.

— Покушать вам принесла: картошечку с котлетками, салатик, — она стала доставать из сумки еду.
Евгений взял ее за руку: — Два месяца под одной крышей жили, а вместе так и не поужинали, так что приглашаю. Как только выпишусь, накрываю стол и милости прошу к моему шалашу.

Евгений с Любой поженились; мальчишки обрели хорошего отца, а Люба – надежного мужа. Через год родился еще один мальчик, обе квартиры пришлось обменять на четырехкомнатную. Евгений Всеволодович с радостью возвращался каждый вечер домой, где его ждали дети и любимая жена, и всем было уютно под общей крышей.

Вырастила на свою голову тунеядца! — взвыла свекровь

— Танюш, вы же хорошо жили, ну помиритесь, что тебе стоит?

— Юра! Нет и ещё раз, нет! — возмущенная Таня стояла в дверном проеме на кухне.

— Ну Танюш, мама очень больна! — Юра давил на жалость, но жена не сдавалась.

— Ты представляешь, что тут будет? Твоя мать и так-то сует свой нос в нашу жизнь, хотя живёт на другом конце города. А если поселится у нас — совсем житья не даст.

— Да перестань, ей сейчас не до этого будет, она еле дышит. Она и говорит-то еле-еле. Ни помыться сама не может, ни поесть. Я уж не говорю про уборку и готовку, — Юра с серьезным видом обрисовывал перспективы жизни Тани со свекровью.

— В конце концов, случись такое с твоей матерью, ты бы и секунды не думала, — обиженно отвернулся он и стал демонстративно смотреть в окно.

Это был весомый аргумент. Таня сдалась. Переезд Нины Степановны в квартиру к Тане и Юре запланировали на выходные. Нужно было найти машину, чтобы перевезти её и кое-какие её вещи.

— Вот уж давай-ка ты это сам организовывай, — Таня поручила переезд мужу, — А я займусь обустройством комнаты.

Свекровь доставили в лучшем виде, как королеву, на инвалидном кресле.

— Не завидую я вам, — сочувствующим шепотом поделился с Таней один из санитаров, которых за деньги нанял Юра, — Она за пятнадцать минут нам весь мозг вынесла, пока мы ехали. То её трясет, то дует, то жарко, то мы громко разговариваем. Во! — парень провел ладонью по горлу. Таня только вздохнула.

— Татьяна! — слабый голос Нины Степановны раздался из комнаты, приготовленной специально для неё. Таня попрощалась с санитарами и пошла на зов.

— Татьяна, — голос становился требовательней, — ты где? Мне нужна помощь!

— Здесь я, Нина Степановна, — Таня вошла в комнату и обомлела: всё новое постельное бельё, которое она постелила для свекрови, было сдернуто и валялось на полу.

— Деточка, я не могу спать на бязи, мне нужен шёлк, — опять умирающим голосом пролепетала свекровь.

— Ну, извините, шелков не имеем, — развела руками Таня.

— Не мудрено, с вашими-то запросами, — хмыкнула Нина Степановна, — намекая на новый телевизор, который Таня с Юрой недавно купили, вместо того, чтобы отправить свекровь по путевке в санаторий.

— Вы три месяца назад уже были в санатории, — поняла намёк Таня,- что-то он вам не на пользу пошел. А телевизор мы давно хотели купить. Ваш старый ламповый, что вы нам подарили, сгорел давно.

— Вон, в сумке — достань и постели мне, — решила прекратить препирательства свекровь и указала пальцем на чемодан.

Таня достала комплект постельного белья из странного материала, больше похожего на нейлон, чем на шелк. Хмыкнув про себя, она застелила кровать заново, при этом несколько раз получив неприятный разряд электричеством.

— Пожалуйста! Принимайте! — невестка собрала свой комплект и вынесла из комнаты.

— Татьяна! — снова послышался голос свекрови, едва Таня отошла на метр от двери. Она вернулась.

— Приготовь мне обед, — со страдальческим видом пролепетала Нина Степановна.

— У меня всё готово! Что будете: гороховый суп или макароны по-флотски?

— Ой, что ты, что ты! — замахала руками и чуть не заголосила та, — У меня от гороха метеоризм.

— Ничего, мы у вас двери закроем, — успокоила ее Таня, про себя хохотнув.

— А от макарон у меня тяжесть в желудке, — капризно надула губы свекровь.

— И что же вы желаете, ваше величество? — вздохнула Таня. Она поняла, что вздыхание — это будет теперь её постоянное состояние.

— Ну зачем ты так? — мать Юры сделала такое несчастное лицо, что Тане стало немного стыдно.

— Ну, хорошо! Что вам приготовить?

— Ну, лопатку на гриле, ты, вряд ли, умеешь, — оживилась больная, — Но жаркое в горшочке даже первоклассник приготовит. Да и Юрашик его очень любит.

— Не думаю, что от такого питания в вашем желудке лёгкость образуется. Тушеную картошку сделаю, — Таня развернулась и вышла, не слушая, что там ворчит вдогонку свекровь.

С этого дня для Тани начался ад.

— Татьяна, можно потише? У меня давление подскочило! — стучала в стену Рина Степановна, когда Таня занималась уборкой и работал пылесос.

— Нина Степановна, я просила, но он тише не может, — Таня заходила в комнату к больной женщине с пылесосом, предлагая той самой сделать его потише. Свекровь отворачивалась к стене и отказывалась ужинать.

— Тань, ну что ты её донимаешь? — Юра приходил от матери расстроенный. Та жаловалась ему на его жену с завидным постоянством.

— Юра, я не могу ходить у себя дома на цыпочках и разговаривать шёпотом! Я сомневаюсь, что твоя мать настолько больна, что не может сама даже встать и умыться! Нет, ей нужно, чтоб я вставала ни свет ни заря, протирала её влажными салфетками, и чуть ли не с ложечки кормила! А потом неслась, как сайгак, на работу. В конце концов, это твоя мать! Мог бы уделять ей побольше внимания! — Таня выговаривала мужу вечером в постели. «И чтоб она от меня отстала, наконец!» — про себя взмолилась она.

— Вы, женщины, лучше поймете друг друга, — Юра чмокнул жену в плечо, отвернулся и захрапел. Таня еще долго ворочалась, гоняя в голове разные мысли, как жить дальше.

— Татьяна! — разбудил Таню голос свекрови раньше будильника.

«Да что ж такое-то?!» — едва разлепив веки, девушка посмотрела на часы — вставать через сорок минут. Она уткнулась лицом в подушку и застонала.

— Татьяна! — голос набирал децибелы.

— Что? — невестка вошла в комнату к свекрови и включила свет. Та сидела на полу и рядом с ней было разбросано её постельное белье.

— У тебя неудобная кровать, я всё время соскальзываю с неё. Где там твой ширпотреб? Постели мне его обратно, что ли, — свекровь, похоже, забыла, что больна. Голос у нее был прежним — строгим, властным и надменным.

— А ничего, что мне на работу с утра?! И я спать могла бы еще почти час! Вы не могли соскользнуть минут через сорок? — нервы у Тани не выдержали.

— Ой, так я не хотела и так тебя будить, думала — подожду, когда ты проснёшься, но замерзла лежать на полу, — свекровь поняла, что перегнула палку и голос её снова стал слабым и болезненным.

— Сейчас Юру позову. У него выходной сегодня, отоспится днём. Вот пусть вам поможет.

— Что тут, черт возьми, происходит? — на пороге возник сын Нины Степановны, — Таня! Почему мама на полу? Она же простудится!

— Ничего, сынок, — мать лисьим голосом успокаивала его, — твоя жена просто постелила мне очень странное постельное бельё. Оно так бьет током, просто ужас! Я думала — у меня инфаркт случится.

У Тани от такой наглой лжи глаза на лоб полезли. Она не нашлась даже, что сказать.

— Ну, жена, я от тебя не ожидал такого, — Юра вышел из комнаты и вернулся с тем же комплектом, что лежало на кровати изначально.

— Я сам всё сделаю, — он выпроводил Таню из комнаты, чему она была только рада. У нее оставалось полчаса для сна.

Однажды Тане показалось, что обувь свекрови стоит не там, куда она её поставила во время уборки. Решив проверить, она снова переставила туфли Нины Степановны. Вечером они опять стояли на другом месте. Таня задумалась.

— Юра, как ты думаешь, твоя мать сильно больна? — поинтересовалась как-то Таня у мужа.

— Разумеется! — тот был оскорблен таким недоверием, — Ты что же думаешь, кому-то доставляло бы радости целыми днями лежать в постели, притворяясь больным?

Видя скептический взгляд жены, он возмутился.

— У тебя больная фантазия! Я не хочу больше с тобой обсуждать болезнь мамы. Пусть её лечат и наблюдают врачи!

— О, да! Кстати, о врачах! Я что-то не видела в нашем доме еще ни одного доктора, который бы обследовал или наблюдал за её лечением и самочувствием, — Таня вопросительно посмотрела на мужа.

— Они приходили в твоё отсутствие, — нашёлся супруг, — Мама звонила мне на работу, и я приезжал к их приходу.

Таня проглотила откровенное враньё. У неё созрел план.

Взяв отгул на один теплый погожий день, она расположилась в кафе напротив своего дома, заказав кофе и круассан. Из окна хорошо просматривалась дверь в подъезд, где они жили. Ждать пришлось недолго. Она не доела еще и половины круассана, как из подъезда вышла Нина Степановна при всем параде. Приличная укладка, легкий макияж, стильный брючный костюм, легкая сумочка. «Со стороны и не скажешь, что мадам тяжело больна», — усмехнулась Таня, доедая остатки круассана и на ходу допивая кофе. Быстро расплатившись, она, незаметно для свекрови, вышла из кафе и пошла за ней.

Невестка диву давалась выносливости свекрови. Та обошла почти все магазины в окрестностях, прокатилась на экскурсионном трамвайчике, прогулялась по набережной. Хотела поехать на автобусную экскурсию, но, поскандалив с экскурсоводом, плюнула и пошла в парк. Посидела в открытом кафе и, взглянув на часы, заторопилась домой. Таня, едва поспевая за ней, чувствовала себя, как выжатый лимон, а у той ни малейшей усталости ни на лице, ни в походке. Весь вид её говорил о прекрасно проведённом времени.

Нина Степановна огляделась и вошла в подъезд. Таня едва не попалась, но вовремя заскочила за угол дома.

«И что теперь?» — она не знала, как лучше преподнести мужу то, что его мать водит их за нос столько времени и манипулирует ими.

— Да как есть, так и скажу! — она решила не выдумывать сложностей.

Подождав несколько минут, она поднялась у себе в квартиру. Туфли свекрови стояли в другом месте, видимо, она машинально их надевала, не обращая внимания на то, где они стоят и, снимая, ставила туда, где ей было удобней.

— Юрашик, это ты? — бодрым голосом крикнула Нина Степановна, не ожидая Таню так рано.

— Нет, это Танюшик! — Таня вошла в комнату свекрови, застав ту за переодеванием. — Как погуляли?

— Татьяна? А ты что тут делаешь? — не нашлась, что сказать, свекровь.

— Вообще-то, живу я тут! А вот вы что тут делаете, могу я узнать? — она уперла руки в бока и приготовилась слушать очередную ложь.

— Ты всё неправильно поняла! — свекровь попыталась перевоплотиться в больную, но Таня жестом дала понять, что этого лучше не делать.

— Я, действительно, не совсем понимаю ваше представление. Что за цирк вы здесь устроили?

В этот момент ключ в замке повернулся.

— Мам, я пришел! Ты дома? — Юра не сразу заметил Таню, а заметив, растерялся. Он тоже не ожидал увидеть ее дома так рано.

— Интересно, а где это у нас может быть тяжело больная мама, м? — Таня с интересом смотрела на мужа. — Наверно, мама лечилась речным воздухом?! А может ей шопинг прописали для выздоровления? Или шашлычок с острой морковкой и маринованным луком для лучшего пищеварения? Что скажете, Нина Степановна? А ты, «Юрашик», что молчишь?

— Ну, а что? Ну, прогулялась мама немножко? Это преступление, разве? Что ей, тухнуть и киснуть тут, в четырёх стенах? Вы постоянно ругаетесь, вот она развеяться и решила. Правда, мама?

— Ты совершенно прав, сынок, — Нина Степановна даже не пыталась оправдываться. Она встала возле зеркала и стала поправлять прическу.

— Я что, зря такие деньги за стрижку отдала и обновок накупила, чтоб дома прозябать и тебя слушать, как ты ехидничаешь и издеваешься над больной женщиной? — похоже, у свекрови началось раздвоение личности. Она никак не могла определиться, кто она в данный момент — больная мать или властная свекровь. Свекровь победила.

— Я всегда говорила Юрочке, что не ту он себе жену выбрал. Вот дочка моей подруги, Валечка, больше ему подходила. Добрая, интеллигентная девочка, до сих пор сохнет по Юрашику. Так нет, ему простолюдинку подавай! Видите ли, страсть у него! Только, что-то эта ваша страсть дальше храпа не идет!

— Мама! Ты что, подслушивала? — щеки сына вспыхнули от стыда.

— А чего мне подслушивать-то? Кроме храпа я ничего не слышала, никаких звуков больше! — фыркнула Нина Степановна, — А вот с Валечкой у вас бы всё по-другому было. У вас бы любовь была.

— Ну, хватит! — Тане надоело выслушивать гадости в свой адрес. Муж не мог защитить ее или не хотел.

— Юра, приструни свою мать, иначе…

— Иначе что? — не дала договорить ей свекровь.

— Иначе, я подаю на развод, раз мой муж не может меня защитить.

— Боже мой! Какое горе! — театрально ахнула и всплеснула руками свекровь, — Да он локтем перекрестится, что избавится от тебя! Правда, Юраш?

Юра стоял молча, не вмешиваясь в перепалку женщин. Но тут ему задали конкретный вопрос и ему надо было что-то ответить. Он только пожал плечами и отвернулся, словно это не его сейчас разводила собственная мать.

— Отлично! — Таня постаралась успокоиться, — Заявление на развод я подам сама. Можешь приходить на суд, можешь не приходить, нас в любом случае разведут.

— Вот и прекрасно! Правильное решение! А Юрашик подаст заявление на раздел имущества!

— А что вы делить тут собрались? Ваш ламповый телевизор, который стоит на балконе уже третий год? Или новый? Так забирайте! Мне он даром не нужен!

— Ну что ты, деточка?! А квартира? Половина квартиры принадлежит мужу при разводе! — свекровь довольно потирала руки.

— Неужели? Мы что, её совместно нажили? Да мы совместно нажили только вас на нашу голову! А квартира мне подарена моими родителями. И идите вы лесом, вместе с вашим Юрашиком! — не выдержала Таня и пнула сумочку свекрови, которая случайно оказалась на полу.

— И я считаю до пяти, чтоб вы оба исчезли из этого дома! Телефон полиции мне, простолюдинке, известен, как никому! — она взяла в руки телефон и посмотрела на часы, — Время пошло!

— Танюш, мне кажется, ты погорячилась, — Юра понял, что запахло жареным. Но Таня была непреклонна.

— Минута прошла! Чемодан большой можешь тоже забрать, — она указала мужу на большой чемодан, лежащий на антресолях.

Юра стал собирать вещи, поглядывая на жену, в надежде, что она пошутила и вот-вот засмеётся, и скажет, что это был розыгрыш.

— Две минуты! Осталось три. Телевизор! — она пальцем указала на старье, пылящееся на балконе.

Юра, корячась, вытащил неподъёмную бандуру и вынес на лестничную площадку, рядом с чемоданом.

— Осталось две минуты, — отсоединив провода нового телевизора, Нина Степановна собирала свои вещи. Телевизор перекочевал в компанию к чемодану и старому ящику.

— Уложились! — Таня ногой выпнула тапочки мужа в подъезд и захлопнула двери за свекровью и мужем.

В комнате, где обитала свекровь, что-то изменилось. Когда Таня поняла — что, она расхохоталась и смеялась до слез, пока не заболел живот и не стало трудно дышать.

— Ну, нафиг! — она еле успокоилась, восстанавливая дыхание и разговаривая вслух сама с собой, — Не хватало еще от смеха помереть в самом расцвете лет, свободной женщиной!

На кровати лежал «нейлоновый» комплект белья свекрови, а Танин пододеяльник с простынёй и наволочками благополучно перекочевали в чемодан к Нине Степановне.

Таня долго не могла привыкнуть к свободе. После работы, она, как раньше, порывалась бежать домой, готовить мужу ужин, но вовремя вспоминала, что мужа у неё больше нет. И даже штампа в паспорте не осталось — она поменяла фамилию обратно, на девичью. И плевать, что пришлось переделывать и менять кучу документов.

И только она стала привыкать и входить во вкус, как через пару месяцев в двери позвонили. На пороге стояла свекровь собственной персоной.

— Танюша, здравствуй! — начала Нина Степановна с, непривычного для неё, вступления, — Можно войти?

Таня посторонилась, пропуская ее в прихожую. Дальше прихожей она её пускать была не намерена.

— Танюш, — заискивающим голосом продолжала она, — Ты нас прости, мы погорячились. Юра ведь был хорошим мужем?!

Таня молчала.

— Ну поругались, с кем не бывает?! Милые бранятся, сама же знаешь. Может, помиритесь уже? И ты его обратно примешь? — свекровь умоляюще сложила руки перед собой.

Таня продолжала молчать, лишь приподняла одну бровь. Она ждала кульминации. И дождалась.

— Не могу я больше с ним жить! Сил моих больше нет! — женщина опустила руки обреченно, — От него же толку никакого! Ни украсть, ни покараулить. Палец о палец не ударит в доме, крошки хлеба не принесет. Всё я, всё я! Вырастила на свою голову тунеядца!

— Танюш, вы же хорошо жили, ну помиритесь, что тебе стоит?

— Нина Степановна, идите с богом! И, пожалуйста, забудьте сюда дорогу! Я замуж выхожу! — Таня, конечно, сказала неправду, но не могла отказать себе в удовольствии, посмотреть на вытянутое от удивления, лицо свекрови и закрыть перед этим лицом дверь.