Как это твоя квартира? Мы все тут живём, и ты не можешь здесь решать, кто в ней будет жить, а кто нет! — выдала свекровь
— Я сказала — нет, — повторила Катя, отчаянно пытаясь удержать себя в руках. — Это моя квартира. И я не собираюсь…
— Твоя? — перебила её свекровь. — А как же семья? Саша, ты слышишь, что твоя жена говорит?
***
Катя медленно, почти неохотно, открыла дверь своей квартиры. На часах почти девять вечера. Задержалась на работе, так и не завершив тот важный проект, который поглотил весь её день. Кухня, как всегда, наполнялась шумом — громкий голос свекрови доносился через полквартиры.
— Опять поздно! — воскликнула Людмила, когда дверь открылась. — Саша голодный, сидит!
Катя глубоко вздохнула, снимая пальто. Всё больше не могла понять, что происходит. Полтора месяца назад, когда Саша попросил принять родителей на время их ремонта, это казалось простым делом — две-три недели максимум. Время пролетело, а они так и не уезжали. Кажется, ещё месяц или два, и вся эта история превратится в затяжной кошмар.
— Добрый вечер всем, — произнесла Катя, шагая в кухню.
За столом сидели Саша и Николай, уткнувшись в телевизор. Людмила гремела посудой у плиты, будто никакого ужина не было.
— Я же просила приходить не позже семи, — продолжала Людмила, глядя на Катю. — У нас режим, мы привыкли ужинать вовремя.
Катя едва заметно пожала плечами и, не раздеваясь, подошла к холодильнику.
— У меня работа, — спокойно ответила она. — Важный проект. Надо было доделать.
— Работа, работа… — передразнила Людмила, фыркнув. — А о муже кто подумает? Саша, скажи ей!
Саша ёжился на стуле, подёргивая плечом. В его голосе звучала какая-то неловкость, будто он и сам не знал, чего хочет. Его ответ пришёл с задержкой:
— Катюш, может, правда, стоит пораньше приходить?
Катя сжала губы. Раньше такого не было. Саша никогда не упрекал её в задержках. Но теперь… с появлением родителей он стал каким-то другим. Или ей это только казалось?
— Да-да, — поддержал сына Николай, отрывая взгляд от телевизора. — Женщина должна думать о семье. Вот в наше время…
Катя на секунду остановилась, чувствуя, как тяжело сжимается грудная клетка. Раньше всё было по-другому. А теперь… теперь она не могла понять, что происходит.
— Я сейчас приготовлю ужин, — сказала она, доставая пакеты с продуктами.
— Не трудись, — фыркнула Людмила, не отрываясь от кастрюль. — Я всё сделала. И твою посуду переставила, она стояла неправильно.
Катя замерла, не веря своим ушам.
— Что значит переставила? Это моя кухня, Людмила… — её голос чуть подрагивал от обиды.
— Вот именно, твоя кухня, — перебила свекровь. — Но нужно по-умному всё организовать. Я же опытная хозяйка!
Катя почувствовала, как температура в её теле поднялась. Она оглядела стол — Саша, который когда-то был таким близким и понятным, теперь сидел и избегал её взгляда. А этот человек, сидящий рядом с ним, явно не имел ни малейшего понятия о границах.
— И вообще, — продолжала Людмила, обращая внимание на обои на стенах, — ремонт тут явно нужен. Это всё выглядит как-то старо.
— Людмила… — Катя старалась говорить как можно спокойнее, хотя это было трудно. — Мы договаривались, что вы у нас поживёте, пока у вас ремонт. Но ремонт даже не начался. Может, пора подумать…?
— Ой, с ремонтом незадача вышла, — вздохнула Людмила, разводя руками. — Мастера подвели, материалы не те привезли. Придется ещё немного у вас пожить.
— Сколько? — сдержанно спросила Катя.
— Ну, месяца два-три, не больше, — беззаботно ответила Людмила, будто речь шла о каких-то пустяках. — А что такого? Мы же не мешаем!
Катя почувствовала, как руки начинают дрожать. Два-три месяца? Всё это продолжится ещё два-три месяца? Это было как кошмар, который не заканчивался.
— Сашенька, — вдруг сладко пропела Людмила, улыбаясь так, как только она умела. — А может, нам вообще не спешить с ремонтом? Продадим нашу квартиру, а здесь все вместе жить будем. Места хватит!
Катя почувствовала, как у неё отняло дыхание. Это её квартира. Её собственность. И теперь свекровь предложила ей…?
— Отличная идея, мам! — оживился Саша. — Правда, Кать? Ты вот ничего не успеваешь, а так нам поможет!
Николай кивнул, поддержав сына.
— Правильно! Молодым нужна поддержка старших. Мы и с внуками поможем, когда появятся.
Катя опустилась на стул, её голова была полна невыносимых мыслей. Когда её жизнь успела превратиться в этот абсурд? Когда она перестала быть хозяйкой своей судьбы?
— Нет, — твёрдо сказала Катя, вставая.
— Что? — Людмила резко обернулась, не веря своим ушам.
— Я сказала — нет, — повторила Катя, отчаянно пытаясь удержать себя в руках. — Это моя квартира. И я не собираюсь…
— Твоя? — перебила её свекровь. — А как же семья? Саша, ты слышишь, что твоя жена говорит?
Саша нахмурился, его лицо было всё более напряжённым.
— Катя, ну что ты начинаешь? Мама дело говорит. Вместе жить проще…
— Проще? — Катя встала, её голос стал жёстким. — Проще — это жить под постоянным контролем? Терпеть, как в моем доме командуют чужие люди?
— Какие мы тебе чужие? — возмутилась Людмила, её голос стал почти неприязненным. — Мы родители твоего мужа!
— И что? — Катя повысила голос, не в силах сдерживаться. — Это даёт вам право распоряжаться моей собственностью?
Саша вскочил с места, лицо его покраснело, глаза расширились:
— Прекрати кричать на маму! — почти завизжал он, как мальчишка, которому дали подзатыльник. — Что с тобой случилось? Раньше ты была такой понимающей…
Катя стиснула кулаки так, что ногти впились в кожу, пытаясь не выпустить наружу весь тот гнев, что скапливался в ней последние полтора месяца:
— Понимающей? Да, была. Пока вы не начали превращать мой дом в казарму!
— Как ты смеешь так говорить! — Людмила всплеснула руками, как будто кто-то плюнул ей в лицо. — Саша, ты слышишь, что она говорит?
Саша растерянно переводил взгляд с матери на жену, как будто в первый раз видел людей, которые не могут просто пожить нормально.
— Катя, давай спокойно обсудим всё…
— Нет, Саша, — Катя выпрямилась, сдерживая себе слёзы. — Хватит. Я молчала полтора месяца. Терпела, как мою кухню переделывают, как мои вещи переставляют, как мной командуют в моем доме, в моей жизни!
— Мы просто хотели помочь, — вмешался Николай, пытаясь оправдаться, но всё равно звучал как тихая капитуляция. — Навести порядок…
— Порядок? — Катя резко повернулась к свекру, как будто он сказал ей что-то совершенно неуместное. — А кто вас просил? Это мой дом, мои правила!
— Какая грубая, — поджала губы Людмила, её лицо побледнело от злости. — Сашенька, ты позволишь ей так с нами разговаривать?
Катя почувствовала, как уходит вся сила, как пустота внутри заполняет её. Сколько ещё можно терпеть? Сколько ещё эта комедия будет продолжаться?
— Вон, — произнесла Катя тихо, но так, что все замолкли.
— Что? — Людмила замерла с поднятой ложкой, не в силах поверить своим ушам.
— Я сказала — вон из моего дома, — Катя повторила громче, её голос стал твёрдым, как бетон. — Прямо сейчас. Собирайте вещи и уходите.
Тишина в кухне была оглушающей. Людмила побледнела, Николай растерянно хлопал глазами, а Саша застыл с открытым ртом, словно не мог поверить в происходящее.
— Ты не можешь… — начала Людмила, не веря, что такое вообще возможно.
— Могу, — Катя отрезала её, глядя в глаза. — Это моя квартира. Моя собственность. И я больше не позволю никому командовать здесь.
Катя решительно прошла в гостиную, где спали её свекры, и начала собирать их вещи. Она чувствовала, как каждая минута тянется как целая вечность, но остановиться не могла.
— Катя, остановись! — Саша схватил её за руку, как маленький мальчик, не понимающий, что с ним происходит. — Ты не можешь так поступить с моими родителями!
— Могу, — Катя высвободила руку, стиснув зубы, сдерживая бурю в себе. — И если ты не согласен, можешь идти вместе с ними.
— Что? — Саша отшатнулся. — Ты выгоняешь меня?
— Нет, — покачала головой Катя. — Я даю тебе выбор. Либо ты остаёшься со мной, уважая мои правила, либо уходишь к родителям.
— Неблагодарная! — закричала Людмила, обиженно сжимая губы. — Мы к ней со всей душой, а она…
— Вещи собраны, — перебила Катя. — У вас есть пять минут, чтобы покинуть квартиру.
— Или что? — прищурилась Людмила, насмешливо поджимая губы.
— Или я вызову полицию, — спокойно ответила Катя, глаза её не дрогнули. — Поверьте, у меня хватит решимости написать заявление о незаконном проживании.
— Саша! — взвизгнула Людмила, хватая его за руку. — Сделай что-нибудь!
Но Саша стоял, как столб, растерянно оглядываясь то на свою жену, то на родителей. В его глазах читалась паника. Он никогда не был перед выбором, как этот.
— Время пошло, — Катя взглянула на часы, её голос был уже не настолько утомлённым, как прежде.
Людмила открыла рот, готовясь ответить, но Николай вдруг взял её за руку, его голос был тихим, но твёрдым:
— Пойдём, Люда. Нам тут не рады.
— Как это не рады? — возмутилась Людмила, её лицо исказилось. — С родней так не поступают! Саша, скажи ей!
Саша переминался с ноги на ногу, как будто не знал, куда деваться. Глаза избегали встреч с глазами жены, и это в нём настораживало, но он не мог иначе.
— Катя, может, всё-таки не надо так резко? Давай обсудим… — его голос дрожал, как струна.
— Нечего обсуждать, — ответила Катя, и в её голосе была такая твёрдость, что казалось, стены квартиры начали подниматься, чтобы защищать её. — Я всё решила.
Людмила и Николай, словно два старых затмённых зеркала, молча собрались и направились к выходу. Под дверью Людмила, всё ещё надеясь на чудо, обернулась, её глаза были полны слёз.
— Сашенька, ты же не оставишь нас?
Саша стоял, как окаменевший, и беспомощно развёл руками:
— Мам, я… я попробую поговорить с Катей. Может, она успокоится…
Когда дверь за его родителями закрылась, воздух в квартире стал тяжёлым, как дождь, который вот-вот начнёт литься с неба. Саша повернулся к жене, и в его глазах было столько вопросов, что Катя чуть не разрыдалась от боли, но сдержалась.
— Послушай, я не хотел, чтобы всё так вышло. Просто родители действительно оказались в сложной ситуации… этот ремонт…
— Какой ремонт, Саша? — Катя устало посмотрела на него. — Его даже не начинали. Твои родители просто решили захватить мой дом, как форт, и ты позволил!
— Не говори так! — вспыхнул Саша, словно его укололи. — Они не хотели ничего плохого! Просто думали, что вместе жить будет лучше.
— Лучше для кого? — Катя опустилась на диван. Словно вся сила ушла из неё. — Для тебя? Для себя? Обо мне кто-нибудь подумал?
Саша сел рядом, тянулся за её рукой, пытаясь найти хоть какое-то спасение. Но Катя была слишком далеко.
— Катюш, давай всё исправим. Я поговорю с родителями…
— Нет, Саша, — её голос был почти шёпотом, но такой твёрдый, что от его звучания кровь замерла в его жилах. — Уже поздно что-то исправлять. Я подаю на развод.
— Что?! — Саша вскочил, глаза его расширились, как у человека, у которого под ногами проваливается земля. — Из-за такой ерунды?
— Ерунды? — Катя усмехнулась горько, с каким-то больным холодом в голосе. — Ты называешь ерундой то, что позволил своим родителям командовать в моём доме? Что ни разу не встал на мою сторону? Ты знал, что они планируют поселиться тут насовсем и молчал. Это не ошибка, Саша. Это предательство.
На следующее утро Катя пошла в суд. Руки её не дрожали, потому что решение было твёрдым, как скала. И когда она вернулась домой, не было ни страха, ни сожалений — только пустота и лёгкость, как будто с неё сбросили тяжёлое одеяло.
Саша метался между ней и родителями. Приходил, стоял в дверях с цветами, как старая привычка — несчастная попытка сделать вид, что всё ещё можно спасти.
— Я всё осознал, Кать. Давай попробуем ещё раз?
Но Катя была непреклонна, как зимний ветер.
— Нет, Саша. Ты выбрал свой путь, а я свой.
После развода жизнь будто вздохнула. Катя начала посещать бассейн, поменяла имидж, даже стала поднимать бокал с друзьями, с которыми не могла пить за столом под взглядом свекрови. Всё, о чём она мечтала, что не решалась делать.
Однажды вечером, сидя в своём кресле с книжкой, Катя осознала, что не помнит, когда в последний раз чувствовала себя так по-настоящему живой.
— Свобода, — прошептала она, оглядывая свой уютный дом. — Вот что действительно важно.
Телефон зазвонил, вибрация вывела её из задумчивости. Людмила, конечно же, пыталась дозвониться.
Катя взглянула на экран, но не взяла трубку. Удалила номер. Её рука не дрогнула. Это была уже не её история, не её боль.
Впереди была новая жизнь. Жизнь, где никто не сможет вторгаться в её личное пространство, где она сама решает, с кем быть и кому доверять. И это было самое главное.
Сынок, пропишите Юленьку в своей квартире, ей скоро рожать!
Эти слова, сказанные бодрым и слишком уж решительным голосом, повисли в утреннем воздухе, словно удар колокола. Настя замерла, сжимая чашку чая в руке. Часы тикали, а в груди нарастало неприятное ощущение — как будто ей только что поставили шах и мат.
***
Всё началось ранним утром, когда в дверь неожиданно раздался звонок. Звонкий, настойчивый, словно хозяева проспали что-то важное. Настя вздрогнула, выныривая из утренней дремоты. Она обменялась с Колей сонными, удивленными взглядами. Кто мог прийти в такую рань? Коля нехотя встал, натянул футболку и, чертыхаясь, поплёлся к двери.
Настя села на кровати, прислушиваясь. За дверью послышался голос свекрови — бодрый, энергичный, совершенно не соответствующий раннему часу.
— Что-то случилось? Почему ты без предупреждения? — спросил Коля, и по его тону Настя поняла: он тоже не ожидал этого визита.
Свекровь стояла в коридоре с маленькой дорожной сумкой в руках, свежая, бодрая, как будто не проехала несколько часов на автобусе. На лице — выражение деловитой решимости.
— Здравствуйте, дети мои, — свекровь шагнула в прихожую, невозмутимо оглядывая квартиру. — Ничего страшного, просто мне срочно нужно было приехать в город по важному делу. Первый утренний автобус и вот я здесь!
От этих слов у Насти внутри всё сжалось. Она закрыла глаза, глубоко вздохнула. «Важное дело» у свекрови всегда означало одно — просьбу.
— Ну, раз приехала, проходи. Настя сейчас завтрак приготовит.
Свекровь, не дожидаясь приглашения, уже разувалась в прихожей.
Настя, заворачивая халат потуже, прошла на кухню, подстегиваемая тревожной мыслью. Что такое могло заставить свекровь сорваться с места? Она терпеть не могла поездки, особенно в столицу, особенно ни свет ни заря. Значит, ей что-то нужно. Скорее всего, помощь.
Она мысленно перебирала возможные варианты. Учитывая обстоятельства, самым очевидным казался один: Юля. Юля, младшая сестра Коли, беременна. Отец ребёнка, как и следовало ожидать, исчез с горизонта, и теперь свекровь, скорее всего, пришла просить денег.
С этими мыслями она привычными движениями замесила тесто для оладий, разогрела сковороду. Масло зашипело, запах жареного теста начал заполнять кухню.
— Мам, Коль, идите завтракать! — позвала она через пару минут, расставляя на столе сметану и варенье.
Свекровь села, разгладила скатерть кончиками пальцев, словно собираясь произнести что-то важное. Настя заметила, как Коля сжал губы и уставился в тарелку. Значит, разговор уже состоялся. Интересно, сколько попросила? Настя перевела взгляд на свекровь, но та спокойно намазывала варенье на оладью, словно ничего необычного не происходило
Завтракали молча. Лишь редкие звуки — стук ложки о чашку, тихий звон ножа о тарелку. Свекровь время от времени бросала взгляды на сына, но тот сосредоточенно жевал, избегая её взгляда.
Наконец, когда посуда была убрана, они перешли в гостиную. Коля вздохнул и, избегая взгляда жены, сказал:
— Мама просит прописать Юлю в нашей квартире.
Он говорил спокойно, но Настя слишком хорошо его знала. Ему не нравилась эта ситуация, но он не умел отказывать матери.
— Через два месяца ей ро жать, — продолжил Коля, устремив взгляд в окно. — Тут и врачи, и больницы лучше. И льготы столичные… Ну и, главное, чтобы в свидетельстве о рождении стояла столица.
— Это же для ребёнка, Настенька, — добавила свекровь мягко. — Ты же понимаешь, какое это важное дело. Юля одна, ей будет тяжело. Ты бы тоже хотела лучшего для своего ребенка, ведь так?
Настя медленно вдохнула. Ах, как же ловко она давит. Давит не просто фактами, а именно на материнский инстинкт, на возможное будущее, на совесть.
Ей надо был обдумать.
***
Настя стояла у окна, лениво водя пальцем по запотевшему стеклу. За окном серый февральский день, мокрый снег падал на улицу и тут же превращался в грязную кашу. Атмосфера в квартире была почти такой же — вязкой, холодной, неудобной.
Они купили квартиру восемь лет назад. Тогда они были молодые, влюблённые, только поженились. Копили на первый взнос, во всём себе отказывали. Её зарплата, его зарплата — они вместе тащили эту ипотеку, старались быстрее выплатить, а теперь, когда оставалось совсем немного, их просят прописать человека, которого здесь никогда не было.
— Настенька, родная, ну войди ты в наше положение, — мягко продолжила свекровь, словно убеждая капризного ребёнка.
Она сидела на диване, сложив руки на коленях, и смотрела на Настю с ласковой улыбкой.
Настя почувствовала, как внутри растет раздражение. Этот тон. Такой тёплый, заботливый, но за ним всегда пряталось давление.
— Юленька не будет у вас жить, конечно, нет. Просто родит здесь, да и обратно уедет. Только на консультации будет приезжать. Мы даже заходить к вам не будем, я её сама привезу и увезу, слово даю.
Настя прищурилась.
— Значит, вы всё уже решили?
Свекровь всплеснула руками.
— Ну что ты, детка! Конечно, нет! Мы просто просим. Разве плохо, если ребёнок будет столичным? Юленьке это важно. Это же старт, статус! Мы ведь о будущем думаем.
Настя почувствовала усталость.
— Это же не просто формальность, мам. Прописка — это серьёзно.
Свекровь тут же замахала руками, будто отгоняла ненужные сомнения.
— Да брось, какие формальности? Это же ваша семья! Это же Юлечка! Мы ведь не чужие, а родные!
Настя сжала губы.
— А если что-то пойдёт не так? Если потом возникнут сложности?
Свекровь нахмурилась, её тон стал чуть твёрже:
— Какие сложности? Мы же не враги вам, не аферисты какие. Всё будет, как мы договоримся. Ну ведь вам не сложно, правда?
Настя закрыла глаза, стараясь не дать раздражению выплеснуться наружу. Молчание повисло в комнате, тяжёлое, давящее.
Коля осторожно посмотрел на жену, но она не торопилась отвечать.
— Мам, — выдохнула Настя. — Мы подумаем.
В глазах свекрови мелькнуло разочарование, но она тут же спрятала его за ласковой улыбкой.
— Ну конечно, конечно! Только, ребятки, не затягивайте, хорошо? Время-то поджимает. Юленьке уже постоянно на консультации надо ходить.
Настя едва заметно кивнула.
Свекровь ещё долго сидела, возвращаясь к разговору снова и снова. Она рассказывала, как плохо приходится Юле, как она одна, как ей нужна поддержка. Как ей «не повезло».
— Ну что ж, не сложилось у неё с мужем. Что теперь? Ей уже 30. Хоть ребёнка для себя родит. И для меня тоже. Мне давно внуков хочется, — почти жалобно добавила она.
Перед уходом она несколько раз обняла Колю, поцеловала Настю и, уже стоя в дверях, в последний раз сказала:
— Вы же не откажете нам, да? Ну кто ей поможет, если не родные?
***
Когда за свекровью закрылась дверь, Настя с облегчением выдохнула. В квартире снова стало тихо.
Слишком тихо.
Коля сел на диван, устало потерев лицо ладонями. На кухне всё также тикали часы, приглушённо гудел холодильник.
— Ты же сама понимаешь, — начал он. — В столице действительно лучше и врачи, и больницы, и льготы предусмотрены… А там у них…
Он не договорил. Потому что «там у них» — это маленький провинциальный город, где род дом, скорее всего, давно нуждается в ремонте, а врачи работают из последних сил.
— Да, понимаю. — Настя села рядом и внимательно посмотрела на него. — Но могут быть последствия.
Коля нахмурился.
— Какие последствия? Мама же сказала, что Юля здесь жить не будет. Она просто будет приезжать на консультации и всё.
Настя невесело усмехнулась.
— А ты представь, каково ей будет постоянно ездить туда-сюда на консультации. Потом она скажет, что до родов удобнее пожить у нас, чтобы не мотаться. А потом ей будет трудно с младенцем ездить обратно. Всё логично, да?
Коля молчал.
— А ещё учти, — продолжила Настя, — что к младенцам ходят патронажные медсёстры. И ходят они по адресу прописки. Это значит, что Юля с ребёнком несколько месяцев должна будет находиться здесь. А у нас не такой уж и большой просторный дом.
Она посмотрела на мужа.
— Придется отдать Юле одну комнату, а сами переехать в другую. Ты готов к этому? А ещё учти, что ребёнок будет плакать, капризничать, Юля сможет днём отоспаться, а мы с тобой будем ходить на работу, как зом би.
Коля устало потер виски.
— Ты преувеличиваешь, Настя.
— Да? А давай представим ещё один вариант. Юля скажет, что ей тяжело одной, и тогда к нам приедет твоя мама, “на время”, помогать. И тогда нас тут будет пятеро. Ты представляешь, каково это?
Коля поморщился.
— Ну, мама же сказала, что никто жить здесь не будет! Им нужна только прописка.
— Ты правда в это веришь? — Настя посмотрела на него внимательно. — Коля, мама часто обещает одно, а потом делает по-другому. Разве не так?
Коля нахмурился.
— Юля моя сестра. Я её люблю. Да, она легкомысленная, но она в сложной ситуации. Как мы можем ей отказать?
Настя внимательно наблюдала за мужем. В его взгляде читались сомнения, но и неуверенность. Он хотел сделать правильно. Проблема была в том, что «правильно» означало совершенно разное для всех троих — для него, для неё и для его матери.
— Давай я поговорю с юристом на работе. Может, есть способ прописать, но без права проживания. Без последствий, — пообещала Настя.
***
Настя вернулась с работы вымотанная, но не столько от дел, сколько от мыслей, которые не отпускали её весь день. Весь день в голове крутились слова юриста, его чёткие формулировки, его настороженный взгляд.
Коля сидел на кухне, лениво помешивая ложкой чай.
Настя медленно стянула пальто, повесила на вешалку и села напротив мужа.
— Я сегодня разговаривала с юристом, — сказала она, не глядя на него.
Коля насторожился.
— И что он сказал?
— Если мы пропишем Юлю, то после родов она сможет прописать и ребёнка. Закон такой. Место жительства ребёнка определяется по месту жительства одного из родителей.
Коля пожал плечами:
— Ну и что? Разве это что-то меняет?
Настя подняла на него глаза, в которых скопилась злость, страх и усталость.
— Меняет всё, Коля. Мы не сможем выписать ребёнка, пока ему не исполнится 18 лет. Даже если Юля уедет обратно в район, ребёнок останется здесь. И у нас не будет никакого права сказать «до свидания».
Коля нахмурился, постучал ложкой о край чашки.
— Но мама говорила…
Настя перебила его:
— Я не знаю, Коль. Может быть, мама правда хочет помочь Юле, может быть, она не до конца понимает последствия. А может, понимает.
Коля задумчиво кивнул.
— И что ты предлагаешь? Как я должен это сказать маме? Просто отказать? Это же не по-человечески.
Настя вздохнула.
—Ты понимаешь, что прописка ради льгот – это мошенничество? Юрист мне это чётко объяснил.
Коля долго молчал, потом произнес:
—Я просто не знаю, как сказать это маме…
Настя грустно улыбнулась.
— Ты боишься её обидеть. Но подумай – почему она не боится обидеть нас?
***
Вечер выдался тревожным. Настя стояла у плиты, мешая суп, но мысли её были далеко.
Коля ушёл в другую комнату с телефоном в руках. Его голос сначала звучал ровно, потом стал жёстче, а под конец и вовсе сорвался на раздражённый тон.
Настя не вслушивалась в слова – ей и так было понятно, о чём разговор.
Когда он наконец вернулся, она сразу поняла: разговор был тяжёлым. Лицо хмурое, плечи напряжённые, в глазах усталость.
Она ничего не спросила. Просто вопросительно посмотрела на него.
Коля вздохнул и сел за стол, потирая ладонями виски.
— Я маме звонил, — глухо сказал он.
Настя молча пододвинула к нему чашку горячего чая.
— Сказал, что мы не можем прописать Юлю. Долго объяснял, почему это создаст нам проблемы.
Он замолчал, проводя пальцами по краю чашки.
— Она сначала сердилась, потом плакала… — он на секунду закрыл глаза. — В конце говорила уже очень сухо. Даже не попрощалась как обычно. Просто “Ладно, я поняла” – и всё.
Настя присела рядом и мягко взяла его за руку.
— Послушай, она немного посердится – и успокоится. Всё равно потом опять обратится к нам за помощью. Они всегда так делают. Но если бы мы согласились, то наши проблемы только начинались бы.
Коля ничего не сказал, но в его глазах мелькнуло сомнение.
***
Телефон молчал уже третий день. Свекровь больше не звонила.
Настя понимала – это затишье не от примирения, а от разочарования. Они поняли, что уговоры и давление не сработали, и теперь просто отошли в сторону, переваривая случившееся.
Коля вышел из ванной, вытирая волосы полотенцем. Он выглядел усталым, но в глазах больше не было той внутренней борьбы, которая терзала его последние недели.
— Мама всё-таки расстроилась. Не звонит… — с грустью сказал он.
Настя посмотрела на мужа, задержав взгляд.
— Ты же их знаешь. Да, сейчас они обижены, но как только понадобится что-то другое – помощь, совет, деньги – они снова объявятся. Только теперь они будут знать, что мы умеем говорить “нет”.
Настя взглянула на их уютную квартиру – на аккуратные полки с книгами, мягкий свет торшера, свежие цветы на подоконнике. Это было их пространство. Их дом.
За окном начинал накрапывать весенний дождь, смывая остатки холодной зимы.
И в этой новой тишине, в этой маленькой победе за собственное счастье, Настя наконец почувствовала настоящее спокойствие.
