Хотел развода? Получай! Но учти — квартира МОЯ, машина МОЯ, и дети тебя ненавидят!

 Ужин с сюрпризом, или Как ложка стала оружием
Ирина поставила на стол ложки, вилки, ножи, ещё раз проверила, всё ли на своих местах. Всё идеально, как в ресторане. «Но Генка этого даже не заметит,» — подумала она, усмехнувшись себе под нос. Раньше он любил, когда всё по уму. Сейчас — кажется, всё равно.

«Но я замечу,» — думала Ирина, передвигая тарелку чуть влево.

Дверь хлопнула. Геннадий вошёл, не снимая пальто, как будто в том виде и собирался ужинать. Взгляд его пробежал мимо, её вообще не заметил. Он прямо как мебель, по привычке, больше на неё не обращая внимания.

— Ты опять задержался, — произнесла Ирина. Голос ровный, но вот пальцы так сильно сжали ложку, что, кажется, она вот-вот сломается.

— Работа, — буркнул он, сняв пальто, повесил его на какую-то странную вешалку. Видно, в следующий раз он и галстук повесит на батарею.

— Работа в восемь вечера. В пятницу, — она усмехнулась, заставив себя улыбнуться. — Окей, садись. Гуляш готов.

Геннадий сел. Но не потянулся к тарелке. Вдохнул глубоко, а Ирина почувствовала, как что-то внутри неё свело.

— Ира, нам нужно поговорить.

— О чём? — она попыталась сделать голос как можно более спокойным, но что-то всё-таки дрогнуло в этих словах.

— Я… я встретил другую.

Тишина. Ложка, которую она держала, затряслась в руках. Но вот она не упала. Удивительно.

— Поздравляю, — выдавила она. — И давно ты её встречаешь?

— Три месяца.

— Три месяца, — повторила она, как эхо. — А я-то думала, что седина — это от стресса. Оказалось — от счастья.

Геннадий нахмурился.

— Не надо с сарказмом. Я не хотел тебя ранить.

— О, конечно! Ты просто хотел жить на две семьи, а я тут по пятницам гуляш готовила, в сплошном идиотизме. Всё равно не спрашивай, куда ты уходишь.

Геннадий резко встал, стул грохнул на пол.

— Хватит! Я не буду это терпеть!

— Терпеть? — Ирина вскочила. Подошла к нему, почти в упор. — Ты не терпел. Ты лгал. Три месяца. Каждый день.

Не заметив, как подняла ложку, она ударила ею по бокалу. Хрустальный бокал разбился, а осколки разлетелись, как их брак.

— Всё! Хватит! — рявкнул Геннадий.

— Да, хватит, — прошептала Ирина. — Но это только начало.

Ресторанный разгром, или Кто кого переиграет
Ресторан был пафосный, дорогой, с приглушённым светом и официантами, которые делали вид, что не слышат громких разговоров. Ирина сидела напротив Геннадия и его новой игрушки — Милены, изучала её как предмет для исследования.

Молодая, конечно. Макияж как у всех, дешёвые часы на руке и взгляд с достоинством. Понятно, она теперь главная королева в его жизни.

— Так вот ты какая, — сказала Ирина, отхлебнув вина.

— Я… не ожидала, что мы так познакомимся, — Милена заёрзала в кресле, но быстро собрала себя в кулак.

— А я ожидала, — усмехнулась Ирина. — Ты даже симпатичная. Только вот у тебя все достоинства заканчиваются на лице.

Геннадий аж поперхнулся.

— Ирина! Хватит!

— О, а что, ты её защищаешь? — Ирина наклонилась вперёд, словно ей не хватало только криков «война!» — Милена, он тебе сказал, что у нас общий счёт в банке? Что, если что, он остаётся с пустыми карманами, потому что в случае развода его вся родня осталась без штанов?

Милена побледнела, как экран мобильника после дождя.

— Что?

— Ах, он не сказал? — Ирина сделала невинное лицо, а в глазах уже плясал тот самый огонёк: — Ну конечно, зачем говорить такие подробности. Это же не имеет значения.

Геннадий вскочил, сыпанулся на стол, будто вот-вот разобьёт тарелки.

— Ты врёшь!

— Проверим? — Ирина достала телефон, будто вызывая духи на суд. — Позвоним моему адвокату?

Милена резко встала.

— Мне… мне нужно идти.

— Уже? — Ирина накрутила губы, притворно надув щёки. — А я думала, десерт закажем. Вдруг я ошибаюсь, а ты излишне торопишься.

Милена схватила сумку и почти побежала, как будто её кто-то схватил за хвост.

Геннадий просто молчал, его глаза метались с Милены на Ирину.

— Ты… ты всё испортила!

— Нет, дорогой. Это сделал ты.

Холодный расчёт, или Кто смеётся последним
Документы лежали на столе, как и полагается в самых неприятных сценах. Геннадий переворачивал их с такой яростью, что было видно, как его лицо темнеет от злости.

— Ты… ты подстроила всё с самого начала?

Ирина сидела напротив него, спокойно, будто её вообще не волнует, что тут происходит.

— Нет. Я просто была готова.

— Этот договор… ты подписала его год назад специально!

*— Конечно. Когда ты в очередной раз задержался на работе, — иронично добавила Ирина.

Он швырнул документы. Они разлетелись по столу, как и его последняя надежда.

— Я не подпишу это!

— Тогда суд. И ты будешь не только без денег, но и с долгами.

Геннадий схватил её за руку.

— Ты ведь любила меня!

— Да. А ты? — она вырвала руку. — Подпиши и уходи.

Финал, или Новая жизнь старой Ирины
Через неделю он пришёл. Без звонка, без предупреждения.

— Ира…

Она открыла дверь, но не впустила его.

— Ты что-то забыл?

— Я… я ошибался.

— Поздно.

— Давай попробуем снова!

Ирина рассмеялась, как бы показывая, что смех — это её главный ответ на всё это.

— Снова? Ты серьёзно?

— Я люблю тебя!

— Нет. Ты просто понял, что Милена любила только твои деньги. А теперь их нет.

Она захлопнула дверь. На улице пошёл дождь.

Месть по-женски, или Когда падение становится началом
Дождь барабанил по подоконнику, и Ирина сидела за столом, перебирая бумаги. Контракты, письма, служебные записки — вот, что осталось от блестящей карьеры Геннадия. Она с удовольствием вдыхала запах свежих бумаг, в которых было что-то едва уловимое — вкус победы, предательства, да и всего остального, что она по праву считала своим. Всё, что осталось — это разрушающие звонки и ответы с вопросом «когда же ты, наконец, получишь то, что заслуживаешь?» Она уже давно выучила их наизусть.

— Алло, Сергей Петрович? Да, это Ирина. Нет, не беспокою… Просто хотела предупредить: тот аудит, который вы планировали в компании Геннадия, лучше провести внезапно. Да, я слышала, там есть… нестыковки. — проговорила она, поправляя волосы. Это была не просто консультация, это было предсказание разрушения.

Положив трубку, она посмотрела в окно. Легкая улыбка заиграла на её губах, будто бы она уже выиграла бой, не прилагая ни малейших усилий.

Через две недели Геннадий стоял перед закрытыми дверями офиса. Увольнение. Без выходного пособия. С намёком на возможное уголовное дело. Всё, о чём он когда-то мечтал, утекло, как вода в песок. Он вытащил телефон и, несмотря на свою гордость, решил позвонить Милене.

— Алло? — её голос был холоден, как айсберг в полярной ночи.

— Мила, это я… Мне нужна помощь. — он говорил, не веря в свои слова.

— Ой, Гена, ты знаешь, я сейчас очень занята… — она даже не попыталась скрыть безразличие.

— Но ты же говорила, что любишь меня! — его голос стал глухим, будто он снова вернулся в пустоту.

— Любила. Когда у тебя были деньги. — ответила она, не скрывая своей насмешки.

Геннадий обескураженно посмотрел на экран телефона и почувствовал, как его сердце обрывается. Тишина. Он опустил телефон в карман и, впервые за долгие годы, ощутил, как земля уходит из-под ног.

Ирина наблюдала за этим спектаклем с холодной отстранённостью. Через знакомых, через соцсети, через случайные утечки. Она знала, что Геннадий ночует в дешёвой гостинице. Что его дорогие часы ушли с молотка. И что Милена уже давно с другим. Вот только теперь это стало её историей, а не его.

Она вышла на улицу, под дождь, с каплями, стекающими по щекам. Ирина шла уверенно, с тем взглядом, который не позволяет сомневаться. Она остановилась рядом с ним, когда он сидел на мокрой скамейке в парке, с выражением на лице, как будто он все ещё ждал, что сейчас кто-то поднимет его с колен и скажет: «Не переживай, все будет нормально». И не было.

— Ну что, герой? — Ирина стояла перед ним, смотря сверху вниз.

Геннадий поднял голову, и в его глазах была отчаянная просьба.

— Ты… ты довольна? — его голос был глухим, несоответствующим его состоянию.

— Нет, — Ирина ответила почти безразлично, чуть пожав плечами. — Я не довольна. Я не собираюсь радоваться, видя твоё падение. Я сделала это, чтобы ты понял. — она сделала паузу, давая этим словам время покопаться в его голове.

— Что? — Геннадий не понял.

— Что я могла уничтожить тебя. Но не стала. — она нахмурилась и, не взглянув на его лицо, бросила конверт ему на колени. — Это рекомендательное письмо. И билет в Сочи. Там тебя ждёт работа. Не такая шикарная, но честная.

Геннадий, как в замедленной съёмке, раскрыл конверт. В его глазах возникли сомнения, он не мог поверить в то, что она действительно сделала это.

— Почему? — спросил он, ещё не веря в происходящее.

— Потому что я не ты. — Ирина посмотрела на него со скрытой гордостью и развернулась, чтобы уйти.

— Ира! — Геннадий вскочил, догнал её и схватил за руку. — Я… я не знаю, что сказать.

— Ничего не говори, — Ирина высвободила руку, словно он был не более чем мелким раздражением. — Просто запомни: я могла оставить тебя ни с чем. Но пожалела. Не потому что люблю. Потому что я лучше. — она не оборачивалась, уходя с гордостью победителя, в то время как он остался стоять, сжимая конверт, который не спасал его от реальности.

Дождь усилился, как и его осознание, что всё это время он был в ловушке. И она, Ирина, была единственным человеком, кто по-настоящему видел его. Но теперь было поздно.

Она ушла. А он остался, сжигая последние надежды на спасение.

Так, эту вазочку мы сейчас переставим сюда, — не успела Анна опомниться, как свекровь уже хозяйничала в её гостиной

Людмила Петровна решительно направилась к антикварной вазе, которую Анна с мужем привезли из свадебного путешествия из Италии. Рядом её дочь Ирина уже сдвигала фотографии и сувениры на каминной полке, освобождая место.

Анна замерла с подносом в руках. Гости, пришедшие на новоселье, неловко переглядывались. Павел, муж Анны, растерянно переводил взгляд с матери на жену, явно не зная, как реагировать.

— Людмила Петровна, может не стоит… — начала Анна, но осеклась.

— А что такого? — искренне удивилась свекровь. — У нас в семье всегда так было — старшие помогают молодым обустраиваться. Вот и ваша квартира станет уютнее.

Анна сжала кулаки, чувствуя, как внутри нарастает волна возмущения. Их новая квартира, обустроенная с такой любовью, каждая деталь интерьера, выбранная после долгих обсуждений — теперь всё это подвергалось бесцеремонной ревизии, словно так и должно быть.

Свой берег

Анна встретила Павла три года назад — случайно, в антикварной лавке «Старый город» на Садовой. Она работала искусствоведом и часто заходила в антикварную лавку на обеденном перерыве — иногда просто так, посмотреть, а иногда в надежде найти что-то интересное для выставок.

В тот день Павел также зашел в эту лавку, чтобы выбирать старинные дверные ручки XIX века. Он работал архитектором — реставратором и они были нужны для реставрации особняка на Фонтанке. Их взгляды встретились над витриной с мейсенским фарфором, когда она рассказывала владельцу магазина историю одной вазы, а Павел, заслушавшись, забыл про свои ручки.

— А вы знаете, что у этой вазы есть сестра-близнец в Дрезденском музее? — спросила тогда Анна, заметив его интерес.

Так начался их первый разговор, затянувшийся на три часа. Они говорили про старинные вещи, про то, как каждый предмет хранит историю.

Потом были долгие прогулки по городу. Павел показывал ей тихие дворы-колодцы и рассказывал про здания, мимо которых раньше она просто проходила. Анна в ответ делилась историями художников, рассказывала про свою работу. Спустя год они поженились.

***

В свадебное путешествие они поехали в Италию. Экономили на всём — жили в простеньких отелях, ели в недорогих кафе. Но когда увидели ту вазу в маленькой антикварной лавке во Флоренции…

— Это знак, — сказал тогда Павел, разглядывая изящную роспись. — Смотри, такой же рисунок, как на той вазе в магазине, где мы познакомились.

Античная ваза девятнадцатого века с ручной росписью стоила почти все их оставшихся денег. Но они не смогли устоять — она словно была создана для их будущего дома. Продавец, пожилой итальянец, долго рассказывал им историю вазы, принадлежавшей когда-то флорентийской семье художников.

— В ней хранится любовь, — сказал он тогда. — Видите эти цветы на рисунке? Их писала жена для мужа.

Они купили вазу, потратив почти все наличные. Но ни разу не пожалели — она стала символом их любви, их первой семейной реликвией.

***

Когда они вернулись из поездки, то начали подыскивать себе жильё.

— Представляешь, — говорил Павел, осматривая очередную квартиру в доме с историей, — вот тут можно бы было сделать окно во всю стену, от пола до потолка. Утром будет столько света… А вон там идеальное место для твоей коллекции фарфора.

Они просмотрели, наверное, десяток вариантов. Копили деньги полтора года, отказывая себе во всём. Павел брал дополнительные проекты по реставрации, часто работая до поздней ночи. Анна помимо основной работы в музее вела экскурсии по выходным, устраивала частные лекции об искусстве.

Каждый вечер они сидели на кухне съёмной квартиры, обсуждая планировку, считая метры, мечтая о собственном пространстве. Раскладывали распечатки объявлений, спорили о районах, рисовали эскизы будущей обстановки. И вот наконец нашли её — квартиру своей мечты в старом доме на тихой улице, с высокими потолками и большими окнами. Потратили все сбережения, влезли в ипотеку, но ни разу не пожалели.

Полгода месяца делали ремонт, превращая обветшалое пространство в уютное гнездо. Павел сам разрабатывал дизайн-проект, учитывая каждое пожелание Анны. Она выбирала цвета, текстуры, детали декора. Вместе они создавали дом, в котором соединились их представления о красоте и комфорте.

— А тут поставим книжный шкаф, — Анна водила пальцем по нарисованному плану. — И кресло обязательно, уютное такое…

— И столик для чая рядом, — подхватывал Павел. — Будем по вечерам сидеть, разговаривать.

Каждые выходные они ездили по магазинам, выбирая обои, плитку, светильники. Бывало спорили, но всегда находили компромисс.

— Смотри, какая люстра! — восхищалась Анна в маленьком магазинчике. — Прямо как в старых фильмах.

— Дороговато, — хмурился Павел, глядя на ценник.

— Зато на всю жизнь, — улыбалась она. — Представь, как красиво будет…

Подготовка к новоселью началась за месяц. Анна продумывала меню, расставляла мебель, подбирала скатерти и салфетки. Хотелось, чтобы всё было идеально. Ваза заняла почётное место на каминной полке — именно там, по мнению Анны, она смотрелась особенно красиво.

— Может, не стоит звать сразу всех? — осторожно спросил Павел накануне. — Мама любит… командовать.

— Всё будет хорошо, — уверенно ответила Анна. — Это же наш дом, наш праздник.

Она представляла, как все оценят их старания, как будут восхищаться интерьером, который они создавали с такой любовью. Как свекровь наконец увидит, что они могут принимать самостоятельные решения…

Чужие порядки
Гости начали собираться к шести. Первыми пришли дядя Костя с тётей Верой, принесли в подарок старинный подсвечник. Анна как раз заканчивала сервировать стол, когда раздался звонок в дверь — на пороге стояли Людмила Петровна с Ириной.

— Ну, показывайте свои владения, — с порога заявила свекровь, критически оглядывая прихожую. — Ирочка, посмотри, какие странные бра они повесили. В наше время такие были в коммуналках.

— Это оригинальные светильники начала века, — пояснила Анна. — Мы специально искали…

— Да-да, — перебила Ирина, — очень… винтажно. Прямо как в музее.

Людмила Петровна методично обходила комнаты, комментируя каждую деталь интерьера. Остановилась у буфета красного дерева:

— И это вы называете мебелью? Такой старомодный… У меня есть отличный современный сервант, белый, с подсветкой…

— Людмила Петровна, — Анна старалась говорить спокойно. — Мы специально подбирали антикварную мебель. Она прекрасно сочетается с…

— С пылью на полках? — хмыкнула Ирина, проводя пальцем по полированной поверхности. — Мам, помнишь наш гарнитур из «Икеи»? Вот это современно!

За столом стало ещё хуже. Свекровь придирчиво изучала сервировку:

— Это что за тарелки? Почему не те, что я вам на свадьбу дарила?

— Мы купили их во Флоренции… — начал было Павел.

— Ах, во Флоренции! — всплеснула руками Людмила Петровна. — Всё-то у вас не как у людей. Нет чтобы простой, удобный сервиз…

— Правда, мам, — поддакнула Ирина. — Я вот себе недавно в «Ленте» набор взяла, практичный…

Анна заметила, как тётя Вера многозначительно переглянулась с мужем. Дядя Костя едва заметно покачал головой.

— А обои эти… — продолжала свекровь. — Кто сейчас клеит такие тёмные? Надо было светлые, в цветочек…

— Это историческая расцветка, — тихо произнесла Анна. — Павел нашёл в архивах…

— В архивах! — перебила Ирина. — Вы что, в музее живёте?

Анна искала глазами поддержки мужа, но тот старательно накладывал салат, делая вид, что не слышит разговора.

— Паша, — не выдержала она наконец. — Может, ты скажешь что-нибудь?

Павел поднял глаза, и в них читалась растерянность человека, оказавшегося между двух огней.

— Ну… мы же всё обсуждали… — неуверенно начал он. — Выбирали вместе…

— Ах, так ты теперь на её стороне? — мгновенно отреагировала Ирина. — Мама лучше знает, как должен выглядеть настоящий дом!

В комнате повисла тяжёлая тишина. Анна чувствовала, как к горлу подступает ком. Она столько раз представляла этот вечер: тёплые разговоры, восхищение их коллекцией антиквариата, уютные беседы за чаем… А получила холодное противостоние, где каждая вещь, выбранная с такой любовью, становилась поводом для критики.

Осколки тишины
Вечер подходил к концу, когда случилось непоправимое. Людмила Петровна, раздраженная тем, что её советы игнорируют, направилась к камину. Её взгляд остановился на античной вазе — той самой, из Флоренции, что стояла чуть в стороне от центра каминной полки.

— Нет, ну это же просто смешно, — безапелляционно заявила она, протягивая руки к фарфоровому сокровищу. — Такую красивую вещь запихнули в угол. Её надо на центр… Такая вещь должна быть на самом видном месте…

Звон разбившегося фарфора прорезал воздух. Ваза выскользнула из рук свекрови и рассыпалась на десятки осколков.

Анна застыла. Её взгляд был прикован к белым фарфоровым кусочкам — всё, что осталось от их первой семейной реликвии. В голове пронеслись воспоминания: солнечная Флоренция, маленькая лавка, где они с Павлом, счастливые, выбирали эту вазу…

— Ой, — только и сказала Людмила Петровна. — Ну надо же, выскользнула… Ничего, я вам свою вазу привезу, китайскую, она…

— Уходите, — голос Анны прозвучал неожиданно спокойно и холодно.

В комнате повисла звенящая тишина. Все замерли, потрясённые не столько требованием, сколько стальными нотками в обычно мягком голосе Анны.

— Что? — свекровь картинно приложила руку к уху.

Ирина вскочила, её лицо покраснело от возмущения:

— Да как ты смеешь? Мама хотела как лучше! Подумаешь, какая-то ваза… Тоже мне, трагедия…

— Уходите из моего дома, — голос Анны дрожал, но был твёрд. — Немедленно.

— Паша! — воскликнула Людмила Петровна. — Ты слышишь, как твоя жена разговаривает с матерью?

Павел шагнул вперёд, встал рядом с женой. Его рука легла на её плечо — жест защиты и поддержки.

— Мама. Тебе действительно лучше уйти. И ты, Ира, тоже.

— Вот значит как? — голос Людмилы Петровны задрожал. — Выбираешь эту… эту… А мать родную выгоняешь?

— Нет, мама. Я защищаю свою семью. Свой дом. Свой выбор, — голос Павла звучал твёрдо. — А эта ваза… Она значила для нас больше, чем просто предмет интерьера. Это был символ начала нашей семьи.

Тётя Вера первой поднялась с места, потянула мужа за рукав:

— Пойдём, Костя. Людочка, и тебе лучше… Действительно, лучше сейчас всем успокоиться.

Остальные гости заторопились к выходу, негромко переговариваясь. Кто-то делал вид, будто ничего не случилось, кто-то украдкой смотрел на хозяев с сочувствием.

А Людмила Петровна нарочно медленно надевала пальто, всем своим видом показывая, как глубоко её задело происходящее.:

— Я всё поняла, сынок. Всё поняла. Только помни — мать у тебя одна.

— И жена тоже одна, — твёрдо ответил Павел. — И я не позволю никому её обижать.

***

Когда дверь закрылась за последним гостем, Анна опустилась на колени перед осколками вазы. Павел сел рядом, обнял её за плечи. В тишине было слышно тиканье часов и их дыхание.

— Прости, — прошептала она. — Я не хотела устраивать сцену…

— Это ты прости, — он поцеловал её в макушку. — Что так долго молчал. Но теперь всё будет иначе.

Они долго сидели молча, глядя на разбитую вазу. Но странным образом эти острые осколки словно склеили что-то между ними, сделали их союз крепче. В этот вечер они окончательно стали семьёй — не частью большого клана Людмилы Петровны, а своей собственной, маленькой, но крепкой семьёй.

Они начали собирать осколки. Впереди было много разговоров, много непростых решений. Но главное уже случилось — они выбрали друг друга. А остальное… остальное приложится.

Мозаика счастья
Прошло три месяца. За окном расцветала весна, наполняя квартиру солнечным светом. На каминной полке теперь стояла небольшая керамическая ваза ручной работы — их с Павлом новое приобретение с блошиного рынка. Простая, с легкой асимметрией и теплым терракотовым оттенком, она идеально вписывалась в интерьер.

— Смотри, она немного кривоватая, — улыбнулась тогда Анна, вертя вазу в руках. — Как будто живая.

Отношения с Людмилой Петровной постепенно восстанавливались, хотя и по новым правилам. После того вечера Павел впервые в жизни провел серьезный разговор с матерью. Без криков и обвинений — просто честно рассказал о своих чувствах, о том, как важно для него сохранить и семейные узы, и независимость их с Анной дома.

Ирина все еще дулась, но уже начала иногда звонить брату. Правда, теперь её советы стали звучать как предложения, а не как приказы. Тётя Вера оказалась неожиданной союзницей — именно она помогла Людмиле Петровне принять новые границы.

— Людочка, — говорила она своей сестре, — чем меньше давишь, тем чаще дети сами приходят за советом.

Анна и Павел со временем стали не просто супругами, а настоящей командой, которая умела держаться вместе, когда всё шло не по плану. Они поняли, что любовь — это не только про тепло и уют, но ещё и про поддержку, про «мы» даже в непростые дни.

Каждый вечер, возвращаясь с работы, они проходили мимо каминной полки. Иногда Анна останавливалась, поправляла новую вазу и улыбалась. В такие моменты Павел обнимал её сзади, и они молча стояли, наслаждаясь тишиной их дома.

— Как же хорошо быть дома, — шептала она в такие минуты, прижимаясь к мужу.

А осколки той, флорентийской вазы, Анна не выбросила. Она сделала из них мозаику — небольшое панно, которое повесила в кабинете. На белом фарфоре играли солнечные лучи, напоминая о том, что иногда нужно что-то разбить, чтобы создать новое. Что-то более прочное и настоящее.

В их доме не было идеального порядка Людмилы Петровны или модных штор от Ирины. Зато в нём была любовь, уважение и свобода быть собой.